Книга Пятнадцать жизней Гарри Огаста - Клэр Норт

– Я сказала, вали отсюда, гаденыш, – прошипела служанка и, не слишком сильно пнув меня ногой, захлопнула дверь у меня перед носом.

Я в полной растерянности застыл на месте. Итак, клуб «Хронос» исчез. Я принялся осматриваться, надеясь найти хоть какие-то признаки того, что он здесь был, но ничего не обнаружил. Задрав голову, глянул вверх и увидел, как в одном из окон дрогнула занавеска. Сердце мое словно сжала ледяная рука. Ну конечно.

Глупец, глупец, глупец. Тот, кто уничтожил клуб, наверняка должен был попытаться выяснить, кто будет его искать, и потому оставил наблюдателя. Я, как последний идиот, попался на этот нехитрый трюк.

Вместо того чтобы постараться определить, кто именно смотрит на меня из-за грубых коричневых штор, я наклонил голову и бросился бежать что было сил.

Глава 60

Выбора у меня не было.

Предпринимая все возможные предосторожности, я отправился обратно в Берик.

Обратно в усадьбу, к Патрику и Харриет, к Рори и Констанс. Туда, где все началось.

Я прибыл на место через четыре дня после своего отъезда в Ньюкасл, мрачный, усталый, забрызганный грязью. Парнишка, который сбежал из дома и обнаружил, что ему некуда идти. При виде меня Харриет зарыдала, крепко прижала меня к себе и не отпускала, пока не промочила слезами мою одежду. Патрик спустил с меня штаны и выпорол так, как не порол еще ни разу. Затем от отволок меня в дом Рори Хална и заставил просить прощения у него самого и всех членов его семьи. Мне объяснили, что я должен быть благодарен, поскольку, несмотря на мой проступок, меня не вышвырнули на улицу, где я бы голодал, как бездомная собака. Я узнал, что отныне мне предстоит работать целыми днями до тех пор, пока я, гадкий и неблагодарный мальчишка, не исправлюсь.

Я молча принял порку и последующее унижение. У меня просто не было другого выхода. Обычная линия моей жизни изменила направление. Мне было шесть лет. Всего я прожил семьсот пятьдесят. На меня шла охота.

Халны отказались оплачивать мою учебу в школе, и Патрик, расстроенный и униженный моим проступком, не стал оспаривать это решение. Харриет на этот раз начала угасать раньше, чем обычно, и я решил, что невольно этому поспособствовал. До самого конца я дежурил у ее постели, молча держа ее за руку и время от времени давая ей маковый настой, украденный у моей тетки Виктории. Возможно, мое усердие в уходе за приемной матерью несколько смягчило сердце Патрика, потому что на похоронах Харриет он впервые после моего побега посмотрел мне в лицо, и с этого момента экзекуции, которым он регулярно подвергал меня после возвращения, стали не такими частыми.

Незадолго до смерти Харриет тетушка Александра стала тайком учить меня читать и писать. Разумеется, она не могла сказать или показать мне ничего такого, чего бы я не знал, но я был очень благодарен ей за общение со мной и за книги, которые она мне приносила. Через пять месяцев об этом узнала Констанс и устроила Александре скандал, который был слышен даже у пруда. К моему удивлению, Александра проявила характер, и после ее ссоры с Констанс наши занятия не только не прекратились, но даже стали более регулярными. Она удивлялась тому, как легко и быстро я впитываю знания. К счастью, не имея собственных детей, она не могла понять, что моя понятливость и способность усваивать информацию превосходили все мыслимые пределы. Ее роль в моей жизни существенно возросла, в то время как роль Патрика соответственно стала менее важной. В результате к тому времени, когда мне исполнилось двенадцать лет, мы с ним совсем перестали разговаривать.

Я не мог торопить время – прежде чем действовать по своему разумению, я должен был стать взрослым в общепринятом смысле этого слова. Когда мне исполнилось пятнадцать, я решил, что могу позволить себе приступить к делу. Заняв у Александры небольшую сумму денег, я написал ей прощальное письмо, в котором поблагодарил ее за доброту, и еще одно, точно такое же – Патрику. На следующий день после этого я без всяких сожалений покинул усадьбу.

