Книга Внутренний враг. Шпиономания и закат императорской России - Уильям Фуллер

24 июля Совет министров ответил на думское голосование приказом о тщательном расследовании проблемы армейской логистики. Кривошеин был весьма красноречив. Защищая интересы Думы, он говорил, что недовольство бывшим военным министром — это не бунт. По словам Кривошеина, в интересах правительства пролить свет на эту историю, которая, несомненно, была раздута, и показать, что кризис поставок — это следствие распространенного ошибочного представления, что война не будет долгой37.

Императорским указом от 25 июля была учреждена «Верховная следственная комиссия для всестороннего расследования обстоятельств, послуживших причиной несвоевременного и недостаточного пополнения запасов воинского снабжения армии»38. Во главе ее был поставлен восьмидесятилетний Н.П. Петров, генерал инженерных войск. В комиссию вошли трое товарищей Петрова по Государственному совету — И.И. Голубев, АИ. Пантелеев и АН. Наумов, а также сенатор Посников и думские депутаты В А Бобринский и С. Варун-Секрет39.

Комиссии Петрова (далее я использую это название) удалось достичь одной из поставленных Кривошеиным целей — в июле и августе 1915 года общественное мнение заметно смягчилось40. Однако Кривошеин был наивен, полагая, что комиссия, беспристрастно проанализировав все обстоятельства, опровергнет слухи о том, будто кризис снабжения намеренно спровоцирован злодеями из Военного министерства. С самого начала существования комиссии ряд ее членов не церемонясь дали понять, что им нужна голова Сухомлинова. Генерал Петров, скучноватый, но аккуратный чиновник, вначале противился такому способу расследования, без предварительного сбора достаточного количества фактов для его возбуждения, однако ему пришлось сдаться, когда Бобринский пригрозил ему, на повышенных тонах: «Если мы тотчас же не приступим к разоблачению мясоедовщиины и сухомлиновщины — я немедленно выхожу из состава Верховной Следственной Комиссии и всенародно оповещу о причине моего ухода!»41 Сергей Варун-Секрет, правый октябрист, заместитель председателя Думы, друг Гучкова, безоговорочно поддержал Бобринского. Сухомлинов, поднимаясь по карьерной лестнице, не скрывал своего презрения к мнению общества — теперь общество собиралось ему отомстить.

Другие судебные дела

Ничего хорошего не сулило свергнутому министру и то, что вскоре после его отставки аресту были подвергнуты некоторые из его друзей и знакомых. Оскара Альтшиллера, сына Александра, несмотря на его российское подданство, еще в самом начале войны задержали как «подозрительную личность». Сухомлинов тогда же обратился в Министерство внутренних дел, чтобы Оскара отпустили. Теперь киевские власти, узнав об отставке Сухомлинова, туг же снова арестовали молодого Альтшиллера и заключили его в тюрьму42. Вечером 18 июля в своем номере в петроградской гостинице «Астория» была арестована Анна Гошкевич. Вскоре за ней в тюрьму отправились ее бывший муж, Николай Гошкевич, его агент в артиллерийском ведомстве полковник В.Г. Иванов; жена Иванова; бывший любовник Анны Максим Веллер и номинальный биограф Сухомлинова В Д. Думбадзе.

Альтшиллер своим заключением был обязан тому, что его отец был австрийцем и накануне войны вернулся на родину. Анна Гошкевич как-то раз ехала в одном купе с Мясоедовым в поезде Варшава — Петроград — это оказалось достаточным основанием для ареста; у Николая Гошкевича при обыске был найден экземпляр секретного «Перечня важнейших мероприятий военного ведомства с 1909 года по 20 февраля 1914 года»; Иванов же был связан с Гошкевичем. Думбадзе (или, точнее, работавшие за него писатели-негры) использовал «Перечень» при работе над биографией военного министра; Веллер был знаком как с Ивановыми и Гошкевичами, так и с Думбадзе43. Немалую роль сыграло и то, что на Думбадзе и Веллера были получены анонимные письма, посланные князем Андрониковым, где их обвиняли в участии в мясоедовском шпионском заговоре44.

Деда Гошкевичей, Ивановых, Веллера и Думбадзе были переданы в ведение военной юрисдикции Юго-Западного фронта. Всех их обвиняли в том, что, начиная с 1909 года, они осуществляли шпионскую деятельность в пользу Германии и Австро-Венгрии. 21 февраля 1916 года военно-полевой суд в Бердичеве обнародовал результаты своей работы: обе находившиеся под судом дамы, Анна Гошкевич и Нина Иванова, были оправданы, четверых же мужчин признали виновными по всем пунктам обвинения. Иванов, Веллер и Думбадзе приговаривались к смерти через повешение, Гошкевич — к четырем годам каторги45. Суд полностью удовлетворил требования прокурора.

