Книга Тайный Тибет. Будды четвертой эпохи - Фоско Марайни
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Связь двух таких сильных и решительных характеров, как Марпа и Миларепа, не могла длиться вечно. Поэтому после посвящения в тантрические тайны Миларепа оставил своего учителя. Их прощание, как естественно для друзей, между которыми было столько любви, ненависти и неистовства, было трогательным. В момент расставания двое почувствовали силу уз, связывающих их. Почтение ученика к учителю окрасилось новой привязанностью, уверенность учителя в ученике была обогрета новой дружбой.
Единственное, что еще связывало Миларепу с миром, было его желание еще раз увидеть мать. Поэтому он вернулся в родные места, но нашел дом разрушенным, а от его матери остались только кости. Сестра его исчезла. Дзесе, невеста его далекой юности, ждала Миларепу, но из-за его обращения в религию их жизненные пути разошлись так далеко, что не могло быть и речи о браке, поэтому Миларепа снова покинул деревню «с костями матери под одеждой на груди» и сочинил стихотворение о тщете жизни:
Миларепа нашел приют в горной пещере и посвятил себя аскетической жизни со всем огнем, который освещал его страстную и мстительную юность. День ото дня он ел все меньше, пока в конце концов не стал питаться одной крапивой. Проходили месяцы и годы; его одежда обветшала, и он остался полуголым; его нестриженые волосы росли в диком беспорядке, у него выросли длинные ногти, и его тело превратилось в кожаный мешок с костями; он был уродлив, грязен и похож на привидение с «зелеными волосами и кожей», как сорная трава. Он удалился от мира и жил в царстве Абсолюта, но ему были знакомы несказанные опьянения ума.
Через много лет его сестре удалось его разыскать. Она добралась до его пещеры и с ужасом увидела, в каком состоянии он находится. Она попыталась отговорить его от такого безумного образа жизни и убедить снова вернуться к людям. Она предложила ему еду и попыталась одеть его, чтобы защитить от холода. Миларепа был тронут, но его жизнь была определена. Слова Марпы, его гуру, постоянно звучали в его ушах. Он ответил сестре стихотворением:
Прошло еще много лет в одиночестве и умерщвлении плоти, и Миларепа достиг такой степени господства над сгустком нервов, в который превратился его организм, что мог по желанию производить тепло и совершать чудо левитации. «По ночам в своих видениях я мог свободно и беспрепятственно исследовать целую вселенную, от бездн адских миров до самых головокружительных высот… Мое тело было как будто раскалено».
Однажды, когда Миларепа вышел из своей пещеры, чтобы переселиться в другое, более отдаленное убежище, он разбил сосуд, в котором варил свою крапиву. «Я утешался мыслью, что все сотворенные вещи по самой своей природе так же эфемерны. Это понимание тоже дало пищу для медитации… Я пел:
Пока Миларепа сочинял это стихотворение, какие-то охотники набрели на его пещеру и с изумлением увидели там человеческое существо в таком состоянии.
«Отчего у тебя такое худое тело, о отшельник, и этот зеленый цвет?» – спросили они. Они пожалели его, но Миларепа ответил: «В ваших глазах я, может быть, кажусь ужасно жалким. Но вы не знаете, что нет никого в мире счастливее меня». Потом он сочинил для охотников «Песнь лошади».
Миларепа, постоянно сочиняя стихи, распевая и переходя из пещеры в пещеру, наконец состарился. Каждое его слово и действие оставалось выразительным до самого конца. Известный ученый, который дал ему приют в пути, оскорбился оттого, что безумный старый отшельник не отдал ему дань мирского уважения, и напоил его ядом. Диалог ученого, который прочел все ученые трактаты и пользовался авторитетом, и голого отшельника, который не имел ни одной книги, иллюстрирует полное презрение Миларепы ко всем мирским формам и условностям:
Наконец, окруженный учениками, он покинул «цикл перерождения», бормоча свои последние мысли:
Безобразные сокровища дзонгпона
Иногда случается так, что ты просыпаешься ночью уже совсем под утро. В таких случаях, если ты не слишком сонный, лучше всего встать. Так и получилось у меня сегодня утром. Наверное, было часов пять. Я думал, что все спят, но, выйдя из дому, сразу же услышал монотонный распев голосов. Не было видно ни души, но в одной комнате Халиль, кашмирский слуга Туччи, читал свои мусульманские молитвы, а в другой Норбху, повар, читал буддийские молитвы. Мне, так называемому христианину, стало стыдно оттого, что я молчу посередине. Может быть, есть какой-нибудь коллективный способ разговаривать с Богом на разных наречиях и языках? Не знаю… При первых красных отблесках рассвета горы смотрелись поистине божественно.
Примерно в десять часов за мной пришел доктор из Гьянце. Он обещал отвести меня на гору, где «столько странных трав». Сначала мы зашли к нему, потому что он хотел показать мне свой запас «лекарств». Они находились примерно в ста восьмидесяти коробочках, содержавших самый бессвязный набор предметов: разноцветные камни, кристаллы, выдолбленные камни, выложенные кристаллами, необычной формы семена, сухие корни, волосы, кусочки кости, маленькие окаменелости. Лечебные свойства приписывались всему необычному. Самым редким экспонатом, если я правильно понял, была засохшая драконья кровь, но, на мой неуважительный взгляд, это был всего лишь кусочек сургуча.
Гора с необычными травами – это Цешен, холм, похожий на корабль, который возвышается почти в одиночестве посреди равнины, где стоит Гьянце. Большой монастырь «вырастает из него» с одной стороны. «Странные травы» растут на северной стороне, где почти вертикальные красные утесы, тень и сырость. Когда мы дошли до красных камней и амчи показал мне «странные травы», я увидел, что это всего лишь робкие папоротники. Я осторожно сорвал их для гербария, чтобы отдать в Университет Флоренции.