Книга Белая чума - Фрэнк Герберт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Телефон зазвонил.
Он приложил трубку к уху, отложив курительную трубку в пепельницу.
– Викомб-Финч слушает.
Отчетливый тенор Доэни был узнаваем, даже несмотря на плохую связь, дающую сильный шум и отчетливые щелчки. «Много слушателей», – подумал Викомб-Финч.
– А, это ты, Уай. Проклятая телефонная связь сегодня утром даже хуже, чем обычно.
Викомб-Финч улыбнулся. Последний раз он встречался с Доэни на лондонской конференции по межотраслевому сотрудничеству. Веселый парень с широко поставленными голубыми глазами обладал первоклассным научным умом. Но только во время этих регулярных телефонных разговоров им удалось сформировать то, что Викомб-Финч мог назвать деловой дружбой.
– Дое и Уай.
Они перешли на эти фамильярные обращения после третьего сеанса связи.
– Я убежден, что телефон был создан для того, чтобы научить нас терпению, Дое, – сказал Викомб-Финч.
– Сожми губы, и все такое прочее, да? – сказал Доэни. – Ну ладно, что нового, Уай?
– У нас тут сегодня утром прибывает новый правительственный консультант для проверки наших успехов, – сказал Викомб-Финч. – Я знаю этого парня – это Руперт Стоунер. В науке не слишком хорошо разбирается, но зато прекрасно знает, когда ему хотят втереть очки.
– Стоунер, – сказал Доэни. – Я слышал о нем. Политик.
– Да, до мозга костей.
– Что ты можешь сказать ему?
– Чертовски мало. Подчищаем хвосты, вот что мы делаем. Упорное корпение, которое со временем принесет плоды, но пока никаких больших прорывов, которые нужны Стоунеру и его людям.
– А что эти четверо новичков, которых у тебя прибавилось? Этот американец, Бекетт, – я слышал, это он додумался, как Безумец распространил свою заразу.
– Блестящий парень, несомненно. Я оставил их всех четырех в одной команде. В том, как они работают вместе, что-то есть. Я бы, может, и не назвал этот способ революционным, однако это одна из тех счастливых групп, которые зачастую делают большие открытия.
– Расскажи это Стоунеру.
– Он уже знает. Я надеялся, что, может быть, ты дашь мне какой-нибудь лакомый кусочек, которым мы сможем поделиться с ним, Дое.
Помолчав мгновение, Доэни сказал:
– Мы ведь не скрываем от тебя слишком многого, правда, Уай?
Викомб-Финч распознал это начало, часть тонкого кода, который он с Доэни выработал между строк. Он означал, что у Доэни что-то есть, нечто «горячее», но его начальству может не понравиться, если он расскажет это, но это не имело бы значения, если Викомб-Финч даст понять, что уже знает это.
– Я надеюсь, ты даже и пытаться не будешь, – сказал Викомб-Финч, подхватывая свою роль. – Видит Бог, я не люблю пользоваться шпионами, и уверяю тебя, Дое, что мы с тобой совершенно откровенны.
Смех Доэни затрещал в телефонной трубке. Викомб-Финч мягко улыбнулся. Что же там, черт возьми, есть у Доэни?
– Ну что ж, – сказал Доэни, – это правда. У нас, может быть, появится сам О'Нейл.
Викомб-Финч воспользовался длинным всплеском шумов на линии и резко переспросил:
– Что? Я не слышал этого.
– Безумец. Он может оказаться у нас, здесь.
– Вы задержали этого парня, проводите допросы и всякое прочее?
– Ради Бога, конечно, нет! Я отправил его длинной дорогой в наш центр в Киллалу. Он пользуется именем Джон Гарреч О'Доннел. Называет себя молекулярным биологом.
– Насколько вы уверены? – Викомб-Финч почувствовал, как у него забилось сердце. Неизвестно, кто может подслушивать этот разговор. Очень опасно. Доэни должен ответить на этот вопрос очень правильно.
– Мы не уверены полностью, Уай. Но должен сказать тебе, у меня от него волосы встают дыбом. Мы повесили на него одного из наших лучших людей и, кроме того, священника на случай, если он захочет исповедоваться, а также бедного, потерявшего всех близких мальчика, чтобы он постоянно имел перед глазами результат того, что он совершил.
Викомб-Финч медленно покачал головой.
– Дое, ты ужасный человек. Ты все это подстроил.
– Я воспользовался ситуацией, в которой мы оказались.
– Все равно, это было с твоей стороны чертовски умно, Дое. Совесть – это подходящий ключ к этому парню, если мы можем верить описанию, которое передали американцы. Боже мой! Это все надо обдумать. Признаюсь, я сомневался, когда наши мальчики от «плаща и кинжала» сказали мне об этом.
– Мы не слишком надеемся, но это кое-что для твоего Стоунера.
– Он, наверное, уже знает. Я советую тебе быть очень осторожным, Дое. У О'Нейла могут быть в запасе какие-нибудь новые неприятности… то есть, если это Безумец.
– Белые перчатки, мы так и подходим к этому.
– Чертовски мутная вода, Дое.
Это было напоминание о шутке, которой они обменялись на конференции: мутная вода – самая плодородная для нового урожая.
Доэни немедленно подхватил шутку.
– В самом деле, прямо кипит. Я дам тебе знать, если она станет еще более мутной.
– Американцы, безусловно, оказывают помощь?
– Мы не сообщили им ничего из очевидных соображений, Уай. Перед этим они переслали нам кое-какие материалы… на всякий случай, но они сильно урезаны. Нет отпечатков пальцев, зубной карты. Они сваливают все на Панический Огонь, и, может быть, это правда.
– А если этот… О'Доннел, ты говоришь? Если он действительно тот, за кого себя выдает?
– Мы собираемся устроить ему моральную пытку: третья степень, и все будет сводиться к одному – он должен дать нам новый блестящий подход для исследований.
– Тройной подход? А, ты имеешь в виду случай, если он действительно О'Нейл, и ты не сможешь доказать это.
– Вот именно. Он может дать нам настоящий ключ, попытаться искусственно увести в сторону или совершить диверсию.
– Или прямой саботаж.
– Все верно, как на духу. – В разговор вторгся взрыв шумов, болезненно громкий. Когда он утих, было слышно, что Доэни говорит: – …делает группа Бекетта.
Викомб-Финч посчитал это вопросом.
– Я думаю, парень, на которого стоило бы посмотреть – это тот лягушонок, Хапп. Совершенно запутанная голова. Он скармливает идеи Бекетту, как будто даже играет Бекеттом, использует его вместо персонального компьютера.
– Чтоб мне провалиться! Как говорите вы, бритты.
– Ничего мы такого не говорим, ты, ирландский картофелеед.
Они усмехнулись. Это слабоватые оскорбления, подумал Викомб-Финч, недостаточные, чтобы обмануть слушателей, но это стало у них теперь почти ритуалом, который означал, что они подошли к концу разговора.