Книга Двор чудес - Мишель Зевако
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я готова! — сказала Жилет, разом обретя силы.
Через несколько секунд все уже ехали в Фонтенбло.
Оставим Диану де Пуатье, продолжающую горячую скачку и ни о чем не заботящуюся, кроме травли оленя. Оставим и Франциска I, пока он едет со своей маленькой свитой и громко болтает о том о сем. Отправимся в Фонтенбло впереди него.
Как мы видели, Маржантина подошла к замку.
— Назад, стрелять буду! — крикнул ей часовой.
Безумная остановилась. Герцогиня велела ей терпеть. Маржантина терпеть обещала. Это она помнила точно. Так хорошо помнила, что спросила проходящего солдата:
— А король сегодня едет на охоту?
— На охоту? Да он и есть на охоте, красавица.
— Так он на охоте… А Жилет тоже с ним, не знаете?
Солдат остолбенел. Он знал, что герцогиню де Фонтенбло зовут Жилет. Ему стало чудно, что такая оборванка говорит о той, кого одни считали любовницей Франциска I, другие — дочерью.
Он что-то пробормотал и побыстрей поспешил к замку, чтобы его не застали с женщиной, которая так непочтительно говорит о полубогах и полубогинях, обретающихся при дворе.
Вдруг позади Маржантина услышала крики: «Да здравствует король!»
Она побледнела, задрожала и резко обернулась.
— Король! — прошептала она. — Это он! Король! Франсуа!
К въездным воротам направлялось несколько всадников. Впереди — на несколько шагов перед всеми — ехал вельможа высокомерного вида и огромного роста, подчеркнутого ярко-красным камзолом.
А глаза Маржантины с бесконечным изумлением упивались этим зрелищем, а в голове у нее, казалось, все трещало и совершалась какая-то огромная работа!
* * *
С тех давних пор, когда Маржантину бросил возлюбленный, с той ужасной сцены, когда она, еще вся в крови после родов, полумертвая явилась в залу, где творилась оргия, где Франциск рядом с умирающей девочкой-матерью пел и смеялся, — с того проклятого часа Маржантина не видела человека, которого так любила.
Король постарел, изменился, но оставался все тем же горделивым кавалером с немного иронической улыбкой и холодными глазами, на которого она когда-то глядела в экстазе, когда выспрашивала дорогу у двери дома в Блуа.
Теперь она увидела его таким, каким он был тогда.
Мы не можем сказать, что она его узнала: между Блуа и Фонтенбло, ей казалось, не было непрерывного перехода.
Не в тот ли миг, когда Маржантина перенеслась лет на двадцать назад, она пережила превращение, достигшее тончайших фибр ее души?
Король проехал в десяти шагах от нее. Он ее не видел.
А она — видела! Ее руки крепко сцепились. Она захотела закричать. И сама поняла, что еле что-то промычала…
А он уже проехал…
Тогда среди дворян, сопровождавших его, она увидела двух женщин. Женщины ехали рядом. Одна бросила на нее сверкающий взгляд, потом обратила этот взгляд к своей спутнице, указывая на Маржантину. Это была герцогиня д’Этамп. А спутницей была Жилет! Но Маржантина ее не узнала…
Вдруг лошадь герцогини д’Этамп поскакала в сторону и в несколько скачков оказалась рядом с Маржантиной.
Герцогиня склонилась к безумной, словно хотела погладить и успокоить злую собаку, и произнесла пару слов. Потом она вернулась назад так, что никто ничего не заметил.
— Вот она, твоя дочка, твоя Жилет!..
Эти слова упали на мозг Маржантины, словно капли расплавленного свинца. Они оживили ее, подхлестнули, бросили в сторону всадников, которые как раз въезжали в ворота замка.
— Назад! — рявкнул часовой.
— Моя дочка! Моя Жилет! — голосила мать на бегу.
Раздался выстрел. Окровавленная Маржантина рухнула на колени, протягивая руки к Жилет, потом завалилась назад и затихла.
* * *
Среди придворных раздался крик ужаса. Один из придворных кинулся к часовому.
— Кто тебе велел стрелять, негодяй?
— Королевский приказ! — отвечал часовой.
Придворный тихонько удалился, уже тревожась за свой поступок.
Но король не обратил на него внимания. Он смотрел только на Жилет, которая, спрыгнув с лошади, бросилась к Маржантине, и сказал герцогине д’Этамп:
— Дорогой друг мой, уведите эту глупышку: она себя скомпрометирует.
Узнал ли он Маржантину? Пока еще не узнал!
* * *
Итак, Жилет кинулась к Маржантине, встала рядом с ней на колени и приподняла ей голову. В этот миг лицо Маржантины, как ни странно, было красиво.
Тогда Жилет узнала безумную с улицы Дурных Мальчишек. Она вспомнила, какой ужас внушала ей эта женщина, вспомнила отравленную маску…
Из глаз ее выкатилась слеза, и она прошептала:
— Нет, это не мать…
Потому что, когда прозвучал зов Маржантины, звучный и проникновенный, в Жилет на миг мелькнуло и живо затрепетало отчетливое чувство: это мать ее зовет…
Теперь же разочарование было жестоким — до слез…
— Ступайте, ступайте, дитя мое… тут вам не место…
Жилет подняла голову и увидела герцогиню д’Этамп. Увидела она и нескольких придворных, которые подошли поближе и глядели на нее с изумлением. Короля среди них не было.
— А вот и хирург! — сказал один из присутствующих.
Жилет встала и пропустила хирурга.
Ей стало глубоко, мучительно жалко бедную женщину, которая назвала ее дочкой.
— Раненую надо перенести отсюда, — с ученым видом прогнусавил доктор. — Кто-нибудь знает, где она живет?
— Она живет в замке, в моих покоях! — откликнулась Жилет.
Эти слова у нее вырвались, так сказать, против воли, но произнесла она их страстно; ей казалось, что перенести Маржантину именно к ней будет очень важно. Еще минуту назад ей так не казалось.
Солдаты принесли носилки и уложили на них Маржантину.
— Как вы прикажете, мадам? — спросил хирург герцогиню д’Этамп.
— Слушайте мадемуазель де Фонтенбло, — с улыбкой ответила Анна.
* * *
Король прошел к себе в покои, не дожидаясь, чем закончится происшествие. Он был взбешен, а оставшись один, дал своему бешенству волю.
— Она мне дорого заплатит! — то и дело грозился он.
Эта угроза относилась к герцогине д’Этамп.
Вдруг он подскочил к столу, схватил перо и написал:
«Повелевается даме Анне де Пислё, герцогине д’Этамп, при получении сего удалиться в свои владения, откуда ей запрещается выезд без нашего дозволения и возврат ко двору, пока нам не будет благоугодно призвать ее вновь».
