Книга Тамплиер. Предательство Святого престола - Юрий Корчевский

Пока учеников не было, несколько занятий с сыном провёл. Показал, как правильно льняные полотна на кисти наматывать, потом приёмы изучали. Сын парнем смышлёным оказался, знания впитывал, как губка. И мечный, и ножевой бой изучали, хотелось ещё и стрельбу из арбалета. Даже прикупил пару арбалетов разных конструкций, запас болтов. В избе стрелять – дистанция мала, а за городом снега по пояс. Решил отложить обучение стрельбе до весны. Сын, как от купца с работы возвращался, от отца не отходил, навёрстывал упущенное. Конечно, Александр мог содержать, не заставлять работать всех домочадцев, в первую очередь женщин. Но Авдотья сама изъявила желание работать, скорее всего – для самореализации, а сын – будущий мужчина и работать должен по определению, иначе тунеядцем и баловнем вырастет. С возвращением Александра Любава расцвела. И раньше была хорошенькой, а сейчас и вовсе глаз не отвести. Потому как раньше угнетала неизвестность. Мужняя жена она или вдова?

Отметили Рождество, Крещение – в церковь сходили, за праздничным столом посидели. Ладная семья получилась, душа радовалась. За делами-заботами широкая Масленица подошла, всей семьёй в город отправились. На берегу реки гуляния, скоморохи песни спевают, музыканты на рожках, гуслях и жалейках наяривают, кукольники представления с неизменным Петрушкой показывают. А уж забав на любой вкус – по обледенелому столбу наверх взобраться, за призом – обычно или кожаные добротные сапоги вешали, или сласти в мешочке, вроде леденцов на палочке. Охочий люд смотрел на гонки саней. Купцы для такой потехи лошадей держали, сами в розвальнях сидели и правили. Желающих поглазеть много, кричат, свистят, подбадривают. А рядом сбитенщики горячий сбитень продают, лоточники пирожки, расстегаи, кулебяки предлагают. Офени нахваливают девицам свой товар, из короба достают. Уж в завершение кулачные бои, стар и мал, мужики и бабы толпой стоят. Каждый своего бойца подбадривает. Правила строгие – лежачего не бить, утяжеления в руки не брать, если кровь пошла, скажем, из носа, стало быть, проиграл и должен покинуть место боя. Зевак полно, как и желающих молодецкую удаль показать. Александр в боях не участвовал. Неинтересно ему было. Для купцов, ремесленников, крестьян поучаствовать в кулачных боях – как пар выпустить, проявить себя перед соседями по улице или односельчанами. Александр, бившийся с настоящим противником не понарошку, а до смерти или тяжёлого ранения, кулачный бой считал пустой забавой.

С Любавой и Авдотьей отошли к крутому спуску к реке. Детвора, да и подростки катались с заснеженного склона кто на санках, кто на попе. Как всегда у детворы радостные вопли от избытка чувств. Некоторым на санках удавалось докатиться до средины реки. Среди детей и подростков где-то был и сын Александра. К Саше подошёл купец Афанасий Жбанков с супружницей, у которого в учениках приказчика ходил сын Александра. Поздоровались чинно, за руки, поздравили друг друга с праздником. И вдруг снизу, с реки – крик ужаса. Саша голову повернул. А во льду большая полынья, дети барахтаются. Не выдержал лёд большого скопления народа, провалился.

Сердце у Саши ёкнуло – сын! Вроде он там был, на льду реки. Бросился по заснеженному склону вниз, на ходу охабень расстегнул, сбросил, следом шапку. Так с хода в полынью нырнул. Дети в одежде, та уже намокла, на дно тянет, а ещё течение, хоть и не быстрое, под лёд затянуть норовит. Схватил Саша одного, подтащил к краю ледяному, вышвырнул на лёд. Тут же снова в воду нырнул, успев воздуха набрать. Вода холодом лицо и тело обжигает. Ещё одного ребёнка заметил в мутной воде. И его схватил за одежду, несколько мощных гребков сделал, на лёд с трудом уложил, благо – подхватили, помогли. И кричат:

– Ещё одного нет.

