Книга Рузвельт, Кеннеди, советская агентура - Александр Феклисов

В данном случае Добрынина подвел чересчур узковедомственный подход к живому, творческому делу.

Второй вопрос. Почему Белый дом не передал, как это обычно принято, условия ликвидации Карибского кризиса через посла?

Полагаю, что президент Кеннеди не хотел этого делать, так как в то время он неприязненно относился к Добрынину и Громыко. Дело в том, что накануне кризисной ситуации советский министр иностранных дел заверял хозяина Белого дома, что СССР поставляет на Кубу только мирную технику, не представляющую никакой угрозы безопасности США. И вообще Советский Союз не будет предпринимать никаких внешнеполитических шагов, которые бы осложнили советско-американские отношения накануне промежуточных выборов в Соединенных Штатах. Советский посол, естественно, вторил своему министру. После получения документальных данных о советских ракетах на Кубе в Белом доме заявления Громыко и Добрынина расценивали как преднамеренную ложь. Об этом много говорилось в американской прессе. Во время дискуссии за «круглым столом» в январе 1989 года в Москве М. Банди и Т. Соренсен открыто подтвердили в присутствии Громыко и Добрынина, что последние лгали президенту Кеннеди.

Третий вопрос. Почему помощники президента Кеннеди – П. Сэллинджер, А. Шлезингер и другие – в своих книгах скрывают истину о том, что предложения о мирном улаживании ракетно-ядерного конфликта сделал президент Кеннеди, и пишут, что впервые они, эти предложения, якобы были получены от советника посольства СССР Фомина? Даже в тексте на мемориальной табличке в ресторане «Оксидентал» в Вашингтоне можно прочитать следующее: «В напряженный период кубинского кризиса (октябрь 1962 года) таинственный русский мистер «X» передал предложение о вывозе ракет с Кубы корреспонденту телекомпании Эй-би-си Джону Скали. Эта встреча послужила устранению угрозы возможной ядерной войны».

Здесь я хочу рассказать о том, как появилась эта табличка. О ее существовании я слышал давно. Но впервые точный текст получил от академика А. А. Фурсенко во время заседания «круглого стола» по Карибскому кризису в Москве 28 января 1989 г. В тот же день я спросил присутствовавшего на дискуссии Скали, почему на табличке выгравирован искажающий правду текст? Скали ответил, что не знает, кто увековечил нашу встречу, и что предварительно текст ему не показывался.

В 1990 году я написал письмо Скали, в котором по просьбе кинорежиссера Андрея Стапрана высказал идею, что неплохо было бы создать совместный советско-американский документальный фильм к тридцатой годовщине Карибского кризиса. В этом письме я поднял также вопрос о необходимости исправить надпись на табличке. Однако в своем ответном письме Скали ни словом на обмолвился об этом.

В первой половине сентября 1992 года я был в Вашингтоне со Стапраном. Он снимал там часть кадров к своему фильму. Кинорежиссер хотел воспроизвести мои встречи со Скали 26 октября 1962 г. в ресторане «Оксидентал» и в кафе отеля «Статлер». Скали, сославшись на запрет телевизионной компании Эй-би-си, отказался сниматься вместе со мной.

А. Стапран снимал меня в ресторане за столом, над которым висит мемориальная табличка. Я был один. Стул, на котором должен был сидеть Скали, пустовал. Я спросил управляющую заведением Джоун Данофф, кто предложил установить табличку и составил текст для нее. Она ответила, что не знает, но сказала:

– Уверена, все интересующие вас сведения о ней вы можете получить у Джона Скали, так как без его участия табличку не могли установить.

Попробую доказать, рассуждая объективно, неправильность утверждений Джона Скали и других американских деятелей, которых я упоминал, и высказать собственное суждение, почему сотрудники Белого дома пошли на искажение истины.

По своему невысокому служебному положению Д. Скали и А. Фомин, особенно если сравнивать их с главами СССР и США, не могли взять на себя столь серьезную ответственность за предотвращение надвигавшегося военного конфликта. (Фомин (А. Феклисов) был бы горд, если бы на самом деле лично сформулировал условия мирного разрешения возникшего кризиса. Но я честно заявляю, что не являюсь автором разумного компромисса и не передавал такие предложения. Поэтому не могу присвоить себе то, чего не совершал. – Прим. авт. )

Лишь два человека, располагая необходимой властью, могли принять кардинальное решение о прекращении ракетно-ядерного кризиса – это президент США Джон Кеннеди и председатель Совета Министров СССР Н. С. Хрущев.

Весьма возможно, толчком для принятия решения руководителями могла послужить моя первая встреча с Д. Скали 26 октября в ресторане «Оксидентал», где мы «проиграли» вариант развития событий, согласно которому за вторжением войск США на Кубу мог последовать захват армиями СССР и ГДР Западного Берлина. Но лишь толчком – не более. Причем первый импульс исходил от Кеннеди. И это понятно. Ведь содержание нашей беседы, как точно установлено, было немедленно доведено до президента Кеннеди. Сообщение же Хрущеву не направлялось, и, естественно, он не мог на него отреагировать.

Допустим невероятное: Хрущев якобы по своей инициативе составил точно такие же условия мирного урегулирования Карибского кризиса. Но тогда он, несомненно, направил бы их президенту США через посла Добрынина.

Остается только один человек – хозяин Белого дома, кто, ознакомившись с содержанием первой беседы Скали с Фоминым, мог немедленно прореагировать на нее. Что он и сделал. Президент быстро сформулировал условия разрешения кубинского кризиса и поручил Скали срочно встретиться со мной еще раз и от имени «высочайшей власти США» передать их руководству Советского Союза. Что Скали и исполнил на второй встрече со мной в кафе отеля «Статлер».

Тогда почему близкие к Кеннеди деятели в своих воспоминаниях искажают истину и пишут, что инициатива исходила от советской стороны?

Думаю, что причина станет понятна, если вспомнить, сколь напряженная, буквально сумасшедшая, обстановка сложилась в США 26 октября. Под влиянием пропагандируемого в стране культа силы шовинистические, воинственные круги уже предвкушали вторжение на Кубу и быструю победу над Кастро.

До промежуточных выборов в Конгресс оставалось десять дней. В этих условиях президент Кеннеди, очевидно, посчитал невозможным открыто, публично, в прессе выступить с компромиссным предложением. Он опасался, что военно-промышленный комплекс и антисоветски настроенные массы избирателей обвинят его в трусости, в том, что он боится и идет на уступки Советскому Союзу. В результате демократическая партия могла потерять места в сенате и палате представителей. В силу этих обстоятельств команда президента старалась затушевать, а еще лучше – замолчать тот факт, что компромиссное предложение исходило именно от хозяина Белого дома.

По сути дела, помощники президента тогда завуалировали его разумную инициативу. Ну а сейчас просто нечестно и нет никакой необходимости скрывать правду о мудром и смелом шаге, предпринятом Джоном Кеннеди во время драматических событий октября 1962 года.

Именно поэтому я рассказал здесь все, как было на самом деле.

С Джоном Скали я встречался еще дважды.