Книга Падшие - Лорен Кейт

— Может, и так, — признал он. — Но у тебя мало общего с большинством людей.

— Ладно, пусть сперва будет плохая.

Дэниел закусил губу.

— Тогда пообещай, что не уйдешь, пока я не доберусь до хорошей?

Люс не собиралась никуда уходить. Только не теперь, когда он больше не прогоняет ее. Когда он, возможно, вот-вот даст ответы на некоторые из длинного списка вопросов, накопившихся за последнюю пару недель.

Мальчик прижал ее ладони к груди и задержал их над самым сердцем.

— Я намерен сказать тебе правду, — сообщил он. — Ты мне не поверишь, но ты заслуживаешь того, чтобы знать. Даже если это убьет тебя.

— Ладно.

Внутренности Люс скрутило в тугой узел, а колени задрожали. Она обрадовалась, когда Дэниел предложил ей сесть.

Он прошелся и набрал в грудь воздуха.

— В Библии…

Девочка застонала. Удержаться она не смогла — это была рефлекторная реакция на разговоры в стиле воскресной школы. Кроме того, она хотела обсуждать их двоих, а не какую-то высокоморальную притчу. Вряд ли в Библии найдется ответ хоть на один из ее вопросов о Дэниеле.

— Просто дослушай, — попросил он, покосившись на Люс. — Ты знаешь, сколько шума в Библии поднимает Бог насчет того, что каждый обязан любить Его всей душой? Любить безоговорочно и больше всего на свете?

Она пожала плечами.

— Думаю, да.

— Что ж… — Дэниел, казалось, подыскивал верные слова. — Это требование относится не только к людям.

— Что ты имеешь в виду? К кому еще? К животным?

— Иногда — безусловно, — согласился он. — Как, например, со змеем. Он был проклят после того, как искусил Еву. Обречен вечно ползать по земле.

Люс содрогнулась, вдруг вспомнив Кэма. Змею. Их пикник. Кулон. Она потерла голое горло, радуясь, что избавилась от украшения.

Дэниел провел рукой по ее волосам, вдоль челюсти и по впадинке между ключицами. Девочка блаженно вздохнула.

— Я пытаюсь сказать… Думаю, я тоже проклят, Люс. Проклят уже долгое, долгое время, — выговорил он так, словно слова горчили у него на языке. — Однажды я сделал выбор, в который верил — в который верю до сих пор, пусть даже…

— Я не понимаю, — покачав головой, перебила девочка.

— Конечно не понимаешь, — подтвердил Дэниел, присев на землю рядом с ней. — У меня никогда не получалось нормально объяснить. — Он почесал в затылке и понизил голос, как будто обращаясь к самому себе. — Но я могу лишь пытаться. Пусть даже из этого ничего не выйдет.

— Ладно, — согласилась Люс.

Дэниел сбил ее с толку, хотя почти ничего не сказал. И все же она попробовала держаться не так растерянно, как себя ощущала.

— Я влюбляюсь, — объяснил он, взяв ее руки и крепко сжав. — Снова и снова. И каждый раз это заканчивается катастрофически.

«Снова и снова». От этих слов ей сделалось худо. Люс закрыла глаза и выдернула из его пальцев руки. Он уже говорил ей это. Тогда, на озере. Он с кем-то порвал. Он обжегся. Зачем сейчас вспоминать о других девушках? Это ранило ее тогда, и теперь стало еще хуже — словно острая боль под ребрами. Дэниел стиснул ее пальцы.

— Посмотри на меня, — взмолился он. — Сейчас будет самая трудная часть.

Она открыла глаза.

— Каждый раз я влюбляюсь в тебя.

Затаившая дыхание Люс собиралась выдохнуть, но воздух вырвался резким язвительным смехом.

— И правда, Дэниел, — заметила она, начиная вставать. — Надо же, ты и впрямь проклят. Звучит просто ужасно.

— Дослушай.

Мальчик с силой потянул ее вниз. Его глаза пылали лиловым, и он явно начинал злиться. Что ж, она тоже.

Дэниел поднял взгляд на персиковую листву, словно надеялся на помощь.

— Я прошу тебя, позволь мне объяснить.

Его голос дрогнул.

— Трудность состоит вовсе не в любви к тебе.

Она глубоко вздохнула.

— Тогда в чем же?

Она заставляла себя слушать, быть сильнее, не обижаться. Дэниел выглядел так, словно измучился за двоих.

— Вышло так, что я живу вечно, — сообщил он.

Деревья зашелестели вокруг них, и Люс краем глаза заметила тончайшую струйку тени. Не тошнотворный всепоглощающий вихрь черноты, как прошлым вечером в баре, но лишь предупреждение. Тень держалась поодаль, тихонько источая холод, но она ждала. Ее. Люс пробрал озноб. Она не могла избавиться от ощущения, будто нечто огромное, черное, словно ночь, уже в пути.

— Прости, — спохватилась девочка, возвращаясь взглядом к Дэниелу. — Ты не мог бы, хм… сказать это снова?

— Вышло так, что я живу вечно, — повторил он.

Люс по-прежнему пребывала в растерянности, но он продолжил говорить. Слова неудержимым потоком срывались с его губ.

— Вышло так, что я живу и вижу, как дети рождаются, и растут, и влюбляются. Я вижу, как они рожают собственных детей и стареют. Вижу, как они умирают. Люс, я приговорен наблюдать это раз за разом, снова и снова. Со всеми, кроме тебя.

Его глаза казались остекленевшими. Голос упал до шепота.

— Ты никогда не влюбляешься…

— Но… — прошептала в ответ девочка — Я же… влюбилась.

— Ты никогда не рожаешь детей и не стареешь, Люс.

— Но почему?

— Ты возвращаешься каждые семнадцать лет.

— Пожалуйста…

— Мы встречаемся. Мы обязательно встречаемся, каким-то образом нас всегда сводит вместе, куда бы я ни пошел, как бы ни пытался держаться от тебя подальше. Это не имеет значения. Ты непременно находишь меня.

Он смотрел вниз на свои стиснутые кулаки и не мог поднять глаз.

— И каждый раз, когда мы встречаемся, ты обращаешь на меня внимание…

— Дэниел…

— Я могу пытаться устоять, или сбежать от тебя, или не отвечать тебе, насколько удается, — разницы нет. Ты влюбляешься в меня, а я в тебя.

— Это настолько ужасно?

— Это убивает тебя!

— Прекрати! — закричала Люс. — Чего ты хочешь добиться? Отпугнуть меня?

Дэниел фыркнул.

— Нет. Это в любом случае не сработает.

— Если не хочешь встречаться со мной… — предположила она, надеясь, что все это было замысловатой шуткой, поводом для разрыва, только не правдой — это ведь не могло быть правдой, — придумал бы более правдоподобную историю.

— Я знал, что ты не поверишь мне. Вот почему я не рассказывал тебе до сих пор. Потому что я считал, что понял правила, и… мы поцеловались, и теперь я не понимаю ничего.