Книга Красная перчатка - Виталий Гладкий

— Тысяча шездоров, Жак, тысяча шездоров! — напомнил Франсуа.

— Ты дьявол-искуситель! — простонал Жак ле Брюн и схватился обеими руками за голову.

В этот момент жадность в нем боролась со здравым смыслом. Жонглер был прав — такие деньги главарю шайки воров и грабителей даже не снились.

— И потом, — продолжал гнуть свою линию Франсуа, — нет таких крепостей, которых нельзя взять приступом. Конечно, мы не пойдем напролом; я думаю, сделаем дело с помощью хитрости и смекалки. А подумай, какая слава тебя ждет! Если ты, конечно, захочешь, чтобы парижский прево узнал, кто организовал побег.

— Меня сгноят в тюрьме!

— Тысяча шездоров, Жак, тысяча шездоров! — Франсуа был неумолим, как палач. — Ты уже не молод, а вскоре и вовсе станешь старой развалиной. Увы, увы, всех нас это ждет… А на такие деньги ты мог бы отойти от дел, и зажить припеваючи где-нибудь в провинции, куда парижскому прево не дотянуться, — да хоть в Бретани. Приобрести поместье и обеспечить своему сыну достойную жизнь, купив дворянский титул.

Жак ле Брюн пристально посмотрел на жонглера, тяжело вздохнул и сказал с таким видом, будто ему предстояло броситься в пропасть:

— Согласен…

* * *

Определившись с жильем, Раймон де ля Шатр оставил повозку и лошадей на постоялом дворе под присмотром слуг хозяина заведения и отправился побродить по Парижу, переодевшись в более приличную одежду горожанина и вооружившись тесаком, с которым он обращался так же ловко, как и с мечом. Уже вечерело, и на улицы города начали выползать обитатели парижского «дна», не сильно щепетильные со своими жертвами, но шевалье особо не волновался на этот счет. Его мысли были заняты совсем другими проблемами.

Жоффруа де Малетруа оказался прав — граф Жан де Монфор, претендент на герцогскую корону Бретани, принес вассальную клятву Эдуарду III Английскому, объявившему себя королем Франции. Филиппа IV Валуа это обстоятельство сильно огорчило, если не сказать больше. К тому времени он уже четыре года воевал с Англией и успел потерпеть позорное поражение при Слейсе. Поэтому действия графа Монфора Филипп расценил как предательство, тем более, что на роль герцога Бретонского у короля имелся свой претендент — племянник Шарль де Блуа.

Снова начались военные действия, теперь уже против войска самозваного герцога Бретани, и в конечном итоге командующий французской армией Иоанн Нормандский, сын короля Филиппа IV, взял в плен графа де Монфора. Если бы Иоанн Нормандский предпринял хоть какое-то усилие, чтобы обеспечить своему отцу-королю власть над герцогством, и если бы дело сразу не переплелось с конфликтом между Валуа и Плантагенетом, вопрос Бретани был бы, несомненно, решен.

Однако наступала зима, содержать наемное войско оказалось чересчур накладно, и Иоанн Нормандский удовольствовался сделанным. Он полагал, что в Бретани все дело лишь в соперничестве личностей и что захват узурпатора в плен положит этому конец. Даже не дойдя до Ренна, Иоанн повернул обратно в Париж, гордясь тем, что везет пленника, чтобы посадить его под стражу в башню Лувра. Но в Рене осталась женщина, политические достоинства которой он недооценил: Жанна Фландрская, графиня де Монфор, выступила против Жанны де Пентьевр, жены графа Шарля де Блуа. Началась «война двух Жанн» и раскол Бретани усугубился.

Лагерь Шарля Блуаского, ссылавшегося на право Жанны де Пентьевр, привлекал тех, кому сильная королевская власть гарантировала минимум свободы от власти герцога. Это были бароны, епископы, аббаты, крестьяне из Восточной Бретани.

