Книга Город Х - Вероника Мелан

– Выйду!

– Нет. Я перепрограммировал систему.

Макферсон принялся, было, ржать, но уже через секунду подавился – за маской бравурности мелькнул страх.

– Вписал пару строчек кода? Не поможет – я все равно найду выход…

– Не найдешь.

Они сидели на крохотной, окруженной кустами поляне. Вокруг джунгли; откуда-то издалека долетали отзвуки выстрелов. Здесь пока еще не пахло гарью, но поодаль рвались гранаты и отрывисто тявкали автоматные очереди.

– А теперь слушай меня, Сэмми, – недобро процедил Логан, – слушаешь, точно?

– Я не Сэмми.

– Ты – кусок дерьма без имени. И ты прав: ты больше не Сэмми, потому что ты уже не жив.

Макферсон, напоминая кровавым ртом клоуна, снова принялся орать:

– Да здесь не умирают, идиот!

– Ты – умрешь. Я перепрограммировал систему так, что она допустит твою смерть. Твою настоящую смерть. А когда ты умрешь, она растворит твой труп, как делает это с мнимыми врагами, когда не хватает игроков. И еще – она не выпустит тебя наружу. Никогда. Знаешь, что это означает?

– Ты брешешь…

Он начинал бояться – Эвертон видел. Макферсон был уродом, но не дураком и соображал быстро.

– Что никто и никогда не догадается, где тебя искать.

– Обо мне сообщат…

– Нет. Система будет стирать память каждому, кто выходит отсюда. Они будут видеть тебя здесь – пытать, мучить, бить, – но забывать на выходе. И пытать тебя будут новые. Ты будешь, как бродячий пес, питаться скудными запасами пищи из юнитов, бесконечно искать их, скрываться от погонь, удирать из плена, оттраханный палками с сучками в жопу, но тебя будут находить новые и новые охотники. Отныне твоя жизнь будет проходить здесь: боль и кровь изо дня в день, изо дня в день, и так до самого конца…

– Здесь раны ненастоящие.

– Я сделал их настоящими. Для тебя, – Логан осклабился. – Я сделал настоящей боль и повреждения, я выставил максимальный коэффициент дискомфорта, что означает, что ты даже спать не сможешь нормально – тебя будут постоянно жалить и кусать насекомые.

– Ты… мразь.

Он начал понимать. Постепенно въезжать в смысл ситуации, в которую угодил, и оттого паниковать все сильнее.

– Отпусти меня, отпусти!

– Нет.

– Ты ведь не уйдешь так.

– Уйду. И забуду тебя навсегда. А вот ты проживешь ровно столько, сколько захочешь и сможешь сам. А когда твое желание жить кончится, попроси одного из Охотников прикончить тебя. Или прыгни на нож.

– Это, – очкарик вдруг сделался бледным, почти что жалким. – Это ведь неправда? Ты просто пугаешь меня вхолостую…

Эвертон, который к этому моменту поднялся с бревна, усмехнулся.

– Я бы пугал тебя вхолостую, если бы ты выстрелил в Инигу холостым. Но ты выстрелил настоящим. И теперь эта реальность, – он оглядел плотные и душные джунгли, – и есть твоя новая жизнь. Она будет болезненной. Долгой или не очень.

Он бросил под ноги Макферсону ключи от наручников. Постоял, прежде чем уйти:

– Кстати, система сообщит мне, когда ты умрешь.

– Я… не умру, – кричали ему вслед перекошенным ртом. – Я выживу, я выберусь, я… убью тебя, Эвертон.

Логан даже не обернулся. Уходя, он с устрашающей определенностью знал две вещи: что он лучший программист на Уровнях и что система ни за что не даст Макферсону уйти. Теперь того ожидает крайне насыщенная и крайне неприятная жизнь. Такая, что лучше бы снайпер и выстрел в голову.

Пантеон открыл проход наружу сразу же, как только Логан коснулся кнопки «Выход».

Приятно, черт возьми, уметь управлять кодом Комиссии. Приятно. И иногда крайне полезно.

Все, с одним делом покончено.

* * *

(Madilyn Bailey – Symphony)

Нордейл. Уровень Четырнадцать.

– Как Вы себя чувствуете?

Как?

До того как пришел доктор, я какое-то время разглядывала идеально белый потолок, стоящие рядом приборы наблюдения и единственное окно с пустым подоконником, за которым жил своей жизнью Нордейл. Я дышала сама, могла шевелить конечностями, могла, кажется, даже сесть на кровати. Я была жива – несомненный бонус, ведь так? Вот только настроение было безрадостным, а внутри пусто.

– Ничего не болит?

У доктора были медно-рыжие волосы и такого же цвета глаза – редкое сочетание. И смотрел он вроде бы на меня, а вроде бы и мимо. В белом халате, в бежевой рубашке под халатом, почему-то без бейджика с именем.

– Физически я чувствую себя нормально, – ответила я ровно. В горле першило, хотелось пить.

– Это хорошо.

Он читал какие-то бумаги, которые принес с собой.

– Нигде не болит?

Не успела я ответить, как вошла медсестра. Увидела посетителя, нахмурилась:

– Простите, но у этой пациентки другой лечащий врач – мистер Эвансон.

– Теперь ее лечащий врач я.

– А Вы, простите, кто?

Мужчина в белом халате достал странного вида круглый жетон и показал его медсестре. Та проглотила явно вертевшийся на языке вопрос, прочистила горло, извинилась и тихо прикрыла за собой дверь с обратной стороны.

– А почему мне сменили врача?

Полюбопытствовала я без особенного, впрочем, интереса.

– Так было нужно. Я рад, что вы чувствуете себя нормально.

Я лишь грустно усмехнулась. Радовалась ли я тому, что осталась жива после вчерашнего? Наверное. Вот только не особенно сильно хотелось возвращаться в жизнь – к реальности, к делам, к людям, к мыслям. Хотелось забиться в норку и сидеть там тихо-тихо – без памяти и без воспоминаний. После выстрела я, видимо, очнулась, но еще не оклемалась.

– Нормально, да, – повторила тихо.

– Ничего-ничего, – благодушно заверил доктор, – если все хорошо физически, потом выправится и настроение.

Хотелось бы мне быть столь же оптимистичной, как он.

Вчерашний вечер мне не помнился совсем. Была операция? Что у меня повреждено? Последним, что я помнила, был холодный асфальт и адская боль во всем теле. Было жарко и одновременно холодно, было ощущение, что я умираю.

– Скажите, а кто меня сюда привез?

Они не будут спрашивать, кто и почему выстрелил в меня? Наверное, нет. Врачи в такое не лезут – лезет Комиссия, но ее видеть не хотелось. Пусть пронесет.

Доктор зашуршал бумагами.

– Вас нашли на трассе неподалеку от Нордейла. Водитель проезжающей машины заметил Вас на обочине и вызвал скорую…

Не Логан. Еще один вздох. Конечно, нет.