Книга Юрьев день - Андрей Величко

— Понимаете, Александр, — объяснил он свою позицию, — тут вовсе не так уж плохо. Вряд ли дешевое съемное жилье в Питере окажется сильно лучше. Уж электрического–то освещения там точно не будет. Кроме того, переезд — это событие сродни пожару, а у меня накопилось немало томов, да и записей тоже. Жалко, что меня так быстро помиловали — я‑то надеялся посидеть у вас еще года два, а то и три. Если бы вы это как–то устроили, был бы вам очень благодарен.

— Я собирался предложить должность преподавателя с окладом рублей сто двадцать в месяц. Готов сдать вам ваше теперешнее жилище за десятку, это вместе с питанием. Живите тут и получайте сто десять. Это вас устраивает?

— Вполне, а где и что я должен буду преподавать?

— Здесь, в Приорате. Что именно — сейчас и решим. Предваряя вопрос, который вы почему–то не задали — кому — отвечаю. Учащимся Приоратского профессионально–технического училища. Возможно, будет еще один индивидуальный ученик за отдельные деньги, но это пока еще не решено. И, разумеется, я по–прежнему жду от вас проработанной теории рабочего движения. Вопросы, просьбы есть?

— Если позволите. Раз уж я больше не арестант, то нельзя ли убрать из прихожей ваш сварочный агрегат? Нет, я, конечно, согласен, что это замечательный и очень полезный механизм, но больно уж он сильно благоухает спиртом и горелой касторкой.

Агрегат я убрал в электрические мастерские, а Морозов начал преподавать не только пэтэушникам, но и Мишке.

— Николай Александрович там нашел не то тайное помещение, не то вовсе подземный ход! Он мне дырку туда показал. Обещал за вечер разобрать стену так, чтобы получилось пролезть, — не унимался Михаил. Ну да, десять лет всего человеку, я бы в его возрасте вообще не утерпел. Не стал бы ждать расширения дыры, а протиснулся бы в ту, что уже есть.

— Можно, я завтра пораньше приду, посмотрю, что там?

— Можно. И я, пожалуй, с тобой схожу. Но сейчас давай все–таки займемся физикой.

Занятия продолжались часа полтора с небольшим перерывом, после чего я проводил Михаила до брички, которая отвезет его в Гатчинский дворец — сидеть у меня допоздна ему еще не разрешали, слишком маленький. А сам спустился вниз.

— Что это вас, Николай, на исследование стен потянуло?

— Как бы сказать… в общем, стены я потихоньку начал простукивать сразу, как только сюда заселился. Тюремная привычка, знаете ли. И быстро понял, что вот здесь за стеной пустота. Но делать ничего не стал, опасаясь быть неправильно понятым. Лишь сейчас, став свободным, я решил выяснить, что там.

— Простите, а какого именно неправильного понимания вы опасались?

— Ну… вдруг вы, например, решите, что я готовлю побег?

— Ага, имея возможность в любой момент просто подняться по ступенькам, выйти за ограду и уйти куда глаза глядят. Очень логично!

Я просунул в отверстие, из которого слегка тянуло плесенью, керосиновую лампу и продолжил:

— Да, и чтобы удобнее бежалось, вы не поленились выложить стены и пол кирпичом. Вам самому не смешно?

— Сейчас, конечно, я понимаю, что это глупость, но ведь поначалу–то я вас совсем не знал.

— Ладно, завтра с утра сюда прибежит Мишка, и мы втроем попробуем выяснить, что там такое. Как раз успею слегка подготовиться.

— Странный вы человек, ваше высочество, — вздохнул Морозов. — Я‑то опасался, что вы захотите начать исследования прямо сейчас.

— Не переодевшись, с одной тусклой лампой, где керосина на донышке, без инструментов и даже без канарейки? Сам не полезу и вам не советую.

— Да я в общем согласен… а, простите, зачем канарейка?

— Это очень нежная птица, и шахтеры иногда берут ее под землю. Если там появляется какой–то газ, канарейка чувствует его гораздо раньше человека.

По дороге домой я прикидывал, какая может быть польза от подземного хода, про который мне довелось читать еще в прошлой жизни. Вроде бы он шел до Гатчинского дворца. Рельсы там, что ли, положить и пустить тележку с электроприводом? Чтобы ездить на работу не как недорезанный буржуй — на автомобиле, а как и положено нормальному трудящемуся, то есть на метро.

Глава 34

Кроме технических и педагогических, потихоньку назревала еще одна проблема. Я поначалу даже сомневался — а стоит ли влезать в это дело? И вовсе не потому, что эта самая проблема была маловажной. Дело в том, что мои о ней сведения из первой жизни отличались основательной обрывочностью, это раз. И в обоих я жизнях я весьма слабо разбирался в сути вопроса, это два.

Имелся в виду грядущий голод — я не уверен, но мне казалось, что это был самый сильный голод в России в девятнадцатом веке. Но вот со сроками особой ясности не было. Я точно помнил, что в дате голода присутствовала цифра тысяча восемьсот девяносто один. То есть голод мог быть в девяносто первом — девяносто втором годах. А мог быть и девяностом — девяносто первом, то есть совсем скоро! Итак, что я вообще про него могу вспомнить? Эх, надо было в четыре года не второго «Незнайку» вспоминать почти дословно, а нужные даты! Впрочем, моя крепость задним умом для меня особой тайной никогда не являлась.

Но что–то все же в памяти осталось. Например, то ли за год, то ли за два до голода случился рекордный урожай зерновых, и цены на хлеб поползли вниз, а курс бумажного рубля относительно золотого — верх. Да, почти как в двадцать первом веке, только вместо бакса тут был свой же собственный золотой рубль, а его курс скакал не в разы, а на проценты. Но спекулянты на этом наживались ничуть не хуже. Так вот, уже в конце лета восемьдесят девятого года курс ассигнаций поднялся до шестидесяти девяти копеек, хотя до этого болтался вокруг шестидесяти четырех. Я забеспокоился и наконец–то вспомнил самое важное — неурожаю из–за очень сухого лета предшествовала аномальная зима. Она началась чуть ли не на месяц раньше обычного, была очень холодной, но малоснежной. А тревогу насчет грядущего голода начали поднимать только в середине лета! То есть у меня будет примерно полгода форы, и осталось только понять, как это можно использовать.

Первым делом следовало выяснить, как сейчас вообще готовятся к голоду — ну не может быть, чтобы совсем никак, это ведь не такое уж исключительное событие в наших условиях.

— Никак у тебя новая фобия появилась? — ухмыльнулся отец. — Только–только перестал меня доставать с поездом, как нашел, про что еще страшные истории рассказывать? Жалко, что Боткин сейчас во Франции, так у него уже сын подрос и тоже пошел по медицинской части. Сходи к нем, авось какую пилюлю даст.

Это у папани был такой юмор, но, пошутив, он все–таки решил уточнить:

— С чего это вдруг тебя такие вещи заинтересовали — уж не предчувствие ли, не приведи Господь?

— Оно самое, отец. Но не такое, как было с золотом. Тогда я изучал материалы, вообще все, что могло относиться делу, а сейчас оно как–то начало проявляться само. И не так точно, как тогда — просто чувствую по этому поводу беспокойство, и все. Вот решил у вас спросить, кто ответственный за подготовку к нехватке продуктов.