Книга Дневник убийцы - Джон Г. Мэтьюз

Он позволил Фолвею упасть на пол и задумчиво оглянулся на его тело перед тем, как войти в лифт. До него дошли слухи о том, что с Кальви разделался этот человек, и вот Томми лично подтвердил это. Энцио пожалел лишь только о том, что пришлось оставить стилет в теле Фолвея. За последние несколько лет этот инструмент сослужил ему хорошую службу. Но без ножа записка улетела бы по ветру, а для него было важно, чтобы Тирни обязательно получил и ее, и его следующие послания.

Глава 34

Филипп Станден собрал совещание в конторе «Станден, Мид и Беккетт» на Четвертой авеню.

Ардженти, Джеймсон и Лоуренс сидели по одну сторону длинного стола в зале заседаний, а Филипп Станден, Томас Вайнрайт и стенографист заняли места напротив. С той стороны между каждым из них было по два свободных места, заметил Финли, хотя первое место справа от Филиппа Стандена было завалено папками.

– Сегодняшняя встреча посвящена ознакомлению с содержанием письма, присланного мне почившим недавно Джефферсоном Вайнрайтом, с указанием, что письмо может быть прочитано только после его смерти. Отмечено также, чтобы на сегодняшнем совещании присутствовал сын Джефферсона Томас. – Станден кивнул стенографисту и оглядел небольшое собрание. – Но чтобы продолжить, следует объяснить мое участие в слиянии компаний Лангдейла и «Оттмейр и Гленнинг», упомянутом в этом письме.

Томас Вайнрайт наморщил лоб.

– Это означает, что письмо было у вас до оглашения завещания в Ричмонде. Почему оно не было зачитано тогда?

– По причине его возможного влияния на акции компании «Оттмейр и Гленнинг», что прояснится вследствие раскрытия обстоятельств. Раскрывать такое перед всей семьей, разумеется, было нежелательно. – Адвокат посмотрел на Джеймсона и Ардженти. – Кроме того, выяснилось, что это может повлиять на расследование убийства.

Станден продолжил разъяснения, касающиеся его личного участия в слиянии с компанией У.Г. Лангдейла, в результате которого Джефферсон Вайнрайт и Уильям Лангдейл стали основными держателями акций.

– Думаю, следует сказать, что к тому времени взаимоотношения между ними совершенно испортились. Но так было не всегда, – заявил он.

Томас Вайнрайт изобразил на лице понимание.

– Да. Помню, когда я был моложе, Уильям Лангдейл приходил к нам, и отношения у них тогда были хорошие.

– А как ваш отец объяснял их разрыв? – спросил Филипп.

– Он сказал, что Лангдейл глупо распоряжался своими деньгами, но это было простительно, а вот обман и нечестность – нет.

– Когда я подготовил окончательное слияние, то был такого же мнения, – вздохнул Станден. – Но это не вся история, что проясняется в письме вашего отца. Были ошибки и некоторые промахи, да, – особенно в самом начале разработки «Ланетола», что означало увеличение вложений со стороны вашего отца. Но, возможно, мошенничества, в котором его потом обвинили, не было.

Джеймсон кивнул.

– Именно поэтому интересы Уильяма Лангдейла никак не были представлены в акциях компании «Оттмейр и Гленнинг»?

– Именно так, – подтвердил адвокат. – К тому моменту у компании Лангдейла были огромные долги, бо2льшая часть которых принадлежала Джефферсону Вайнрайту. Поэтому, конечно, он больше всех был заинтересован в слиянии компаний. Между ними возник спор, касающийся разработок «Ланетола». Лангдейл заявил, что работал над препаратом три года до их встречи, что означало существенные личные вложения с его стороны. Он хотел, чтобы это было отражено в предстоящих переговорах по акциям. И он умолял Джефферсона повременить, поскольку в случае принятия «Ланетола» как основного средства для клинического применения их положение должно было сильно укрепиться. Однако Джефферсон не только отказался, но еще и когда Лангдейл пошел на дополнительные финансовые вложения в этот препарат, обвинил его в мошенничестве и вычеркнул эти затраты из ведомостей компании. Он заручился поддержкой Пейджа и Арбатнота, чтобы ускорить процедуру слияния, последствия которого для Уильяма Лангдлейла были катастрофическими.

Станден заглянул в папку, лежащую перед ним на столе, почесал лоб и добавил:

– Полагаю, что будет лучше, если я прямо зачитаю письмо Джефферсона Вайнрайта.

Он повел пальцем по строчкам и остановился, когда позади остались две трети первой страницы, после чего начал читать вслух, и голос его приобрел свежие нотки.

– «Я прекрасно знал, что слияние на этом этапе станет для Уильяма катастрофой. Однако мое стремление поскорее завершить сделку заставило меня упустить это из виду и воспротивиться любым его попыткам, которые могли бы этому помешать. Я воспользовался обвинением в мошенничестве на основании его ошибочных расчетов.

Короче, слияние было для меня удачей. Я перевел свои кредиты в акции, которые в течение года выросли вдвое, как только «Ланетол» стал продаваться. Уильям при этом остался без гроша. Спустя месяц после того, как Кристофер Харлек в «Бельвю» одобрил препарат для использования в базовых больницах, он прислал мне гневное письмо, обвинив меня в том, что я все это спланировал. Уильям заявил, что, зная, что Харлек скоро одобрит «Ланетол», я воспользовался этим, чтобы подговорить Сайласа Пейджа и Генри Арбатнота проголосовать за слияние, а потом уговорил других коллег и бухгалтера Бартоломео Корбетта оформить сделку.

Он нарисовал картину некоего грандиозного заговора и обвинил меня в необоснованных заявлениях о его мошенничестве. Он думал, что в этом участвовал даже мой банкир, Джосайя Берентон. Возможно, я не ответил из-за грозившего ему обвинения в мошенничестве. На суде он защититься не смог и был признан виновным.

С тех пор я не видел Уильяма и даже не присутствовал во время вынесения ему приговора. Как я узнал позже, его там тоже не было. Года через два я слышал от его коллеги по бизнесу, что судьба его сложилась трагично. Юная дочь Уильяма Иллеона умерла. Ей было всего шестнадцать лет. Сверив обстоятельства и время, я понял, что спустя всего месяц после его заключения в тюрьму она покончила с собой в работном доме, куда ее сослали вместе с женой Уильяма Максиной.

Выходило, что на суде его не было потому, что судебные приставы в тот же день описывали его дом и пожитки. Конечно, когда Лангдейла не увидели в суде, полиция незамедлительно арестовала его и отправила в тюрьму Йорквиль, где он пробыл три года, после чего был освобожден в ноябре 1892 года. Жена Максина развелась с ним и уехала жить со своей семьей в Филадельфию. Родственники выкупили ее из работного дома через пять месяцев. На свободу Уильям вышел совершенно одиноким человеком.

Оглядываясь назад, я думаю, что, несмотря на то что я сильно не одобрял стремления Уильяма и дальше вкладывать деньги в разработку «Ланетола», обвинение в мошенничестве было чрезмерным. В то время я думал только о собственной выгоде от моих вложений в компанию, поэтому решительно отвергал все, что препятствовало слиянию. Возможно, я не оценил всю полноту последствий обвинения Уильяма в мошенничестве или весь ужас его задолженности. Но горькая правда в том, что моя жадность ослепила меня настолько, что я даже не потрудился это выяснить.