Книга Стальные корсары - Михаил Михеев

Однако русский оказался не только грудой мускулов, но и бойцом с отменной реакцией. Отпрыгнув назад и влево, он счастливо избежал удара мечом, а потом настал черед лейтенанта шарахаться назад, спасая свою жизнь. Тяжелый железный лом свистнул в каком-то сантиметре от его головы и со страшным грохотом ударился о переборку, выбив сноп искр. Все же сила у русского была чудовищная.

Они медленно двинулись по кругу, ловя взглядом каждое движение противника. Акира не боялся русского, но понимал, что надо быть осторожным. Все же по манере держаться и двигаться было ясно - фехтовать он не умеет абсолютно. Оно и неудивительно - в Японии тоже крестьян мечом владеть не учат, а ведь нижних чинов набирают как раз из простонародья. Для них и прикоснуться к оружию самурая - великая честь. Так что как фехтовальщик русский не стоил ничего, да и оружием ему служил не меч. Вот только недостаточную остроту матрос с лихвой компенсировал массой и, глядя на то, как он, легко, словно прутиком, поигрывает ломом, кажущимся совсем небольшим в его лапищах, Акира понял - первый удар, который он пропустит, станет для него и последним. И блокировать его нечего даже и пытаться, тяжелая железка легко переломит такой прекрасный, острый, но, увы, хрупкий самурайский меч.

Еще больше его убедил в этом свистнувший у самого носа металл. Едва отпрянуть успел, настолько быстро все произошло. Все же чернь порой очень хорошо, умеет владеть дубинками и другим, столь же простым и тяжелым оружием. Данный конкретный индивидуум исключением не являлся, и следующую пару минут Акира провел, увлеченно прыгая, падая и перекатываясь, чтобы русский его, не дай боги, не задел. В тесном помещении это было сродни подвигу, и как он не зарезался о собственный меч, знают только боги. Потом ему удалось выбраться в коридор, стало немного полегче - все же появилось хоть какое-то пространство для маневра. Ну а матрос, хрипло дыша и беспрерывно извергая поток слов, непривычных по звучанию, но интуитивно понятных по смыслу, лупил по нему что было сил. Казалось, весь трюм заполнилось лязгом и гулом, как в кузнице.

И все же мастерство переиграло силу. Хотя русский и крутил своей железкой, будто легкой тросточкой, постепенно это его измотало. К тому же, матросу очень мешали переборки, за которые он то и дело задевал своим оружием. Движения начали постепенно замедляться, а по тому, как матрос начал постепенно клониться вправо, Акира понял, что он сорвал дыхание. Русский уже не матерился непрерывно, лишь хрипло дышал, и в конце концов финал оказался вполне ожидаемым. Меч лейтенанта чиркнул его по ребрам, брызнула кровь... Русский шарахнулся назад, теряя равновесие, Акира шагнул вперед, чтобы добить, и в этот момент матрос с хриплым рычанием метнул свое оружие.

Боль была такая, что у лейтенанта Мацумото сразу же прошли все последствия контузии. Сломанная чуть ниже колена кость пропорола мышцы, штанина мгновенно окрасилась кровью, и Акира, глухо взвыв, рухнул. А когда он открыл глаза, то увидел перед собой зажимающего бок русского с его, Акиры, мечом в руках.

- Очнулся, тварь? Ну, пошли.

Русский отпустил свои многострадальные ребра, окровавленной рукой схватил лейтенанта за шиворот и одним рывком без видимых усилий поднял. Как ни странно, способность трезво оценивать окружающее Акиру не покинула, и он, когда его протащили мимо отсека с минным аппаратом, сразу же увидел, что удача окончательно изменила ему. Импровизированный запал, тщательно затоптанный, валяется в стороне от минного аппарата. Похоже, лейтенант успел сколько-то проваляться без сознания, и русский не только завладел его оружием, но и ликвидировал угрозу кораблю. Впрочем, додумать эту мысль Акира уже не успел, задев поврежденной ногой за переборку и от мгновенной вспышки боли потеряв сознание.

Забегая вперед, надо сказать, что оба они пережили не только это приключение, но и войну вообще, встретившись позже, совсем в иных чинах и как союзники. Случилась встреча через два с лишним десятилетия, во время большой войны, но это уже совсем другая история.

В это же время, почти рядом...

Сражение броненосцев чем-то напоминает схватку боксеров-тяжеловесов. Так же шустрые вначале, бойцы чаще всего очень быстро выдыхаются, и через какое-то время хитрые финты и маневры уходят в историю. Остается лишь обмен ударами, и можно лишь бить и терпеть, надеясь, что у противника раньше кончатся силы или он пропустит нокаутирующий удар, способный решить вопрос быстро и качественно. Собственно, именно это сейчас и происходило.