За Жанной Фландрской, сражавшейся за своего супруга, стояла Западная Бретань: экономическая мощь бретонских городов, не желавших, чтобы их интересы были принесены в жертву городов Франции, масса сельских нотаблей, деревенских землевладельцев и приходских священников, которых не беспокоил герцог, но постоянно раздражали королевские налоги, особенно «десятина». Это была партия англичан, ведь Жанна Фландрская знала, что ей одной не справиться.

Оставив Ренн на верного капитана Гильома де Кадудаля, она обосновалась в Эннебоне. Такой умный выбор позволил ей благодаря выходу к морю контролировать внешние связи. Летом 1342 года Жанна послала гонцов к английскому королю Эдуарду с настоятельной просьбой о помощи, которая дошла до Лондона почти в то же время, что и призыв гасконцев, враждебно настроенных против Валуа.

Эдуард III лично прибыл в Бретань, попытался взять Ренн и Нант, разорил Динан… Но английская армия теряла время и силы с противником, постоянно уходившим от решительного сражения. Приходилось забирать у вилланов и землевладельцев последнее, чтобы прокормиться, а грабя Бретань, англичане лишь увеличивали свою непопулярность, чем успешно пользовались сторонники графа Шарля Блуасского. В конечном итоге легатам папы римского Климента VI не составило особого труда добиться в Малетруа перемирия, заключенного 19 января 1343 года.

Англичане убрались на свой остров. Бретань все равно осталась в сфере интересов Эдуарда III. А всю знать Франции и Бретани пригласили на праздник по случаю свадьбы сына короля, Филиппа Орлеанского. Пропустить такое веселье бретонские дворяне, понятное дело, не могли и, предвкушая турниры, пиры и прочие радости бытия, отправились в Париж, нарядившись в самые красивые и дорогие одежды, взяв с собой лучшие доспехи и оружие.

Филипп оказался коварным и мстительным государем. По обвинению в предательстве, сговоре с англичанами и подготовке покушения на короля Франции бретонцы (и не только они) были в Париже арестованы и брошены в крепость Большой Шатле. Что касается Оливье де Клиссона, то его обвинили в предательстве за сдачу англичанам города Ванн.

Приглашение короля казалось искренним и вначале не преследовало никаких тайных целей. Но пока съезжались гости, он получил доказательство сговора де Клиссона и прочих рыцарей с королем английским. Улики предоставил граф Солсбери, отомстивший таким образом королю Эдуарду, совратившему его супругу. В эту официальную версию многие рыцари не верили и считали ее компроматом.

Узнав о коварном пленении дорогого супруга, Жанна едва не сошла с ума. Хорошо зная, что собой представляет Филипп Валуа, она не сомневалась, что королевский суд будет быстрым и безжалостным. Взять приступом Большой Шатле, конечно же, не имелось никакой возможности. А просьба о милости вряд ли подействует на короля Франции. Ведь еще его дед, Филипп IV Красивый, недрогнувшей рукой отправил на костер Жака де Моле — Великого магистра ордена тамплиеров. А отец, Филипп V Длинный, чтобы оставить трон за собой, оказался причастен к смерти наследника-младенца, рожденного вдовствующей королевой. Требовалось найти какие-то другие пути и средства, чтобы вызволить горячо любимого Оливье из темницы!

И тогда свои услуги, не сговариваясь, предложили Раймон де ля Шатр и жонглер Франсуа. Жанна собрала нужную сумму — для этого ей пришлось опустошить казну и де Клиссонов и де Бельвилей, да еще взять взаймы у еврея-ростовщика Элиаса из Везеля — и храбрецы отправились в Париж. Если Франсуа надеялся на свои связи среди обитателей парижского «дна», то де ля Шатр предпочитал довериться верным товарищам, вместе с которыми ему пришлось в свое время повоевать. Именно сейчас он и направлялся на встречу с одним из них возле «Камня святого Бенедикта».