Книга Батарея - Богдан Сушинский

– Юнги нет, товарищ комбат. Родин один пришел.

– Что значит «нет»? – спросил Гродов.

– Не вернулся, потому что…

– Да понятно, что не вернулся! Но почему… не вернулся? – уже не на шутку встревожился Гродов. – Что произошло? Он убит, схвачен вражеским патрулем?

– Этого Родин не знает. Скорее всего, его действительно схватили румыны. Но лучше расспросить самого Родина, который с минуты на минуту будет здесь.

Перед комбатом краснофлотец предстал уже немного отмытый и в морской форменке, однако в данном случае капитан счел подобные приготовления непростительной потерей времени.

– Прямо ответь нам всем: известно тебе, что произошло с юнгой Юрашем, или неизвестно? – как можно суровее спросил его Гродов.

– Не знаю, очевидно, он попал…

– Предположения потом, – с той же жесткостью прервал его комбат. – Ты, лично ты, стал свидетелем того, что его схватил румынский патруль; что он был застрелен при выходе из села или подорвался на мине?

– Нет, лично я ничего такого не видел.

Комбат переглянулся со старшиной Юрашем, который как-то враз осунулся и даже постарел, затем с «комиссаром от разведки». В его взгляде ясно прочитывалось: «Раз мертвым Родин его не видел, значит, надежда все еще остается».

– А теперь коротко, но конкретно и по порядку… Как все происходило? Что вам во время разведки удалось увидеть и выяснить? Когда и где ты в последний раз видел юнгу?

– Лиман мы прошли удачно, потом по камышовому берегу речушки вышли на равнину неподалеку от села. Подойти к нему незамеченными было невозможно: вокруг полно румынских и немецких солдат. Словом, в ту ночь, к сожалению очень светлую, мы трижды в разных местах пытались проникнуть в Беляры, но всякий раз натыкались на румынские посты. Оказалось, что ночью село было оцеплено, к тому же его все время объезжали конные и мотоциклетные патрули.

– Стоп, это может свидетельствовать только о том, – прервал его рассказ комбат, – что в селе находится какой-то штаб, от полка и выше.

– Может, даже два штаба, – согласился с ним Родин. – Слишком уж много в селе офицеров. Особенно в той части, которая выходит к морю. А еще там скопилось несколько тыловых обозов.

– Из этого следует, – подытожил Гродов, – что ни один наш снаряд не пропадет. Что было дальше?

– Утром оцепление было снято, и мы по ложбине пробрались к огороду моего знакомого, Василия Курсака. Как я уже говорил вам перед выходом на задание, он – инвалид, без руки, поэтому никаких подозрений у оккупантов не вызывает. К тому же нам повезло: в его мазанке румын не оказалось, да и принял он нас терпимо. Вместе с ним мы даже немного прошлись по селу. Поскольку мы переходили от дома к дому, в своей утренней суете румынские обозники особого внимания на нас не обращали. Кстати, мой знакомый немного владеет молдавским, у них там соседи – молдаване, что тоже помогало нам.

– А потом, – предположил комбат, – вы с Женькой решили разделиться, чтобы осмотреть все уголки и окрестности села.

– Так оно и произошло. Женька встретил каких-то двоих ребят своего возраста, разговорился и пошел с ними в сторону моря. Ну а я со своим знакомым под видом его родственника обошел две улицы со стороны Сычавки.

– И больше ты юнгу не видел? – спросил доселе молчавший мичман Юраш. Родин успел пересказать мичману подробности рейда в тыл врага, но и сейчас тот внимательно прислушивался к каждому его слову.

– Нет, встретил еще раз, недалеко от местной школы. Поскольку с ним было уже трое местных ребят, и все с удочками, никаких подозрений мы не вызывали. Такая себе ватага местных ребят-рыбаков – да и только. Разве что румынские часовые пугали нас винтовками на подходах к школе, к фельдшерскому пункту и к зданию бывшей колхозной конторы, в которой находится местная сельская власть.

– Там уже есть румынская власть? – с удивлением уточнил Лукаш.

– Говорят, появились староста и двое жандармов. Правда, мы их не видели.

– С властью мы потом разберемся, – сказал капитан, мельком взглянув на наручные часы. – Что происходило дальше?

– Ну, встретились мы с юнгой, быстро рассказали друг другу о том, что видели, обменялись теми сведениями, которые удалось собрать, и снова разошлись, договорившись к вечеру встретиться у Курсака.

– Что обменялись – это правильно, – похвалил политрук, давая понять собравшимся: именно так вести себя он учил их во время инструктажа. – Видишь, как это сработало в данной ситуации. Хоть один, да вернулся, и теперь… – он хотел еще как-то поучительно развить эту свою мысль, но, взглянув на мрачно уставившегося в пол мичмана, запнулся на полуслове.

– Итак, вы договорились вечером встретиться, – вернул комбат парня к рассказу о рейде. – А был какой-то уговор на тот случай, если встреча не состоится? Где и сколько ждать; как и когда уходить через линию фронта, через Аджалык?

– Условлено было: если до рассвета не встретимся, в следующую ночь каждый возвращается к своим в одиночку. Кто как сумеет.

Капитан что-то промурлыкал себе под нос и взглянул на мичмана. Однако тот продолжал смотреть куда-то в сторону и – Гродов чувствовал это – едва сдерживал слезы.

– И как все сложилось у вас дальше? – спросил комбат.

– Ночевать в доме было опасно, поскольку накануне вечером жандармы обошли почти все дома, выясняя, нет ли чужих. Поэтому спать пришлось в бурьянах, в конце огорода. Днем я попросил Василия разузнать, что слышно в селе, может, кого-то задержали, а главное, расспросить тех ребят, которые были с юнгой. Но ребята сказали, что Женька пошел в сторону лимана сам, они же не решились идти с ним, поскольку там была колонна немцев, которые, как им сказали взрослые, стреляют по каждому подозрительному, кто к ним приблизится. Больше они его не видели. Мы с Василием Курсаком тоже не виделись. Я ползком, по бурьянам, пробрался к ближайшей балке, залез под заросли терновника – вон, весь исцарапался – и сидел там в небольшой выемке. Причем уполз вовремя, в селе как раз начиналась облава.

– Но ты слышал какую-либо стрельбу со стороны лимана?

– И стрельба была слышна, и снаряды нашей полковой артиллерии рвались. Но что толку? Поди разберись, кто и по какому поводу палит? К вечеру я пробрался к той речушке, по берегу которой мы подошли к селу, а ночью, где вплавь, а где вброд, прошел через Аджалык. Уже на этом берегу лимана наткнулся на бойцов погранполка, которые сначала чуть не подстрелили меня, приняв за румынского лазутчика, а затем, когда я объяснил, что в разведку был послан комбатом Гродовым, позволили умыться, поделились консервами и на мотоцикле подбросили к батарее.

9

Когда Родин умолк, в командирском отсеке воцарилось угрюмое молчание. Все, и прежде всего молодой разведчик, чувствовали себя неловко перед мичманом. Родин потом признавался, что в эти минуты пребывал в таком состоянии, словно, струсив, умышленно бросил юнгу в беде, спасая свою шкуру; будто он предал своего товарища уже хотя бы тем, что сумел вернуться, но… без него.