Книга Повседневная жизнь средневековых монахов Западной Европы. X-XV века - Лео Мулен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Одной из самых знаменитых считалась ярмарка в Сен-Дени, так называемая Ланди. На нее собиралось множество людей, и она была очень пестрой: там были представлены самые различные ремесла и профессии, включая те, что вызывали недовольство блюстителей нравственности. Успех Сен-Дени не мог не возбуждать ревности, так что случались инциденты. Монтене рассказывает историю Гуго, сеньора де Бомон, который, загоревшись желанием создать себе такой же источник прибыли, какой имело бенедиктинское аббатство Сен-Пьер-де-Без (дело было в 1126 году), устроил ярмарку в собственном замке, причем в тот же день, что и празднество у монахов. «Монахи, в ужасе увидев, что их ярмарка оставлена ради новых зрелищ, обратились с жалобой к епископу Лангра», который встал на их сторону, запретив сеньору де Бомон устраивать ярмарки в своих сеньориях, а также препятствовать своим подданным посещать ярмарку в Безе. Хроника уточняет, что Гуго поклялся соблюдать это правило и поручился, что и его сын будет исполнять взятое обязательство.
Аббатства, особенно в раннее Средневековье, были наиболее важными финансовыми центрами. Все в них предрасполагало к подобной роли: относительно солидные капиталы, которыми они владели, авторитет и доверие, которыми они пользовались, их международное влияние и связи (вспомним о тамплиерах), надежность, святость мест, где располагались аббатства, покровительство князей (в тех случаях, когда власть аббатов была недостаточной). Аббатства широко практиковали ссуды: давали деньги в долг частным лицам, крестьянам, чтобы те могли купить скот или землю; коммунам, феодалам, королям и императорам. Примечателен тот факт, что первые Крестовые походы широко финансировались монастырями Запада, и есть все основания думать, что монахи не прогадали. Те же монастыри финансировали паломничества в дальние края, которые, конечно же, стоили немало.
Итак, «монахи, руководствуясь духом практичности, свойственным бенедиктинскому уставу, явились настоящими предтечами в области всякого рода банковских операций на протяжении первых столетий Средневековья» (П. Гросси). Аббатства служили банками, куда вкладывались деньги и где выдавались кредиты. Они давали ссуды под залог, обеспечивали пожизненную пенсию, обращали недвижимое имущество в деньги на основании различных форм залога. Частные лица имели обыкновение отдавать монастырю на хранение самые ценные вещи, наиболее важные документы (о привилегиях, о праве на собственность), а также драгоценности. И монахи хранили все это в надежных ларцах в самом сердце аббатства.
Роль монашества еще больше возрастет после того, как ослабнут связи между владельцами земельных угодий и их управляющими, деканами и арендаторами, когда эти последние, все более обособляясь, станут внимательнее следить за колебанием цен и положением на рынке. Движимые неприкрытым желанием получить прибыль, они играли на понижение и повышение, на покупке и продаже. Разумеется, в этот период далеко не вся банковская деятельность была «католической». Однако тамплиеры, которые в самом центре Парижа вели международные банковские дела (квартал Тампль напоминает нам об их присутствии), пользовались необычным правом предоставления убежища, а именно, они могли принимать и защищать налогоплательщиков, которые отказывались платить налог! Понятно, что они не пользовались расположением короля Франции.
Если бы не духовность монахов и не чистота их намерений, то банковская деятельность могла бы приобрести характер ростовщичества и наживы. Некоторые строгие папы, в частности Александр III, выказывали недовольство и произносили слова осуждения; другие же закрывали глаза. Генеральный капитул Сито, всегда наиболее реалистичный, в 1226 году одобрил банковскую деятельность аббатств.
Монастырская экономика в целом парадоксальна. Она строится на стремлении к бедности, и в ней прослеживается первенство расходов: это и ежедневное содержание монахов, и подаяния нищим, и нерентабельность строительства. Но при этом монастыри делались богатыми. Монахи не намеревались экономить средства, но тем не менее их экономика стала самым мощным фактором накопления в Средние века. Монастыри побуждали к созерцанию, но в результате стали специализироваться на организации, рационализации и контроле самых различных видов работ. Монастыри не платили тем, кто работает, то есть монахам, а в итоге стали патронами множества наемных работников. Монашество стремилось к уединению, но сами аббатства превратились в многочисленные центры, вокруг которых возникали селения и города. Монахи проповедовали «статичность», но не избежали необходимости пополнять свои запасы и принялись торговать излишками своей продукции, а также принимать паломников.
Эта экономика, столь ярко отметившая собой начало эпохи Средневековья, вовсе не желала быть экономикой. Она хотела прежде всего являться фактором религиозной жизни. Как по духу, управлению, повседневным проявлениям, так и по результатам. Какими бы ни были отклонения, которые обнаружатся очень скоро, монастырская экономика по своей сути останется строго церковной и духовной. Даже с марксистской точки зрения она служила «историческому прогрессу», как пишет… Вернер, профессор университета в Лейпциге (для прикрытия своей мысли поторопившийся процитировать Карла Маркса).
Ипполит Тэн писал: «Благодаря своему разумному и добровольному труду, исполняемому сознательно и ради будущего, монах производил больше, чем мирянин. Монашеский образ жизни – умеренный и заранее расписанный – приводит к тому, что монах потребляет меньше, чем мирянин. Вот почему там, где мирянин терпит неудачу, монах процветает».
Позднее такими же процветающими (и тоже против своей воли) станут пуритане. А в начале XIII века так же разбогатеют и навлекут на себя упреки вальденсов катары, исповедовавшие сходные добродетели в предшествующем веке. В этом нет ничего загадочного: монахи должны были разбогатеть неизбежно. Прежде всего, разумеется, благодаря своему труду, и мы уже назвали причины. Позднее – за счет свих способностей к управлению большими доменами и, наконец, благодаря торговле и аренде. «Библия» гласит: «Умея покупать и снова продавать, можно достичь своей цели». В итоге монахи стали такими богатыми, что «ссужали деньгами евреев». И они сделались главными торговцами на ярмарках, продолжает пылкий Гио де Провен, говоря о цистерцианцах, «мастерами посредничества и торговли».
Монашество богатело и за счет того, что при вступлении в монастырь монахи вносили свой вклад, хотя эта практика и запрещалась; за счет собственности принимавших постриг, за счет приходской службы, арендной платы, обычных платежей и отработок, полевой подати и других традиционных феодальных платежей, платы за постой и выдачу доверенности; наконец, за счет шеважа или формарьяжа, то есть уплаты за женитьбу на женщине из другого поместья или сословия, за счет пошлины на наследство, доходов от повинностей. Другой источник обогащения – завещанное имущество, которое переходило к монахам от верных, «охваченных телесной слабостию и из страха перед приближающейся смертью». Как правило, это имущество предназначалось для того, «чтобы сделать картезианца», то есть обеспечить всем необходимым одного монаха картезианского монастыря. Иногда имущество отписывалось по завещанию из соображений моды, ради прославления умершего и членов его семьи или для того, чтобы быть помянутым в монашеских молитвах (как у картезианцев поминался Людовик XI). Завещания и пожертвования делали также крестоносцы, которые, отправляясь в путь, опасались не вернуться назад и стремились молитвами монахов снискать милость Божию (как будто сама цель этих храбрецов не была угодна Богу). Так же поступали паломники во время своего путешествия или в конце его: скажем, какой-нибудь князь, искупающий грехи своих предков. В этом отношении особенной щедростью отличались герцоги Бургундии (по правде говоря, у них были на то причины).
