Книга Эхо чужих грехов - Марта Таро

По проходу к остолбеневшему Алексею уже спешил посланник, его супруга бросилась к упавшей Кате.

– Князь, я счастлив, что вы живы, но мы все здесь пребывали в уверенности, что вы погибли под Бородино. Хорошо, что венчание только началось и всё удалось остановить. Пойдёмте со мной, – предложил граф Ливен. Как опытный дипломат он знал, что главное при выяснении отношений – в зародыше погасить скандал.

Подталкивая Алексея вперёд, граф подвёл его к маленькой группе, стоящей у аналоя. Катя уже пришла в себя и, поддерживаемая с одной стороны Долли, а с другой несостоявшимся женихом, стояла, глядя на приближавшегося мужа. Алексей взял себя в руки и, подойдя, вежливо поклонился великой княгине и графине Ливен.

– Давайте перейдём в посольство и обсудим всё в моём кабинете, – решил посланник.

Он предложил руку великой княгине, Долли быстро подхватила под локоть оторопевшего «жениха», а Алексею ничего не оставалось, как взять под руку свою ожившую жену. Вскоре все уже входили в просторный кабинет посланника. Граф Ливен рассадил дам в кресла, предложил мужчинам стулья и начал разговор, обратившись к Алексею:

– Князь, позвольте спросить, если вы остались живы после появления в газетах извещения о вашей смерти, почему же вы не сообщили об этом супруге?

– Когда я уже собрался выехать в Лондон на встречу с семьёй, пришло известие, что корабль, на котором плыла моя жена, затонул и с него никто не спасся. Все эти годы я оплакивал свою супругу и считал себя вдовцом. Сюда я приехал лишь потому, что её императорское высочество переслала своему августейшему брату письмо моей тётки, и я надеялся найти в Лондоне свою сестру Элен.

– Теперь мне всё понятно: Екатерина Павловна убивалась из-за вашей гибели и считала себя вдовой, а вы пребывали в уверенности, что погибла она. Какая счастливая развязка: вы нашли не только жену, но и сына! Князь Павел Алексеевич – наш с графиней крестник. Ну, а сейчас вам лучше побыть одним. Коляска стоит у крыльца. – Не дав Алексею возможности отказаться, Ливен подхватил под руку Катю и повёл её к выходу.

Пришлось Черкасскому догонять хозяина дома. Ливен усадил Катю в коляску, всё ещё украшенную цветочными гирляндами, дождался, пока сядет Алексей, и велел кучеру трогать. Попрощавшись взмахом руки, посланник развернулся и пошёл в свой кабинет, где по-прежнему молча сидели остальные участники драмы.

– Ваше высокопревосходительство, позвольте мне написать рапорт об отставке, – попросил князь Сергей.

– Нет, не разрешаю, пишите прошение об отпуске сроком на год, – отказал Ливен и ласково похлопал молодого дипломата по плечу, – вы можете уехать сегодня. Всё пройдёт, уж поверьте…

Курский поблагодарил, попрощался с дамами и вышел.

– Христофор, что будет с бедной девушкой? – Долли наконец-то обрела дар речи. – Катя не виновата, что нашла новую партию, она считала себя вдовой.

– Она не виновата, но муж думает, что его предали, и, помоги ей Бог, твоей подруге будет непросто заслужить прощение.

Мудрый дипломат сказал истинную правду, и, представив, что же сейчас творится в украшенной розами коляске, Долли и Екатерина Павловна дружно вздохнули.

Увитая розами блестящая коляска медленно катила по улицам Лондона. Все её убранство намекало на счастливое событие, но открывшаяся взорам любопытных горожан картина вызывала лишь недоумение: бледная как смерть невеста смотрела в одну сторону, а сидящий рядом с ней красавец в мундире чужой армии – в другую. В экипаже царило ледяное молчание, но наконец пытка кончилась и лошади остановились у крыльца дома на Аппер-Брук-стрит.

