Книга Колыма - Том Роб Смит

Он был единственным средством связи многочисленных лагерей со штаб-квартирой в Магадане. Сейчас на нем работал один из заключенных, обладавший кое-какими познаниями в электротехнике. Надев наушники, он повторял вслух то, что говорили ему по радио:

— Это Абель Презент, начальник регионального управления исполнения наказаний… Он хочет говорить с тем, кто у нас главный.

Молодой лидер без лишних разговоров завладел микрофоном и разразился высокопарной речью:

— Лагерь № 57 находится в руках заключенных! Мы восстали против охранников! Они избивали нас и убивали направо и налево! Мы больше не потерпим…

Лев сказал:

— Обязательно скажите ему, что охранники живы.

Предводитель небрежно отмахнулся, раздувшись от самомнения.

— Мы приветствуем и поддерживаем речь нашего вождя товарища Хрущева. От его имени мы требуем пересмотра приговоров всех заключенных. Мы требуем освобождения невиновных. Мы требуем гуманного обращения с теми, кто виновен. Мы требуем этого от имени отцов нашей революции. Ваши преступления опозорили и очернили их великое дело. Именно мы — продолжатели нашей революции! Мы требуем от вас извинений! И пришлите нам еды, хорошей еды, а не зэковскую пайку!

Не веря своим ушам, Лев лишь покачал головой.

— Если вы хотите, чтобы они убили нас всех, потребуйте икры и проституток. Если же хотите остаться в живых, скажите им, что охранники еще живы.

Молодой лидер сварливо добавил:

— Должен сообщить вам, что мы сохранили охранникам жизнь. Мы содержим их в человеческих условиях и обращаемся с ними намного лучше, чем они обращались с нами. Они останутся в живых до тех пор, пока вы не нападете на нас. А если это случится, мы постараемся, чтобы они умерли все, до последнего!

Голос по радио ответил, и заключенный в наушниках повторил его слова:

— Он требует доказательств того, что они живы. Как только он убедится в этом, то будет готов выслушать наши требования.

Лев придвинулся к Лазарю, решив воззвать к его голосу рассудка:

— Нужно отправить к ним раненых охранников, иначе без медицинской помощи они умрут.

Предводитель воров, злясь на то, что на него никто не обращает внимания, вмешался:

— Мы не должны идти на уступки. Это — признак слабости.

Лев возразил:

— Когда эти охранники умрут от ран, пользы от них уже не будет. А так за них хоть что-нибудь можно получить.

Вор злобно ухмыльнулся:

— А ты, разумеется, тоже хочешь оказаться в грузовике, который увезет их отсюда?

Он в точности угадал намерения Льва, и тому оставалось лишь согласно кивнуть.

Лазарь зашептал что-то Георгию на ухо, и тот с нескрываемым удивлением произнес:

— И я хочу поехать с ним.

Все присутствующие обернулись к Лазарю. А тот продолжал шептать на ухо Георгию:

— Перед смертью я хотел бы повидать жену и сына. Лев отнял их у меня. Он — единственный, кто может вернуть их мне.

* * *

В кузов грузовика погрузили охранников, получивших тяжелые ранения. Их набралось шесть человек, и никто из них не прожил бы и суток без срочной медицинской помощи. Из досок соорудили импровизированные носилки, и Лев помог перенести последнего из них из барака. Но вот наконец их уложили в темном кузове грузовика. Все было готово к отъезду.

Уже повернувшись, чтобы уходить, Лев вдруг заметил на руке у охранника часы. В них, покрытых дешевой позолотой, не было ничего примечательного, за исключением одной детали — они принадлежали Тимуру. Сомнений быть не могло: Лев много раз видел их прежде, да и сам Тимур рассказывал ему о том, как отец подарил ему эти часы, уверяя, что они — фамильное наследство, хотя на самом деле часы были дешевой штамповкой. Присев на корточки, Лев провел кончиком пальца по треснувшему стеклу, а потом взглянул на раненого офицера. Тот занервничал, и в глазах его появилось беспокойство. Дело явно было нечисто. Лев поинтересовался:

— Ты взял их у моего друга?

Офицер ничего не ответил.

— Они принадлежали моему другу.

Лев почувствовал, как его охватывает гнев.

— Это были его часы!

Офицер вздрогнул. Лев постучал по циферблату пальцем и добавил:

— Я возьму их себе.

Лев стал расстегивать ремешок и при этом уперся коленом в раненую и окровавленную грудь охранника, надавив на нее изо всех сил:

— Видишь ли… это — фамильная ценность… Теперь они принадлежат жене Тимура… и его сыновьям… двум сыновьям… двум замечательным сыновьям… двум чудесным мальчишкам… Они принадлежат им, потому что ты убил их отца… Ты убил моего друга…

У офицера изо рта и носа потекла кровь, и ослабевшими руками он бессильно вцепился в ногу Льва, пытаясь оттолкнуть ее. Но Лев продолжал давить на раненую грудь. От боли в изувеченном колене на глаза у него навернулись слезы. Он плакал не по Тимуру. Это были слезы ярости, слезы ненависти и мести, и, охваченный этими чувствами, он давил все сильнее, пока не понял, что брючина его насквозь промокла от крови.

Ремешок расстегнулся, Лев снял часы с обмякшего запястья охранника и сунул их в карман. Оставшиеся в кузове грузовика пять человек с ужасом смотрели на него. Подойдя к заднему борту, он окликнул заключенных, стоявших поблизости:

— Один из офицеров умер. У нас освободилось место для еще одного пленника.

Пока из грузовика выносили мертвое тело, против чего не стал возражать ни один заключенный, Лев рассматривал часы. Бешеная ярость его улеглась, и на смену ей пришла слабость, но не от стыда или сожаления — на него навалилась усталость от переживаний. Он удовлетворил свою жажду мести. Пожалуй, только теперь он понял, насколько сильно ненавидит его Фраерша.

Лев поднял глаза на раненого офицера, который ковылял к грузовику, чтобы занять место убитого охранника. Он шел, прижимая к груди руку, наспех обмотанную окровавленными бинтами. Что-то здесь было не так. Офицер явно нервничал. Не исключено, что он тоже имел отношение к убийству Тимура. Лев остановил его и принялся разматывать бинты. Так и есть: под ними обнаружился длинный порез, тянувшийся от локтя до ладони, который тот явно нанес себе сам. Да и раны на голове выглядели подозрительно. Мужчина прошептал:

— Пожалуйста…

Если обман вскроется, его расстреляют. Если заключенные решат, что охранники злоупотребляют их добротой, которой сами они так и не дождались, вся операция окажется под угрозой срыва. Но сейчас, после убийства охранника, Лев заколебался лишь на мгновение, а потом отступил в сторону, позволяя раненому залезть в кузов.

Лазарь через Георгия обратился к заключенным, объясняя своим сторонникам причины, которые вынуждали его уехать:

— Я вряд ли проживу долго. Кроме того, я слишком слаб, чтобы сражаться. Благодарю вас за то, что вы позволили мне вернуться домой.