Книга Мария Федоровна - Юлия Кудрина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Каждый в толпе присутствовавших при кончине Александра III родственников, врачей, придворных и прислуги, собравшихся вокруг его бездыханного тела, сознавал, что наша страна потеряла в его лице ту опору, которая препятствовала России свалиться в пропасть. Никто не понимал этого лучше самого Ники. В эту минуту в первый и в последний раз в моей жизни я увидел слезы на его голубых глазах. Он взял меня за руку и повел вниз в свою комнату. Мы обнялись и плакали вместе. Он не мог собраться с мыслями. Он сознавал, что он сделался императором, и это страшное бремя власти давило его.
— Сандро, что я буду делать? — патетически воскликнул он. — Что будет теперь с Россией? Я еще не подготовлен быть царем! Я не могу управлять империей. Я даже не знаю, как разговаривать с министрами…»
Иоанн Кронштадтский, находившийся около императора до его последнего дыхания, писал в своих записках: «Он тихо скончался. Вся Семья Царская безмолвно, с покорностью воле Всевышнего, преклонила колени. Душа же Помазанника Божия тихо отошла ко Господу, и я снял руки свои с головы его, на которой выступил холодный пот. Мир душе твоей, Великий Государь и верный слуга Царя царствующих! Не плачь и не сетуй, Россия! Хотя ты не вымолила у Бога исцеления своему Царю, но вымолила зато тихую, христианскую кончину, и добрый конец увенчал славную его жизнь, а это дороже всего!»
21 октября после завтрака была отслужена панихида, а в 9 часов вечера — другая. Цесаревич Николай Александрович в своем дневнике записывал: «Выражение лица у дорогого Папа́ чудное, улыбающееся, точно хочет рассмеяться. Целый день отвечал на телеграммы с Аликс, а также занимался делами и последним фельдъегерем. Даже погода и та изменилась: было холодно и ревело в море!»
Великая княгиня Ольга Константиновна писала великому князю Константину Константиновичу: «Надо только удивляться, что сердце человеческое может вынести подобное волнение. Императрица убита горем; с каждым днем это горе становится более тяжелым, потеря ощущается все больше, пустота ужасная! Конечно, один Господь может утешить, исцелив такую душевную боль…»
Несколько дней на море бушевал сильный шторм, лил дождь, выл ветер. Природа словно оплакивала покойного императора России. Находившийся в те дни в Ялте известный русский писатель, участник Русско-турецкой войны В. А. Гиляровский выразил всеобщее настроение в следующем стихотворении:
Ливадийский дворец был задрапирован черной тканью, развевавшейся на ветру. К вечеру, незадолго до захода солнца, когда море с ревом разбивало волны о прибрежные камни, а ветер гнал по небу низкие серые тучи, все присутствовавшие при кончине императора члены его семьи — похудевшая императрица Мария Федоровна, потрясенный сын Николай, наследник престола, второй сын, великий князь Георгий Александрович, великая княгиня Ксения Александровна, братья и сестры государя, а также близкие и дальние родственники, придворные, врачи, пытавшиеся спасти императора, представители духовенства собрались перед Ливадийским дворцом. Раздался траурный залп. В честь покойного императора салютовал стоявший на рейде в Ялте Российский императорский флот. Печально гудели колокола ливадийских церквей. Все собравшиеся в те скорбные часы 21 октября присягнули новому императору — Николаю.
В манифесте, возвестившем России о восшествии на престол императора Николая II, говорилось:
«…Горя наше не выразить словами, но его поймет каждое русское сердце, и Мы верим, что не будет места в обширном Государстве Нашем, где бы ни пролились горячие слезы по Государю, безвременно отошедшему в вечность и оставившему родную землю, которую Он любил всею силою Своей русской души и на благоденствие которой Он полагал все помыслы Свои, не щадя ни здоровья Своего, ни жизни».
В тот же день отцом Иоанном Кронштадтским была совершена церемония миропомазания принцессы Алисы, невесты царя. Алиса уже была ознакомлена с канонами православия, так как готовилась к миропомазанию несколько месяцев после обручения. В специальном манифесте по этому поводу говорилось: «Совершилось священное миропомазание над нареченной невестой нашей. Приняв имя Александры, она стала дочерью Православной нашей Церкви, к великому утешению нашему и всей России. Повелеваем Высоконареченную Невесту нашу, Ее Великогерцогское Высочество принцессу Алису именовать Благоверной княжной Александрой Федоровной с титулом императорского Высочества». С этого дня ее имя упоминалось в храмах в ектениях наряду с именами всех членов императорского дома.
Художник М. С. Нестеров, находившийся в те траурные дни в Москве, вспоминал:
«Из Ливадии телеграммы поджидались народом на улицах. Лица были печальны, задумчивы. Уходила яркая, национальная фигура прямодушного, сильного Царя…
Все стоявшие вне „политики“ тревожно смотрели на будущее России. Помню как сейчас, я проходил Красной площадью: толпы народа ожидали последних вестей. В этот момент появились телеграммы о кончине Государя. Народ читал их, снимал шапки, крестился.
Была объявлена первая панихида в Успенском соборе. Не только Собор, но весь Кремль был полон народом. Суровые лица, слезы у некоторых выражали великую печаль, и она была искренней. Государя народ так же любил, как не терпели его барство, интеллигенция, разночинцы.
В Соборе стояли тесно, что называется, яблоку негде было упасть. И вот началась панихида. Служил митрополит Сергий. Пели Чудовские певчие. Вот старый протодьякон — Шеховцов, дивный бас которого знала вся Москва, провозглашает „Вечную память новопреставленному рабу Божию Государю Императору Александру Александровичу“… — голос дрогнул у старика. Дрогнул весь собор. Послышались рыдания. Все опустились на колени.
Россия потеряла свое вековечное лицо — ушел действительно благочестивый Государь, любивший Россию больше жизни, берегший ее честь, славу, величие. Уныло разошлись из собора, из Кремля москвичи. Панихида за панихидой служились в Московских церквях. Объявлен был день, когда Москва может прийти поклониться почившему Императору в Архангельском соборе.
Все стали готовиться к этому дню. И мы — художники хотели принять участие в народном трауре. В. М. Васнецов предложил сделать рисунок большого стяга от художников. Исполнить его взялись в Абрамцеве московские дамы. Закипело дело, и к дню прибытия тела Государя в Москву стяг был готов. Вышло красиво. По черному бархату серебром, золотом и шелками на одной стороне был вышит Спас Нерукотворный, на другой — Крест с соответствующим текстом.
Выбрана была депутация от художников во главе с В. М. Васнецовым. Был в ней я, Архипов, Васнецов Аполлинарий и еще кто-то, не помню».
22 октября тело усопшего императора перенесли вниз. Утренняя и вечерняя панихиды были отслужены в Малой Ливадийской церкви. Цесаревич Николай записал в дневнике: «Слава Богу, милая Мама́ геройски переносит свое горе…