Набрал воздуха в лёгкие, нырнул. Глаза открыл, а видимость полтора-два метра от силы. Влево-вправо под промоиной, вниз нырнул. Глубина в этом месте метра три-четыре, ребёнку утонуть вполне хватит, если плавать не умеет. Да и умеет ежели, намокшая одежда на дно потянет. Мелькнуло тёмное, ухватился бы, а уже в ушах звенит, в висках сердцебиение ощущается, воздуха глотнуть надо. Вынырнул, с жадностью воздуха глотнул. Ладонью мокрое лицо отёр. Ба! Да никакого берега нет и склона заснеженного. Вернее, берег есть, да не тот. Петропавловская крепость недалеко, равелины, пушка бабахнула, стало быть, полдень. Не в силах поверить мгновенной перемене, снова нырнул, ощутил сильное невское течение. И цвет у воды другой, и вкус, и температура. Вынырнул в надежде, что в полынье, что семья на берегу, ан нет.

Питер вокруг, Зимний дворец на левом берегу, Заячий остров, Петропавловка со шпилем и ангелом. Всё знаковые места и фигуры. Не перепутаешь. А как же Кострома, семья? Жена там у него, сын. Защемило в груди, почему судьба к нему так несправедлива, жестока?

Выбрался на берег на Заячьем острове, поискал свою одежду, а нет её, скорее всего и не было. Благо – лето, тепло. Но это тепло по-питерски, когда двадцать градусов. А он в одних трусах. Трусах, а не в исподней одежде! Нашёл на берегу брошенную порванную футболку, натянул. Надо к дому идти, по улицам. Но не в одних же труселях.

Дома бабушка дверь открыла, как будто бы вчера расстались, не удивилась. Александр в своей комнате переоделся в сухое и чистое и сразу – шмыг в гостиную, к трюмо. А в отражении юноша лет восемнадцати-двадцати, никаких морщин и седины на висках. А самое занятное – никаких шрамов, рубцов, кожа чистая.

Наверное, пригрезилось, приснилось. Разочарование полное, опустошение в душе. И не расскажешь никому, в лучшем случае фантазёром посчитают, в худшем – у виска пальцем покрутят.

Всё же судьба – злодейка, такие неожиданности подкидывает! Несколько дней спустя шёл по улице, если честно – бесцельно, ноги сами несли. Вышел на Английскую набережную Невы, проходя мимо особняка Марии Тенишевой, увидел вывеску Музей «Ниеншанц». Интересно стало, воевал он в тех местах вместе с новгородцами против шведов. Зашёл, тем более вход бесплатный. Музей в цокольном этаже, невелик. Не спеша экспонаты стал осматривать. Добрался до стенда «Вооружение тевтонского рыцаря и русского дружинника». Смотрел со знанием дела, встречался он в бою и со шведами, и с наёмниками – рыцарями датскими и тевтонскими. Броневые доспехи в приличном состоянии, ржавчиной не тронуты. Либо в цейхгаузе хранились, либо отреставрированы хорошо. На шлеме и латах небольшие вмятины, причём явно от клинков, продолговатые. Стало быть – боевой экземпляр, в бою бывал. Рядом шлем, кольчуга, наручи и сабля русского воина. Всё знакомо, чего разглядывать? Взгляд на саблю упал. Так это же его сабля! И рукоять из тика с полустёртой надписью, и клинок дамасской стали. Попробовал прочесть. Точно – За Святую Русь! Даже если оружие новое и несколько его образцов делал один мастер, всё равно экземпляры будут отличаться. А уж бывшее в употреблении тем более – потёртости, царапинки, зарубки на клинке.

Перехватило дыхание, защемило в груди. Стало быть, не пригрезилось ему, всё было на самом деле! Вот оно – за стеклом витрины. Как подтверждение его боевых действий в далёком прошлом. И гордость появилась – его оружие в музее! Долго стоял у стенда, воспоминания захлестнули. К Саше подошла смотрительница.

– Вам плохо, молодой человек? Или заинтересовало что-то?