«Микаса», изрядно охромевшая, и «Севастополь», изначально не слишком прыткий, лупили друг по другу в упор из всего, что может стрелять. Дистанция между броненосцами, первоначально быстро сокращавшаяся, стабилизировалась примерно на двадцати кабельтовых - именно в этот момент «Микаса» попытался отвернуть, но абсолютно верное, хотя и несколько запоздавшее в решение его командира, капитана первого ранга Идзити Хикодзиро, разорвать дистанцию, столкнулось с решительным несогласием русских. А учитывая, что преимущества в скорости японцы в тот момент уже давно не имели, уклониться от боя им не удалось. Адмирал Того к этому моменту уже лежал в корабельном госпитале с двумя залетевшими через излишне широкие щели рубки осколками в груди, и своевременно вмешаться в решение командира своего флагмана не смог. В результате два корабля, продолжая расстреливать друг друга, медленно удалялись от места боя, а остальные, занятые собственными проблемами, не пытались вмешиваться.

Бой складывался тяжело для обоих кораблей. Теоретически японский броненосец был сильнее - лучше вооружен, крепче забронирован, а на «Севастополе», вдобавок, так и не исправили до конца повреждения, полученные в прошлом сражении. Но теория и практика, как это частенько случается, весьма отличались от эталонных значений. Ничего удивительного в этом нет, жизнь - не лаборатория со стерильными боксами. Удивительно, в общем-то, другое - японцам, которым невероятно, запредельно везло с самого начала войны, не выпало ни «золотого» снаряда, ни неизбежной на море случайности. И бой шел честно - орудия на орудия, броня на броню.

С дистанции, на которой шел бой, сложно было промахнуться. Артиллеристы обоих кораблей сразу же развили максимальную скорострельность, ведя огонь фактически прямой наводкой. Результаты не замедлили сказаться.

Русские вели огонь с наивыгоднейшей для себя дистанции. Две мили - для снаряда ничто, он не успевает потерять скорость. Облегченно-бронебойные снаряды протыкали броневые плиты, словно бумажные, и хваленая крупповская сталь зачастую не могла отразить даже попадания из шестидюймовок. С каждой минутой борт «Микасы» все более напоминал голландский сыр, и количество дырок продолжало увеличиваться. Но, увы, далеко не все снаряды взрывались, да и те, что срабатывали, несли в себе довольно мало пироксилина. Как следствие, японский корабль терял боеспособность куда медленнее, чем можно было предположить, исходя из количества попаданий.

«Севастополю» тоже приходилось несладко. Если русские снаряды, протыкая вражескую броню, при взрыве причиняли относительно небольшие повреждения, то японские, напротив, обладали слабым проникающим действием, зато снаружи крушили все подряд. На это накладывалась малая дистанция, что еще более усугубляло ситуацию. Броня «старичка» еще кое-как выдерживала попадания шестидюймовых фугасов, но против двенадцатидюймовых «чемоданов», бьющих практически в упор, оказалась не столь эффективна. Все же если флагман японцев был закован в самую современную броню, какую только можно представить, то защита русского корабля уступала ему где на поколение, а где и на два. В результате каждое попадание главным калибром японцев в небронированные оконечности оборачивалось дырой размером с добрые ворота, а в броню... Ну, здесь было малость посложнее. Главный броневой пояс еще держался, пара небольших пробоин от маломощных бронебойных снарядов английского образца не в счет, хотя, конечно, русским очень повезло, что их в боекомплекте японцев оказалось совсем немного. Зато там, где защита оказывалась слабее, фугасы оказались вполне эффективны, и мощные взрывы проламывали броневые плиты. Корабль активно горел, но сдаваться не собирался. В боевой рубке капитан первого ранга Эссен, не подозревающий о появлении своего престарелого двойника, скрипя зубами от злости, пытался уподобиться Юлию Цезарю. Не в плане создания империи, а делая одновременно три дела - старался протереть слезящиеся от едкого дыма глаза, матерно ругался и пытался рассмотреть, что происходит вокруг. Получалось не очень. Из боевой рубки через щели обзор и без того отвратительный, а когда вокруг гудит пламя и ползет густой дым... Впору подумать о том, чтоб не задохнуться и не зажариться. Будь «Севастополь» флагманом, контроль над эскадрой давным-давно оказался бы потерян, но в поединке один на один это играло меньшую роль. Машина исправно тянула, хотя из-за поврежденных труб броненосец выдавал сейчас не более десяти узлов, и управление кораблем сохранилось - достать до штуртросов японские снаряды не могли, как ни старались. Броненосец уверенно держал курс и продолжал бой.