Книга И повсюду тлеют пожары - Селеста Инг

– Ты в нем ошибаешься, – в конце концов сказала Пёрл Сплину.

– Да ничего, – ответил тот. – Ну, если тебя не парит, что ты его очередная победа. Я просто думал, ты себя больше уважаешь. – Он знал, что если поднять взгляд, в ее лице он прочтет боль, и подчеркнуто сверлил глазами гитару на коленях. – Я думал, ты умнее этих шлюх, которые обычно с ним гуляют. – Он пальцем подергал струну, чуть потуже завернул колок. – Видимо, не угадал.

– Зато меня по крайней мере кто-то хочет. Зато я по крайней мере не доживу до конца школы озлобленной девственницей. – Пёрл подавила в себе порыв вырвать гитару у Сплина из рук и расколошматить об стол. – И, к твоему сведению, я не победа. Знаешь что? Я с ним первая начала.

Сплин еще никогда не видел, как Пёрл злится, и, к его смущению, первым делом ему захотелось разрыдаться. Он сам не знал, что тут сказать, – Прости меня, я не хотел – и только все острее жалел, что между ними так все повернулось, отчаянно и тщетно жаждал вернуться к тому, что было прежде. Вместо этого он закусил изнутри щеку, чтобы не расплакаться, и по языку растеклась едкая соленая кровь.

– Да пофиг, – после паузы сказал Сплин. – Но, знаешь… сделай одолжение, давай не будем об этом говорить. Хорошо?

Как выяснилось, разговаривать они перестали вообще. Наутро впервые пошли в школу поодиночке, сели в противоположных углах класса на первом уроке и на всех следующих уроках тоже.

В основном, твердил себе Сплин, он разочарован в Пёрл. Какая она все-таки мелкая: выбрала Трипа – Трипа, это надо же. Сплин не надеялся, что она выберет его, – конечно нет; он не из тех, в кого влюбляются девушки. Но Трип… это непростительно. Сплин будто нырнул в глубокое прозрачное озеро и обнаружил, что это не озеро никакое, а мелкий прудик по колено. Ну что делать? Встаешь. Смываешь тину с коленок, вытаскиваешь ноги из грязи. И с тех пор ведешь себя осторожнее. С тех пор знаешь, что мир не так уж и огромен.

Посреди алгебры, когда Пёрл ушла в туалет и никто не смотрел, Сплин открыл ее сумку и вытащил черный блокнотик-молескин, подаренный много месяцев назад. Как Сплин и предполагал, судя по корешку, блокнот даже не открывали. Вечером, одиноко сидя у себя в спальне, Сплин горстями выдирал страницы, мял и швырял в мусорную корзину. Когда в корзине выросла гора бумажных комьев, Сплин кинул сверху кожаную обложку – опустевшую, обвисшую, как стержень кукурузного початка, – и пнул корзину под стол. Пёрл даже не заметила, что блокнот пропал, и от этого было почему-то больнее всего.

* * *

Между тем у Лекси тоже случились романтические невзгоды. После клиники она, по понятным причинам, чуралась спать с Брайаном, и напряжение сказывалось. Лекси не рассказала Брайану про аборт, и аборт отгораживал их друг от друга ширмой, затуманивал. Терпение Брайана истощалось.

– Да что с тобой такое? – проворчал он однажды, когда наклонился поцеловать Лекси, а она снова отвернула лицо и подставила щеку. – Опять ПМС?

Лекси вспыхнула.

– Мужчины, а? Всё на свете из-за гормонов. Из-за гормонов и месячных. Если б у мужчин случались месячные, они бы от боли сворачивались на полу клубочком, уверяю тебя.

– Слушай, если ты злишься, скажи, что я сделал. Я же не телепат, Лекс. Я не буду извиняться наугад.

– Кто сказал, что мне нужны извинения? – Лекси посмотрела на свои руки, будто ища шпаргалок на ладонях. – Кто вообще сказал, что я на тебя злюсь?

– А если не злишься, чего ты такая?

– Я просто хочу небольшой дистанции. Необязательно вечно меня лапать.

– Дистанции. – Брайан хлопнул ладонями по рулю. – У тебя месяц дистанция просто марафонская. Ты меня ни разу не поцеловала, типа, за неделю. Какой тебе еще дистанции?

– Может, бесконечной. – Слова выпали изо рта камнями. – Я уезжаю в Йель, ты будешь в Принстоне – может, так лучше.

Машину переполнила ошалелая тишина – оба размышляли, что это она такое сказала.

– Ты хочешь так? – в конце концов переспросил Брайан. – Ладно. Тогда все. – Он щелкнул кнопкой на дверце. – Ну пока.

Лекси закинула сумку на плечо и вышла из машины. Они припарковались в тихом переулке – они часто сюда приезжали, когда хотели побыть наедине. Не может быть, что он возьмет и уедет, подумала она. Не может быть, что все по правде закончится так. Но едва она хлопнула дверцей, двигатель заворчал и машина тронулась. Брайан не оглянулся, хотя Лекси, кажется, заметила, как его глаза стрельнули в зеркальце заднего вида – всего разок, прямо у поворота.

Она бездумно зашагала: по тротуару, за угол, на центральную улицу, где часто ездила, но редко ходила пешком. Они с Брайаном дружили с восьмого класса, встречались почти два года. Лекси вспоминала все, что они делали вместе, – вопили с самой верхушки трибун на матчах “Индейцев”, Четвертого июля со стоянки у школы смотрели, как город пуляет фейерверки в ночную небесную вышину. Осенний бал – Брайан надевает розовый букетик Лекси на запястье, итальянские блюда у “Джованни”, которые оба не умели произнести, танцы в спортзале под “Фуджиз”[57] до бисерин пота, а затем – склеившись в обнимку под “Не хочу ничего упустить”[58], так близко, что их пот перемешивался. А теперь ничего этого нет. Лекси шла и шла, следуя изгибам дороги, изредка останавливаясь, чтобы пропустить машины, и наконец увидела, что ноги привели ее к месту назначения, которого она себе не назначала, хотя лишь здесь и хотела сейчас очутиться: не дома, а на Уинслоу. В окне второго этажа она разглядела Мию – та усердно работала, – и Лекси знала, что Мия скажет нужные слова и даст время все обдумать, осмыслить, что произошло, что произойдет дальше, почему Лекси бросила идеального, казалось бы, парня, идеальные отношения, как вышло, что все это вдруг развалилось.

Лекси взобралась по лестнице и открыла дверь в кухню; за столом подле Мии сидела Иззи – из бумажек складывала журавликов. Груды журавликов всевозможных размеров уже лежали на столе – разлетелись по столу, точно конфетти. Иззи покосилась на Лекси враждебно, но не успела открыть рот – Мия ее перебила:

– Лекси. Я тебе рада.

Она уступила Лекси стул, и та села, и лицо у нее совсем застыло – даже Иззи заподозрила неладное. Как будто Лекси вот-вот станет физически дурно. Иззи никогда не видела сестру такой.

– Ты что, больна? – спросила Иззи.

– Нормально, – пересохшими губами сложила Лекси. – Я нормально.

– Ты нормально, – сказала Мия, пожав ей плечо. – Все будет нормально.

Она достала из серванта еще одну кружку и поставила чайник.