Однако судьи присовокупили к своему решению любопытное дополнение, свидетельствующее о том, что ничтожность представленных в ходе рассмотрения дела доказательств их сильно смущала. Суд просил пересмотреть все четыре приговора ввиду «смягчающих обстоятельств», заявляя, что Веллер, Думбадзе и Иванов с начала войны оказывали ценные услуги российскому государству и армии, а Гошкевич совершил свои преступления под влияниям других, из-за свойственной ему слабости характера. Командующий Северо-Западным фронтом, в чьи обязанности входило визирование приговоров военного суда, отметил здесь очевидные противоречия: как мог суд признать обвиняемых виновными в шпионаже в военное время, в одном из самых тяжелых преступлений, и при этом одобрительно отозваться о деятельности по крайней мере троих из них в годы войны? Единственно возможное объяснение заключается в том, что члены суда вовсе не были «твердо убеждены» в виновности осужденных, то есть недостаточно глубоко проработали материалы дела. В результате Северо-Западный фронт отклонил просьбу военно-полевого суда о смягчении наказания и оставил приговор в силе46.

Родственники осужденных «шпионов» предприняли все возможное, чтобы вымолить милость для своих близких. Отец Николая Гошкевича, провинциальный доктор, просил находившийся в Бердичеве штаб освободить его сына от тягот каторги ради его собственных сорока лет беспорочной службы, в том числе в армейских медицинских частях во время Русско-турецкой и Русско-японской войн47. Однако власть осталась глуха к этой и подобным ей мольбам. Родственники Веллера и Думбадзе пытались даже привлечь к своему делу внимание самой императорской семьи. По свидетельству секретаря Распутина Арона Симановича, они целой делегацией пришли на встречу с самозваным старцем и настойчиво уговаривали его заступиться за осужденных узников перед царем. Если верить Симановичу (не всегда надежному свидетелю), Распутин согласился помочь и сумел убедить Николая II проявить милосердие ко всем четверым48. То ли благодаря вмешательству Распутина, то ли по каким-то иным причинам, но в начале марта император смягчил все бердичевские приговоры: Думбадзе казнь была заменена десятью годами принудительного труда; Иванов и Веллер приговаривались к ссылке в Сибирь; а Николай Гошкевич отделался шестнадцатью месяцами тюрьмы49.

Все для фронта

Тем временем как состав правительства, так и направление военных усилий претерпевали значительные изменения. В начале августа 1915 года Николай II решил отставить Николая Николаевича и принять на себя верховное военное командование. Выведенный из себя непрерывными поражениями, которые терпела армия весной и летом, Николай решил, что долг требует от него быть рядом с войсками на поле боя. Министров намерение императора неприятно поразило. Николай II, хотя и прошел в юности кое-какую военную подготовку, не был, в отличие от великого князя, профессиональным военным. Более того, принимая на себя командование, он делал престиж династии заложником превратностей войны. Если бранные неудачи продолжатся (а кто мог гарантировать, что этого не произойдет?), это нанесет образу монархии непоправимый урон. Кроме того, в отсутствие Николая, находящегося в Ставке, надзор за повседневной деятельностью правительства оказался бы в руках императрицы Александры Федоровны, которая уже проявила свою опасную склонность действовать по указке Распутина. Сам старец прекрасно понимал, что отъезд императора из Петрограда способствует усилению его влияния, и потому советовал тому поскорее отправиться на фронт. Усилия кабинета министров, восемь членов которого пригрозили выйти в отставку, а также нескольких думских политиков, убеждавших императора переменить решение, пропали втуне. 22 августа 1915 года Николай отправился в Ставку, находящуюся в Могилеве; Николай Николаевич был вскоре переведен на Кавказ, где занял пост наместника и главнокомандующего армией, сражавшейся против Турции. Единственным лучом надежды среди общего уныния, вызванного сменой верховного командования, было то, что Николай, проявив несвойственный ему здравый смысл, признал свою неспособность лично осуществлять военное руководство и назначил главой своего штаба М.В. Алексеева, военачальника в высшей степени компетентного, хотя с ограниченным кругозором. Так что именно Алексеев впоследствии направлял действия России в войне, Николай же играл роль чисто номинальную50.