Книга Капитаны в законе - Валерий Елманов

– Как знать, – не согласился Сангре. – Пути исподнего неисповедимы, – и. натолкнувшись на недоуменный взгляд князя, пояснил: – Я имею ввиду грязного белья, которое никому не хочется перетряхивать при посторонних. А уж тем паче при хане.

Но тут Петр одернул себя – кажется, наболтал чересчур много. А потому он резко поменял опасную тему. Дескать, сейчас у него голова вообще не соображает, поскольку жутко хочется ополоснуться с дороги, а то весь потом пропах, как какой-то степняк, прости господи за похабное сравнение. А за привезенные гривны он готов поподробнее потолковать с князем не далее, как сегодняшним, а лучше завтрашним вечером.

Тот поморщился, но промолчал. А через десяток минут ему и вовсе стало не до того – прискакавший от хана гонец потребовал, чтобы тот срочно явился перед Узбеком. Пока Михаил Ярославич отсутствовал, Сангре с наслаждением помылся, чуточку смущаясь под восторженными взглядами Черныша, раз десять порывавшегося поблагодарить. Да не просто так, но при этом непременно плюхнуться в ноги. Словом, князь угадал на все сто. Ухаживал он за Петром и впрямь как девка красная. Дошло до того, что Черныш, дабы Сангре помягче лежалось, даже спер из княжеского шатра пару подушек. Правда, их Петр велел немедля отнести обратно.

Впрочем, вскоре за мальцом прибежали – брат пришел в себя и хотел его увидеть. А буквально через пару минут полог открылся и появился Кирилла Силыч. Оказалось, в становище прибыл другой ханский гонец. На сей раз за Петром.

Предложение боярина переодеться в нарядное, Сангре решительно отверг и поступил наоборот – остался в скромной неброского цвета одежке, в которую переоделся после мытья. Ну разве белая рубаха по вороту была расшита красными лебедями и прочими пернатыми, но иных у него и не имелось, все с узорами, Заряница постаралась.

Брать с собой Вовку, сына Дягиля, он отказался. Мало ли, пацан совсем, политесу не знает, но гусли у него забрал.

– А они тебе на кой ляд? – вытаращил глаза боярин.

– Мало ли, вдруг Горбатый Мурку сбацать велит, – последовал загадочный ответ. – Ну, я пошел, а ты без меня распорядись стол приготовить, ладно? А то у меня с самого утра ни крошки во рту.

Глава 22

Личный гусляр… Узбека

Белоснежная юрта великого хана всей Орды была нарядно украшена разноцветными шелками и яркими коврами, на которых бушевало бурное разнотравье весенней степи. Не без некоторой робости, сопровождаемый подозрительными взглядами суровых телохранителей, застывших на входе – что за странная деревянная вещица свисает у урусита сбоку – Сангре прошел вовнутрь.

Хан возвышался над остальными, сидя на золотом троне. У подножья его, на цветастом мягком ковре, подогнув под себя ноги, устроились, по всей видимости, его ближайшие советники. Все разные, но выражение лиц одинаковое – спесивое и высокомерное.

Оба русских князя сидели почти у самого входа друг напротив друга. Юрий выглядел достаточно веселым и довольным, Михаил Ярославич напротив, был угрюм, можно сказать мрачен.

Припомнив последние наставления Кириллы Силыча, даденные наспех, второпях, Петр пал на колени. Но памятуя, что надо играть роль гусляра, то есть, можно сказать, шута, он не просто склонился в поклоне, но постарался с маху приложиться головой к постеленной перед ним кошме. Правда, звук получился глухой, плохо слышный, но хан его уловил и довольно улыбнулся.

– А ты сказывал, князь, что сей певец дерзок, – с улыбкой обратился Узбек к Юрию. – Пока я этого не вижу. Наверное, он просто не посчитал тебя достойным почтения, – и, не меняя интонации, обратился к Сангре. – Ты кто?

– Гусляр, а звать Петром, – разогнувшись, как можно простодушнее ответил Сангре и улыбнулся в ответ.

– Отчего ты напал на слугу московского князя?

– Я не нападал, – твердо заявил Сангре. – Он сам виноват. Не надо бросаться бешенной собакой на каждого встречного.

– Он бросился, потому что ты стал его оскорблять, – встрял Юрий.

– И это неправда. Я его не оскорблял. Я просто говорил ему все правду без прикрас, а он ее почему-то посчитал оскорблением и кинулся на меня. А помирать неохота, потому и отбивался от него как мог.

– Для певца ты слишком умело отбивался, – заметил Узбек и его глаза подозрительно впились в Петра. – А где ты так научился драться, коль не воин?

– Да что ты, пресветлый хан, – простодушно улыбнулся Петр. – Вовсе не умею, потому все больше увернуться старался. Да и то страх помогал.

– Страх?

– Ну да. Кулачищи-то у этого Романца чуть ли не с мою голову. Таким разок задеть, и поминай как звали. Вот я от страху и вертелся, как карась на сковородке. А вдарить ему я всего раза три-четыре ухитрился не больше.

– Да так, что он умер. А ты ведал, что не должен обнажать оружие?

– Ведал и не обнажал. Да и нет у меня оружия. Разве вот это? – и он продемонстрировал свои гусли. – Конечно, и ими при желании можно разбить голову, если как следует ударить, но пустая голова обычно очень крепкая. Скорее треснули бы гусли, а мне их… – Он ласково провел рукой по дереву. – Жалко.

– Головы человека не жалко, а гусли пожалел? И почему ты решил, что она у него пустая?

– Я увидел, что он не понимает шуток, а это верный признак. Видишь, ты улыбаешься, пресветлый хан, значит, в своей превеликой мудрости умеешь по достоинству оценить как умное, так и шутливое слово, а он… – Сангре сокрушенно развел руками.

– Но ты появился здесь только сегодня, – продолжал свои настойчивые расспросы Узбек. – Зачем приехал?

– Для чего приезжает гусляр? Петь, услаждая сердца воинов, бояр и князя, вселяя в них веру в твой справедливый суд, и что всем негодяям и мерзавцам рано или поздно воздадут по заслугам.

– Ты так веришь в правоту своего князя?

Сангре припомнилось, сколько всего они с побратимом заготовили для Юрия, и решил, что самое время попытаться загодя поработать над тем, чтобы заронить в душу хана сомнение насчет московского князя. Пускай совсем крохотное, как искорка – ничего страшного, лишь бы тлела… до поры, до времени. Зато когда до Узбека дойдут некие интересные сообщения, она непременно вспыхнет и хан обязательно вспомнит: а ведь его и раньше предупреждали насчет двуличия этого человека.

– Тебе ли не знать, пресветлый хан, что люди на свете разные. Есть те, кто подобно подлым змеям, мягко стелятся подле ног, но на самом деле лишь ждут удобного случая, дабы вонзить в доверчивого свои ядовитые клыки или нанести коварный удар в спину, – и Петр как бы невзначай бросил беглый взгляд в сторону Юрия. – А есть те, кто не привык лукавить, всегда говорят как есть, даже когда правда неудобна, а подчас болезненна для них самих. – И вновь последовал беглый взгляд, но на сей раз в сторону тверского князя. – И речи их подобны не сладкому яду, но лекарству, а оно чаще бывает либо кислым, либо горьким, либо соленым, и куда реже сладким. Зато оно всегда полезно. Что же до первых, – презрительно усмехнулся Сангре, – они, конечно же, удобны, всегда скажут, что от них хотят услышать, но… – он поморщился. – Жил некогда один мудрый человек по имени… Руми, написавший множество замечательных стихов, так он советовал правоверным: