Книга По ту сторону барьера - Иоанна Хмелевская

— Ясное дело! — немного ожила Зузя, с надеждой глядя на свою барыню. Она так и знала, та всегда сумеет толком объяснить и развеять ее сомнения.

Пришлось потратить время и развеивать все сомнения горничной: насчет хождения без теплых панталончиков, без шляп, без нижних юбок, без зонтиков.

— Понятно! — обрадовалась Зузя. — Это как пани Марчицкая, помещица-однодворка, что сама за курями ходит, ну как ей в шляпке или под зонтиком курей щупать? Но ведь пани Марчицкая от солнца, почитай, совсем черная сделалась, а пани графиня, слава Господу, белизну свою сохранила, хотя и не пряталась от солнца. Как такое возможно?

Я подвела девушку к туалетному столику и показала на батарею выставленных там кремов, в тюбиках и флаконах, а также прочую косметику.

— А вот это все служит для того, чтобы нежная кожа дамы не стала шершавой и грубой от ветра и солнца.

— Так у нас имеются на этот случай сметана, смалец, притирания да настои из трав и огородного овоща, — осмелилась возразить горничная.

— Правильно, но куда проще воспользоваться вот этим, скажем, косметическим молочком, вместо того чтобы тебе же часами растирать в ступке яичные желтки, свежее маслице, сок петрушки, уксус и еще много чего прочего. И не портится это молочко, не приобретает неприятный запах, как, скажем, тот же смалец, не застывает на лице пленкой, как сметана. А для волос чего только не придумали! Волосы промывается отлично и никаких сложностей с расчесыванием.

Теперь Зузя уже покачивала головой не осуждающе, а с недоверием и вроде бы робким одобрением.

— Чего только люди не выдумают! Значит, вот всем этим благородные дамы пользуются, а я-то испужалась, уж не для таких ли... ну, таких женщин, что и выговорить неприлично...

И пришлось опять потратить время, объясняя: все эти косметические средства широко используются самыми что ни на есть благородными дамами, а не продажными женщинами. А куда денешься? Иначе Зузя бы не успокоилась, а для меня очень важно было иметь в лице горничной верную союзницу.

В соответствии с приглашением, нотариус Юркевич явился к обеду. Мончевская не подвела, обед нотариусу явно понравился, ел он с большим аппетитом да похваливал. К делам мы приступили уже в малой гостиной, за кофе и ликерами. Обсудили уже привычное, и тут я высказала пожелание написать завещание.

— Мысль сама по себе благоразумная, — сдержанно похвалил пан Юркевич мою идею. — Пани графиня уже может мне представить свои предложения в письменном виде?

— Нет, — ответила я и засомневалась — рассказать ли о своих матримониальных планах? Во всяком случае, намекнуть можно. — Полагаю, это завещание не будет моим окончательным словом, надеюсь, в будущем оно может измениться. Ведь я надеюсь дожить не только до завтрашнего дня...

— До завтрашнего, до завтрашнего, — разворчался старый нотариус. — Дитя мое... Ох, простите, шановная графиня, но я знаю пани с детства, так что не сочтите эти слова фамильярностью... Но хотя бы можете мне назвать лицо, которому намерены завещать состояние? Ведь близких родственников у вас нет.

— Вот именно, поэтому и считаю вопрос с завещанием весьма деликатным. Оставляю все Зосе Яблонской.

Нотариус даже задохнулся от волнения.

— Так ведь она еще ребенок, панна Яблонская!

— Ну так что?

— Как же, ее опекуны... Молодой граф Бужицкий... Как бы тут...

Холера! Ну как же я позабыла о молодом Бужицком? Дядя и тетка Зоей сами по себе были людьми достойными, на этих опекунов можно положиться, потому попечительский совет и назначил Бужицких опекунами бедной сиротки. Однако за прошедшие годы подрос их единственный сынок, драгоценный Янушек, на которого любящие родителя не надышатся, особенно матушка. А он один способен растранжирить десять приданых подопечной сиротки. И даже если всем ясно — незаконно, что из того? Пусть в тюрьму его упекут, нет такой силы, которая выжала бы из него прокученные деньги. Умри я — все мое состояние перейдет в руки Бужицких, и Зосеньке шиш достанется.

— Неужели ничего нельзя сделать? — задумалась я. — Привлечь опекунский совет, как-то подстраховаться...

Нотариус резонно возразил:

— Даже если удастся наложить ограничения на недвижимость и банковские суммы, на получение доходов с недвижимости практически нет ограничений. И кто бы ими пользовался, пани графиня догадывается?

Конечно, пани графиня догадывалась — пользовался бы немалыми доходами с моих поместий молодой повеса Янушек. Но тогда что же делать?

Я молчала, не зная, что сказать, тупо глядя на поверенного. Тот задал наконец главный вопрос:

— А зачем, собственно, такая спешка с завещанием? К тому же если заранее известно — оно будет лишь временным.

Ну что ему ответить? Рассказать всю правду о покушениях на мою жизнь, об Армане Гийоме?

Эх, не могу позвонить ни пану Дэсплену в Париж, ни пани Ленской в Трувиль, ведь это они посоветовали мне побыстрее написать завещание, чтобы Арману уже не было смысла меня убивать. Да, но я могла позвонить Роману, ведь он здесь, не остался в будущем веке!

И я позвонила. На звонок явился Винсент, велела ему немедленно позвать кучера Романа. А тот, умница, как чувствовал, что понадобится мне, через минуту уже явился. Не обращая внимания на ошарашенность нотариуса, я без церемоний обратилась к Роману:

— Вам известно о моем намерении написать завещание, помните, и месье Дэсплен советовал, и пани Лен... и пани Патриция. Что бы такое придумать, чтобы Янушек Бужицкий не лишил Зосю Яблонскую приданого?

Судя по ответу, Роман уже давно об этом думал, потому что ответил без запинки:

— Если пани графиня соизволит выслушать мое мнение, то я бы советовал панне Яблонской отписать лишь часть состояния, а все завещать церкви. И широко оповестить всех соседей об этом. А если возникнет необходимость — и изменить завещание или внести изменения в прежнее.

Не привыкший обсуждать свои дела со слугами, нотариус надулся и чуть ли не собирался отказаться вообще работать над моим завещанием, однако разумный совет Романа заставил его поневоле взять дело в свои руки, выясняя неясное.

— А спешка такая по какой причине? — спросил он, обращаясь уже не ко мне, а к Роману.

— А по той причине, — не моргнув глазом пояснил Роман, — чтобы кое-какие нежелательные персоны расстались с напрасными надеждами. Вы, пан советник, лучше меня знаете, какой лакомый кусочек представляет молодая богатая женщина, к тому же сирота, знаете, сколько крутится вокруг нее искателей богатого приданого, И это бы еще ничего, однако случается и так, что на самую жизнь богатой невесты покушаются, не приведи Господь...

Пан Юркевич даже вздрогнул, услышав такие страшные слова. Внимательно поглядел на Романа, потом перевел взгляд на меня. Вспомнил, видно, что Роман, человек уже немолодой, в нашем доме провел всю жизнь, перестал дуться и в глазах его вроде бы мелькнуло понимание. Ведь и он сам только что назвал меня, оговорившись «дитя мое».