– Я приезжал сюда утром, только в соседний особняк, – заметил Алексей.

Он вылез из коляски и протянул руку жене, помогая ей сойти с подножки. Пальцы Кати дрожали, и их холод чувствовался даже сквозь перчатку. Навстречу прибывшим вышли Штерн и Луиза. Увидев, что Катя вообще не в состоянии говорить, Иван Иванович выступил вперёд и, поздоровавшись с Алексеем, представил ему мадемуазель де Гримон.

– Мне очень приятно, – сообщила Луиза, – прошу, проходите в дом.

В гостиной стояли бокалы с шампанским, на блюдах лежали фрукты и пирожные. Поняв, что здесь ожидалось свадебное угощение, Алексей разозлился ещё сильнее.

Поверенный усадил бледную Катю в кресло и обратился к Черкасскому:

– Ваша светлость, объясните, пожалуйста, почему вы не дали сюда знать, что живы? И почему не интересовались судьбой жены и сына?

Катя с благодарностью воззрилась на Штерна. Холодная отчуждённость Алексея, ужасное горе и унижение князя Сергея окончательно добили её. Катя чувствовала себя не просто виновной, а даже преступницей. Теперь же поверенный напомнил всем, что графиня Бельская два года искренне оплакивала своего погибшего мужа, а Алексею в это время не было никакого дела ни до неё, ни до её горя.

Черкасский слово в слово повторил то, что уже говорил в кабинете посланника. Но Штерн не сдавался, а продолжал настаивать:

– Почему же вы не связались со мной, в конторе вам сообщили бы мой здешний адрес. Это, по меньшей мере, странно – ведь вы, уезжая, дали мне поручение. Результат моей работы вас не интересовал?

– Я был убит известием о гибели моей беременной жены, поэтому всё остальное, в том числе и данное вам поручение, перестало меня волновать. Иван Иванович, я понимаю, что вы печётесь об интересах своей доверительницы, убеждая меня, что она, считая себя вдовой, имела право устроить судьбу и снова выйти замуж. Я с вами не спорю, она имела на это право. Поэтому предлагаю сейчас разговор закончить. Мадемуазель де Гримон, прошу вас выделить мне комнату, и я хотел бы увидеть своего сына. Надеюсь, что моя жена сможет его показать?

Катя встала с кресла и молча вышла из гостиной. Алексей двинулся за ней. В его душе боролись родившаяся сегодня ненависть – ведь он увидел, как быстро боготворимая им женщина предала семейные узы, и любовь, жившая в сердце с далёкого зимнего вечера в деревенской церкви. Жена поднималась по лестнице, и Черкасский против воли отмечал грациозное покачивание её бедер под шёлком роскошного платья. Катя ещё в гостиной сорвала с головы кружевную мантилью, и длиннющая каштановая коса, до этого короной уложенная на голове, соскользнула на спину и сейчас покачивалась в такт лёгким шагам.

Алексей с грустью осознал, что только коса и осталась от прежней Кати. Эта богиня с роскошной фигурой – совсем чужая женщина. Раньше жена казалась такой искренней, чуждой притворства и фальши, но что теперь скрывается за этим прекрасным фасадом? Алексей терялся в догадках. Они подошли к комнате, откуда доносился весёлый смех маленького ребёнка и воркование женщины, говорившей по-английски. Катя открыла дверь и, не оглядываясь на мужа, прошла в комнату. При виде сына её лицо расцвело счастливой улыбкой.

– Мой золотой, подойди ко мне, – позвала Катя и опустилась перед мальчиком на колени.

Ребёнок тут же подбежал к ней и обнял. Алексей замер, поражённый в самое сердце: из-за плеча жены на него смотрел он сам – только совсем крошечный. Лишь глаза у малыша оказались материнские: очень светлые – серо-голубые, опушённые густыми чёрными ресницами. Черкасский шагнул вперёд и наклонился к мальчику, но тот испугался чужого лица и ещё теснее прижался к матери.