Книга Богиня пустыни - Кай Майер

Элиас повел Сендрин по путанице укрепленных дорог дальше, в восточном направлении. Большинство этих дорог проходило между глубокими ямами раскопок и были настолько узкими, что Сендрин и Элиас едва могли идти рядом. Сендрин неоднократно вынуждена была бороться с головокружением, когда справа и слева от нее оказывались ямы в несколько метров глубиной, на дне которых цветные и белые единодушно возились с лопатами, брусьями и деревянными кольями. Там, где еще не было выкопано никаких ям, проводились измерения, изготавливались макеты и инструктировались старшие рабочие о правилах выполнения предстоящих работ. Со всех сторон раздавались крики и говор на множестве языков, чаще всего, пожалуй, на кои, но также и на английском, немецком или на каудервелыле — языке буров.

На короткое время у Сендрин мелькнуло воспоминание о сооружении термитов, но оно тотчас пропало, когда они приблизились к палатке цвета хаки, величиной с маленький дом.

— Профессор? — позвал Элиас, еще до того как они достигли входа в палатку. — Профессор Пинтер?

Внутри кто-то проворчал что-то невразумительное, непонятное никому, на каком бы языке он ни разговаривал. Через секунду брезент был откинут в сторону, и какой-то мужчина, моргая, выглянул на улицу. Его лицо оставалось недовольным, почти гневным, пока он не узнал Элиаса. Его гнев тотчас улетучился, и широкая улыбка появилась на загорелом лице.

— Элиас Мук! — обрадовался он. Он назвал имя гостя с английским акцентом, но, как выяснилось, его немецкий был совершенным: — Кого это вы привели к нам в гости, Элиас?

— Мою сестру, профессор. Сендрин Мук. Она погостит у меня несколько недель… Или дней, — при этом он неуверенно посмотрел на Сендрин, которая не захотела ответить на его взгляд. Вместо этого она шагнула к профессору Пинтеру и подала ему руку. Пожилой мужчина слегка поклонился и галантно поцеловал ей руку. Сендрин почувствовала, что краснеет.

— Не только у французов хорошие манеры, — произнес Пинтер с удовольствием, заметив ее замешательство. — О да, и немцы, разумеется, тоже! Добро пожаловать в мое скромное жилище, фрейлейн Мук, — он произнес ее фамилию как Мак. — В первый момент я уж было подумал, что ваш брат распрощался со своей обворожительной Наиной, поменяв ее на не менее очаровательную молодую даму. — Повернувшись к Элиасу, он добавил с тонкой улыбкой: — Могу ли я предположить, что вы теперь будете удостаивать нас более частыми визитами, естественно, в сопровождении двух удивительно красивых дам, Элиас? Мужчины будут ревновать, я уже молчу о себе.

Пинтеру было около шестидесяти лет, но его движения были подобны движениям человека, моложе его по меньшей мере лет на двадцать. Только лицо выдавало его возраст — морщинистое и выдубленное солнцем, оно свидетельствовало о долгой жизни в раскаленной пустыне. Его губы потрескались и стали бесцветными, белоснежные волосы были подстрижены очень коротко. У Сендрин сложилось впечатление, что он был слеп на один глаз, но она не была уверена в этом и не хотела смотреть на него слишком пристально — это было бы невежливо.

Профессор повел их в палатку. В центре стоял широкий стол, на котором высокой горкой возвышались карты, рядом лежали карты, скатанные в рулон. Бесчисленные книги были сложены в высокие стопки, между ними стояли измерительные устройства, пишущая машинка и винтовка. В углу, за высокими, в рост человека, горами пожелтевших фолиантов, были видны незаселенная полевая кровать и склад грязной посуды.

Туземец в белой одежде принес кувшин с теплой водой, которую профессор налил своим гостям в глиняные бокалы. Сендрин с благодарностью осушила свой бокал и приняла приглашение Пинтера присесть на один из нескольких табуретов, стоявших вокруг стола с картами.

— Моя сестра захотела с вами познакомиться, — объяснил Элиас после того, как мужчины также заняли место за столом.

Пинтер был заметно удивлен.

— Действительно?

Сендрин бросила на Элиаса ядовитый взгляд, затем она обратилась к профессору.

— То, что сказал мой брат, не совсем верно. Я хотела поговорить с кем-то, кто сотрудничал с лордом Селкирком. Элиас предположил, что вы могли бы быть этим человеком.

Профессор обменялся с Элиасом быстрыми взглядами, затем, вздохнув, произнес:

— Вероятно, было бы слишком наивно думать, что молодая дама могла проделать такой путь практически в никуда, чтобы встретиться со стариком археологом.

Сендрин понимала, что он ждал пояснений, но после ужасной езды на верблюде ей было не до приличий.

— Вы знали Селкирка лично?

Пинтер медленно кивнул.

— Могу я поинтересоваться, что вызвало ваш интерес к нему?

— Я работаю гувернанткой в поместье Каскаденов. Вам что-нибудь говорит это имя?

— Тит Каскаден? Ну разумеется, мы с ним знакомы целую вечность, а познакомились как-то на летнем балу у губернатора, если я не ошибаюсь. Здесь, в котловане, вы могли бы столкнуться с кем-нибудь и похлеще, дитя мое.

— Тогда вы наверняка знаете, что Каскадены проживают в бывшем поместье лорда Селкирка.

— Я не говорил об этом лично с Титом Каскаденом, но — да, такая информация здесь быстро распространяется. Тем более что мне в свое время довелось общаться с Селкирком.

Сендрин все больше волновалась. Ей хотелось, чтобы Элиас покинул палатку, чтобы она и профессор могли поговорить с глазу на глаз. Но было бы слишком неблагодарно и невежливо с ее стороны попросить его выйти. Кроме того, ей хотелось избежать его последующих расспросов. Пожалуй, ей даже было безразлично, узнает ли он о чем-нибудь, все равно он никак не сможет это использовать.

Она объяснила профессору, что Тит поручил ей, чтобы она больше узнала об истории дома и его прежних обитателях. Правда, до сих пор это исследование ограничивалось преимущественно библиотекой поместья, но теперь, раз уж она оказалась здесь, она захотела воспользоваться возможностью побеседовать с одним из бывших коллег Селкирка.

— Вы знаете, как погиб Селкирк? — спросила она.

— Я полагаю, до вас доходили некоторые слухи, — ответил Пинтер, — слухи о том, что он убил всю свою семью и затем покончил с собой. Не верьте этому вздору — все это ложь. Я достаточно хорошо знал лорда и уверен, что он никогда не смог бы совершить нечего подобного. Вам известно, что он первым пригласил немецких преподавателей в Виндхук задолго до того, как там была открыта школа? А знаете ли вы о том, что раз в год он устраивал большой детский праздник, чтобы дать возможность белым и черным детям подружиться? Такой мужчина не может вырезать собственную семью! Он был просто влюблен в своих дочерей, и прежде всего в самую меньшую… Нет, я уверен, он не совершал этого.

— Тогда кто?

— Восставшие. Гереро. Не в обиду будет сказано, Элиас, я знаю, что ваша жена — гереро… но это не меняет тот факт, что мятежники убили всю семью Селкирка.

— Вы были там, когда солдаты вошли в дом?