Книга Город темной магии - Магнус Флайт

Мужчины, полные тайн, подумала Сара.

– Итак, сегодня вечером? – спросила она, уходя от дальнейших объяснений. – Сегодня вечером мы проникнем в потайную библиотеку?

– Завтра утром, – поправил Макс. – В девять утра, когда реставраторы примутся за работу и поднимут достаточно шума.

– А до этого?

Макс помахал в воздухе книгой.

– Мне нужно кое-что прочесть. Это про твоего любимого Седьмого Лобковица.

– После того как я приняла снадобье… Я видела его, – сказала Сара. – Я видела его. Слышала, как он говорит.

– Я тоже его видел, – негромко отозвался Макс, закрывая книгу. – Даже ходил с ним на охоту.

– Мне кажется, ты должен рассказать мне о снадобье, – попросила Сара.

Она поглядела в другой конец комнаты, где он находился. Уже было слишком темно, чтобы разглядеть его лицо. Но она чувствовала, что он хмурится, размышляя.

– Когда мой дед покинул Прагу в сорок восьмом, у него не было ничего, кроме одежды на плечах, – сказал Макс. – Такова официальная версия, и, насколько я знаю, это правда, хотя он и не был абсолютно нищим. Дедушка Макс был патриот, но не глупец. У него оставались кое-какие капиталовложения, друзья, связи… И все же – ты можешь себе представить? Когда ты вынужден оставить фамильное состояние, коллекцию, собиравшуюся с тысяча пятьсот девяносто второго года, покинуть все, абсолютно, без какой-либо надежды вернуть все это обратно?

– Я не могу себе этого представить, – честно ответила Сара.

– В общем-то, я и сам только начинаю все понимать. – Макс вздохнул. – Не знаю… Может быть, он даже чувствовал какое-то облегчение, в каком-то смысле. Столько ответственности… Я не могу даже выбросить какую-нибудь старую, изъеденную молью подушку. Как знать, может, на ней когда-то покоилась голова шестой княгини Лобковиц или еще кого-нибудь. Может быть, ее сшил мастер, владевший утраченным ныне стилем вышивки, от которого ученые просто онемеют, и я должен соорудить для подушки специальный саркофаг с термодатчиками!

– «Но нет покоя голове в венце»[60], – процитировала Сара.

Макс тихо усмехнулся.

– Короче, дедушка Макс, покидая Прагу, прихватил с собой две вещи. Свою шляпу и портсигар, который он сунул в карман.

– А он теперь у тебя? – спросила Сара. – С таким странным символом?

– Когда отец умер, его адвокаты передали портсигар мне, – ответил Макс. – Они сказали, что отец должен был сделать это, когда мне исполнился двадцать один год. Согласно распоряжению мамы. Но он считал меня конченым неудачником. Думал, что на мне прекратится линия Лобковицев. По его мнению, я позорил память моей матери. Эх, Сара! Надо мной наверняка смеется вся Прага.

Сара ничего не могла с собой поделать. Это было совершенно не в ее духе, но она протянула руку и нащупала руку Макса. Они переплели свои пальцы.

– Портсигар перекочевал ко мне. Я гордился тем, что у меня есть самая ценная вещь дедушки Макса. Он не курил – судя по всему, просто носил с собой пустую коробочку… Хотя портсигар не был пустым. Внутри оказался конверт.

Сара затаила дыхание, ожидая продолжения.

– Обрезки ногтей! – Макс рассмеялся. – Я едва их не выбросил. Однако что-то заставило меня… в общем, с этого все и завертелось…

– Что? – спросила Сара. – Я не понимаю, о чем ты говоришь.

– О Щербатском, – ответил Макс. – Он написал мне и спросил, нельзя ли ему приехать взглянуть на нашу музыкальную коллекцию. О чем вопрос, с его безупречной репутацией – кому, как не ему, заниматься всякими партитурами… Он пробыл здесь несколько недель и в один прекрасный день заявился ко мне в кабинет и показал найденное им письмо. От Людвига ван Бетховена к Йозефу Францу Максимилиану Лобковицу. Ничего интересного… разговоры о деньгах и жалобы. А потом упоминание о его ногтях.

– О его ногтях?

– «Дьявольские штучки, которые выкидывало мое тело, на какое-то время прекратились. Однако я обнаружил, что ногти на моих руках и ногах растут с ужасающей быстротой. Не может ли сие обстоятельство быть действием эликсира, который мы здесь не будем называть? Признаюсь, что я испуган. Посылаю вам несколько экземпляров, которые моя служанка с обычной для нее неуклюжестью отделила от моего тела», – процитировал Макс.

– Ты серьезно? – Сара выпрямилась в кресле.

– Основной смысл был примерно таков, – отозвался Макс. – И я рассмеялся и сказал: «Теперь-то мне ясно, что за ногти дедушка Макс прятал в портсигаре! Он покинул Прагу, взяв с собой шляпу и… частичку Людвига ван Бетховена».

– Но… – нерешительно проговорила Сара. – Разве они… не должны были полностью разложиться к настоящему моменту? Сгнить или высохнуть?

– Именно, – подхватил Макс. – Ногти состоят из кератинов. Я проверял по книгам. Произошло чудо! Думаю, эликсир, который Бетховен принимал, содержал в себе нечто такое, что изменило их молекулярную структуру.

– Значит, пилюля, которую я проглотила, в форме человеческого ногтя…

– Являлась реальным ногтем Людвига ван Бетховена, – продолжил Макс. – Точно.

Сара впервые за всю свою жизнь обнаружила, что полностью и бесповоротно потеряла дар речи.

– Идею мне подкинул Щербатский, – поспешно добавил Макс. – После того, как я рассказал ему о портсигаре и обо всем остальном, он будто с цепи сорвался. Оказывается, он давно отслеживал в переписке между ЛВБ и Седьмым князем загадочные упоминания о некоем веществе. О чем-то таком, что князь давал Бетховену и что, по мнению Щербатского, влияло на слух композитора.

Сара вспомнила свое видение. Что же князь Лобковиц спросил у Бетховена?

«Ну, как, действует? Вы можете меня слышать?»

– Но снадобье позволяет нам, грубо говоря, двигаться сквозь время, – возразила Сара. – А с Бетховеном ничего подобного не случалось. Он его принимал… ну, то есть я видела, как он что-то положил в рот, и, насколько я поняла, потом он действительно обрел слух.

– Обостренное восприятие, – кивнул Макс. – Да, логично. Но мы ведь не принимали само снадобье. Мы глотали ногти человека, принимавшего тот экстракт пару сотен лет назад. Состав уже изменился, Сара! Кроме того, повторяю: мы не двигались сквозь время. Мы лишь видели энергетические слепки. У нас нет возможности проверить, как все было на самом деле.

Сара задумалась. Седьмой князь что-то сказал Бетховену после того, как тот принял пилюлю. Что?

«Добрый старый Браге». Бинго!

Астроном, служивший при дворе Руди Второго. Тихо Браге – который, помимо прочего, был также алхимиком.

– Сперва я решил, что профессор бредит, – продолжил Макс. – Но мы проделали кучу исследований. Мы выяснили, что на портсигаре изображен алхимический символ… Затем Щербатский убедил меня, что символ является для нас исключительно важной деталью. Я предложил отправить ногти в лабораторию на анализ. Я поручил это Нико – который, вероятно, решил один оставить и переправить тебе, бог знает почему.