Книга Неоновый дождь - Джеймс Ли Берк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нет, может, я только говорю о чести. Может, я не замечал ее в себе, но узнавал ее черты в других н был убежден, что она, как добродетель, имеет мало общего с рациональным. Но я знал абсолютно точно, что позволять себя использовать и самому использовать других бесчестно. И еще я, как полицейский, знал, что использование людей (а это, пожалуй, наш самый страшный грех) считается в братстве хранителей закона риторическим вопросом морали.
Но сегодня был не день предостережений, даже несмотря на то что мне вспомнились эти огни, когда янтарно-желтый жар чуть ли не растворил мою ладонь сквозь стекло и пополз вверх по руке. Сегодня был день ветра, белых барашков пены на озере, соленых брызг, летящих в окна, пальмовых листьев, вытягивающихся на фоне серого неба, пловцов, с трудом пробивающихся к берегу, в то время как над головой грохотал гром, а я вел свою машину к Восточному шоссе, и первые капли дождя стучали по ветровому стеклу.
Его офис помещался в большом винном супермаркете на Хыоэй-Пи-Лонг-авеню в Гретне, которым он владел. Помимо этого, ему еще принадлежали две торговые пивные точки, служебная автостоянка одного ресторана и штук шесть закусочных. Винный магазин занимал почти все здание. Здесь были хорошо освещенные проходы между рядами и темно-желтые полы; из невидных глазу колонок доносилась музыка; на окнах росли вьющиеся цветы и филодендрон; для детей-инвалидов имелись стеклянные коллекционные кружки; на прилавке у входа стояли стенды с таблицами футбольных игр команды «Сэйнтсфол» и команд Луизианского и Туланского университетов. Покупатели ходили по рядам с корзинами в руках. В огороженном прилавке-холодильнике с закусками было полно неочищенных креветок, яиц, сыра в нарезке и мяса со всех уголков мира.
Это место, возможно, каким-то образом компенсировало лишения, которые он испытывал в детстве. Запасам еды и питья не было конца, интерьер был отделан сплошь стеклом, пластиком, хромом, нержавеющей сталью, изделиями высоких технологий последнего дня; а люди, которые покупали выпивку и гастрономические изыски, принадлежали к сельскому клубу «Сосновая аллея» и обращались к хозяину с почтением, какое подобает преуспевающему бизнесмену. Здание располагалось не так уж далеко от портового района Алжира, где он вырос, но район, казалось, остался в том времени, когда вид его раскладной бейсбольной биты с потеками крови, торчком стоявшей на заднем сиденье, заставлял итальянских торговцев бежать со всех ног, обливаясь потом, к машине с перевязанными коричневыми конвертами в руках.
Проходя через двери на фотоэлементах, я почувствовал комок страха в горле, словно в нем застрял мешочек с иголками. Кожаный шнурок от кошелька я намотал на руку, чувствуя, как но ноге при каждом шаге бьют шарикоподшипники, шипы с покрышек и большое ядро. Покупатели в проходах принадлежали к тому типу, который встречаешь в винных магазинах только днем: в большей или меньшей степени они были любителями и изучали наклейки на бутылках, поскольку не знали, чего им хочется, передвигаясь с ленивой отрешенностью тех, кто не выпивает купленное в течение не то что нескольких часов, но даже и дней. В глубине магазина располагалась офисная зона с ограждением из красного дерева, больше похожая на административную зону в маленьком банке. Диди Джи сидел за столом заседаний со стеклянной столешницей, беседуя со служащим в сером фартуке и двумя мужчинами средних лет. Оба были широкоплечи, широкогруды и слегка сутулы, казалось, они пришли из того времени, когда люди качались или увлекались поднятием тяжестей, ели и пили, что хотели, не обращая внимания на свой внешний вид. Диди Джи первым заметил меня и замолчал, после чего головы всех присутствующих повернулись ко мне, и я увидел равнодушные, без всякого выражения лица, как у людей на улице, наблюдающих за подъезжающим автобусом. Потом я заметил движение губ у Диди Джи, и двое мужчин направились ко мне, а служащий следовал за ними. Он был намного моложе их и смотрел прямо на меня.