Задача, которую мне предстояло решить, была сродни задаче ученого-историка. Мне нужно было выяснить судьбу клуба «Хронос» и при этом не обнаружить себя. Что бы ни случилось с клубом, те, кто охотился на меня, могли прятаться где-то в засаде. С другой стороны, скорее всего Винсент, каким бы сильным ни было его желание добраться до меня, мог оказать влияние на судьбу калачакра, которые были лишь на несколько поколений старше его. Значит, клуб «Хронос» должен был существовать в Лондоне если не в XX, то в XIX и уж наверняка в XVIII веке. Если же Винсент сумел запустить свою лапу даже в XVIII век, наверняка найдутся филиалы клуба в других городах. Мне необходимо было войти с ними в контакт.

Свои исследования я начал в библиотеке Лондонского университета. Мне не составило труда проникнуть в читальный зал, представившись студентом. Изучая историю Лондона, я, кроме того, с помощью посланий начал осторожно прощупывать ситуацию в других городах. Я рассылал телеграммы ученым в Париж и Берлин – тем, которые сами не принадлежали к касте калачакра, но могли догадываться о существовании некоего странного общества в их городах. Парижское направление ничего не дало, берлинское тоже. В отчаянии я стал отправлять послания в другие столицы и крупные города – Нью-Йорк, Бостон, Москву, Рим, Мадрид. Все было напрасно. Пекинское отделение клуба в тот период переживало трудные времена. В 20–40-х годах XX века оно фактически находилось на нелегальном положении, поэтому ожидать ответа из Китая не стоило. В конце концов я получил письмо от какого-то коллекционера любопытных фактов из Вены. Он сообщил, что в 1903 году некая организация, которая называла себя клубом «Хронос», устроила вечер для зарубежных послов и их жен. Однако, согласно его информации, в годы Второй мировой войны организация прекратила свое существование.

Изучив архивы прессы, я в конце концов обнаружил упоминание о клубе «Хронос» в лондонской «Газетт». В заметке говорилось, что в 1909 году клуб был закрыт «в связи с отсутствием общественного интереса к его деятельности». И это было практически все, что мне удалось отыскать. Итак, 1909 год.

Что ж, это все же давало мне какую-то зацепку. Значит, клуб «Хронос» точно существовал в Лондоне до конца XIX века и даже в начале XX. Это означало, что если у Винсента и имеются союзники, то их не могло быть много. Ребенок-калачакра, родившийся в 1895 году, к 1901 году мог стать достаточно смышленым для того, чтобы найти другого калачакра и уничтожить его до его появления на свет. Если бы подобные случаи стали частыми, к 1909 году другие члены клуба обратили бы на них внимание. К этому времени организация, которая превыше всего ставила защиту своих членов, стала бы своего рода ловушкой, представляющей угрозу для любого, кто обратился бы в нее за помощью.

Тем не менее, даже если Лондонское отделение находилось под угрозой, я не мог поверить в то, что масштабы зачистки, устроенной Винсентом, могли иметь глобальный характер. Никто, даже Винсент, не смог бы выяснить места и даты рождения сразу многих калачакра и уроборанов и устроить среди них массовую резню. Однако вслед за этой мыслью в голову мне пришла другая: Винсенту вовсе не обязательно было знать места и даты рождения членов клуба и убивать их. Достаточно было заставить их все забыть. Таким образом Винсент мог заставить исчезнуть целые поколения калачакра. Найти взрослых членов клуба было не так уж сложно, и я понятия не имел, что мог сделать с ними Винсент в течение моей предыдущей жизни, поскольку я умер слишком рано и просто не мог ничего об этом знать. После моей смерти он, вероятно, прожил лет сорок, а то и больше. Что, если за это время он отловил всех членов клуба и подверг их процедуре Забвения или пытал их, как меня, и таким образом узнал места и даты их появления на свет? Если это было так, мне нужно было найти хотя бы одного выжившего, который мог бы подтвердить мои подозрения.