Мы стояли посреди широкого прохода, и я чувствовал, как покупатели отходят от нас подальше, с небольшим подозрением искоса поглядывая на нас и слегка хмурясь, будто боялись, что жестокость коснется их, если только они посмотрят прямо на нас. На обоих мужчинах были брюки и рубашки с короткими рукавами, они слегка переминались, как обычно делают боксеры или старые солдаты.
— Чего ты хочешь? — спросил более крупный из них.
На толстых пальцах блестели большие кольца, а на запястье — золотые часы с черным циферблатом, подходившим к черным волосам, которыми были покрыты его руки.
— Так далеко вам нельзя, ребята, — сказал я.
— Нам везде можно. Чего ты хочешь, Робишо? — спросил второй.
Посреди горла у него шел морщинистый шрам. Этот, поменьше, жевал жвачку, но сейчас перестал.
— Лейтенант Робишо.
— Хочешь купить что-нибудь выпить? Иди дай ему «Джек Дэниэлс» номер пять, — сказал первый парень служащему. — За счет заведения. Теперь еще что-нибудь хочешь перед уходом?
— Для тебя это будет слишком дорого, — ответил я.
— Мы проводим тебя до машины. Чарли, положи бутылку в пакет.
После этого первый слегка тронул меня за руку, просто провел мозолистой ладонью. А я в ответ, замахнувшись парусиновой сумочкой, ударил его сбоку, попав по глазу и переносице. Я почувствовал, как стальные шарики расплющили ему кость, и увидел, что целая половина лица от боли и шока сжалась, будто в кулак. Отступив назад, он задел пирамиду из зеленых бутылок, и она обрушилась, залив дождем из вина и стекла весь проход. Я заметил, что сбоку от моего лица пролетел кулак, второй охранник все же достал меня в голову сбоку, и я, присев, почувствовал, как в голове зазвенело. Тогда я развернулся кругом, так что сумочка описала большую дугу, и удар пришелся ему точно по рту и подбородку. У него скривились губы, зубы окрасились в красный цвет, а глаза со страхом уставились прямо на меня. Я замахнулся еще раз, но он, вжав голову в плечи, прикрыл ее руками. Где-то позади меня раздался женский крик, и я увидел, как какой-то мужчина уронил на пол красную корзину и быстро пошел к выходу. Остальные сгрудились толпой в дальнем конце прохода.
Тут первый охранник пошел ко мне по груде хрустевшего под ногами стекла, сжимая в руке горлышко разбитой бутылки из-под вермута. Та сторона лица, куда я его ударил, была красной и опухшей. Он низко наклонил голову и собрал плечи, тяжело ступая по полу и внимательно следя за мной. Потом бросился на меня с бутылкой, как будто хотел вонзить ее в меня, как копье. Я увернулся от удара и промахнулся сам, услышав, как звякнула сумочка, стукнувшись о верхушку одной бутылки. А он снова шагнул вперед и ударил меня в лицо. Наверное, когда-то он сражался на ножах и, даже несмотря на то, что имел немалый вес и шумно дышал, как заядлый курильщик, реакция у него была быстрая, бедра и крупные ягодицы пружиняще подтягивались, а в глазах не было никакого страха — одна только спокойная злоба. Такой выдержал бы любое испытание, не отступив до конца.
Но его погубила нетерпеливость. Он еще раз ткнул бутылкой мне в глаза и, подумав, что я отскочу назад, поднял ее, чтобы обрушить мне на голову. Но я не отступил, а замахнулся тяжелым узлом с металлом из-за спины, и парусиновая сумочка, рассекая воздух, смачно впечаталась ему в висок. Лицо у него посерело, глаза закатились, веки затрепетали, как сбитые лепестки, и он, рухнув на полки, остался лежать.