Книга Жизнь актера - Жан Маре
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Жорж уезжает в Голливуд, где будет сниматься с балетом Ролана Пети в «Хрустальном башмачке» — Лесли Карон в главной роли. Он приглашает меня приехать туда к нему в отпуск. Если я поеду в Голливуд без официального приглашения, могут подумать, что я приехал в надежде получить контракт. Мне этого не хотелось, но я все же поехал. В Нью-Йорке нужно сделать пересадку на внутреннюю линию. Предстояло шесть часов ожидания. Ко мне бросаются фоторепортеры. Но не потому, что я очень известен в США, просто авиакомпании сообщают фамилии V.I.P.[39]А в самолете Париж — Нью-Йорк не оказалось другой персоны, которая могла бы заинтересовать прессу. Мне задают вопросы:
— Вы останетесь в Нью-Йорке?
— Да.
— Подождите минутку, мы приведем журналистов.
Но я сбежал. На такси я добрался до города, снял номер в отеле, принял душ и вышел побродить. Никто меня не останавливал. Только одного негра я, кажется, заинтересовал. Он подошел ко мне и спросил, французский ли на мне костюм. Я был разочарован, потому что считал, что одет как американец.
На внутренних линиях персонал не предупреждает, кто находится в самолете. Жорж встретил меня в зале прибытия. Он снял с друзьями дом в обычном квартале. В Голливуде я провожу время, занимаясь хозяйственными делами, готовлю для всех, мою посуду. Я никуда не выхожу, бываю разве что у Ролана Пети, у которого есть бассейн. Я съездил только в Салтон-Си и Сан-Франциско.
Когда я захожу в магазины за покупками, меня спрашивают:
— Вы француз?
— Да.
— Вы работаете в МГМ, как и ваши товарищи?
— Нет.
— А чем вы занимаетесь?
— Живописью.
Жорж удивлялся, что торговцы помогали мне донести покупки до самого дома. Здесь это не принято. Поскольку дом находился близко от рынка, я не мог даже воспользоваться машиной Жоржа. Впрочем, я вообще не осмелился бы сесть за руль. Огромный поток машин и многочисленные ремни приводили меня в ужас: я боялся в них запутаться.
Пришла телеграмма от Эдуара Дермита. Жан очень болен, у него инфаркт. Я срочно возвращаюсь в Париж. Близкая подруга Жана превратила свой дом в клинику. Лифтом пользоваться запрещено, чтобы избежать шума. В доме постоянно находятся медсестры, врачи. Мне не разрешили свидание сразу же по прибытии. Жан знает, что я в Голливуде, и мое возвращение может быть для него потрясением. Я в смятении и тревоге.
Наконец на следующий день мне разрешили его повидать. Жану объясняют, что мне пришлось вернуться из-за срочной работы. Он лежит совершенно неподвижно: ему нельзя даже шевельнуть головой. Он улыбается.
— Они снова сделают меня наркоманом, — говорит он, — мне колют морфий.
Врач отвел меня в сторону, чтобы успокоить. Он объяснил, что ежедневно снижает дозы и скоро в шприце не будет ни одной капли морфия.
Жан разговаривает, шутит. Какое мужество! Прикованный к постели, он по-прежнему элегантен и благороден.
В мельчайших своих поступках он остается поэтом. Я сказал ему об этом. Он снова улыбнулся:
— Моя мать сказала однажды: «Не знаю, как мне удалось родить поэта, это очень трудно».
Профессор Сулье просил меня не позволять ему много говорить. И я, будучи по натуре неразговорчивым, вынужден говорить, чтобы ему приходилось только слушать. Я рассказываю ему о Пике, где я видел, как ящерицы, эти пугливые животные, которые обычно не подпускают человека близко к себе, взбираются на ногу посетителя и позволяют гладить себя тросточкой.
— А помнишь, на острове Самоа загорал совершенно обнаженным и заснул. А когда проснулся, перед тобой стоял молодой англичанин. Твое тело облепили ящерицы, кузнечики, бабочки, а мужские достоинства были прикрыты книгой, которую англичанин положил для приличия. Эта принадлежавшая ему книга была твоя пьеса «Орфей».
После длительного восстановительного периода по совету врача Жан поехал в горы. Оттуда он прислал мне стихотворение.
Открытка на память
Под снегом зимородок спит.
Где? Угадайте. Сам не знаю.
В таверне «Серна Золотая»
Нам зимовать судьба велит.
Рассвет над горною грядою
Снег в белый бархат обратил.
И в синь небес, мой друг, с тобою
Взлетели мы без всяких крыл.
Пока мы там с тобой парили,
Смертельный холод нас сковал,
И души медленно застыли, —
В них крокус майский крепко спал.
Но зимородок вновь проснется -—
Весенний крокус снег пробьет,
И путь к тебе опять найдет
Мой крик, что из груди несется.
Жорж мечтает поставить балет. Я посоветовал ему найти сюжет, который раскрывался бы в нескольких, отличающихся друг от друга, балетах. Он согласился, но не мог найти тему. Я предложил сюжет «Ученика факира» и посоветовал найти опытного литератора для написания текста. Вскоре после этого я уехал в Италию на съемки в «Белых ночах» у Висконти. Роль небольшая, но какое несравненное счастье работать у этого великого режиссера. К тому же он мой друг! Когда он бывает в Париже, всегда подает мне весточку. Однажды за ужином он рассказал, что ищет актера для своего будущего фильма. Я перечислил ему фамилии актеров. Безрезультатно.
— Назови мне звезду, которая воплощала бы твой персонаж, — говорю я ему, — чтобы я представил себе тип нужного актера.
— Ты, — ответил он.
— Тогда почему ты не предлагаешь мне сниматься?
— Потому что это небольшая роль.
— У тебя не бывает небольших ролей. Я согласен.
Во время съемок я получил письмо от Жоржа. Он просил письменно изложить сюжет «Ученика факира», прежде чем он будет договариваться с автором. Я нацарапал сюжет и поясняющие его тексты песен, сделав пометку, что это только наброски и нужно найти талантливого человека, который напишет настоящий сценарий.
Вскоре я возвратился в Париж. Жорж обратился к талантливому американскому музыканту Джеффу Дэвису с просьбой написать музыку к будущему спектаклю.
— Так ты отнес кому-нибудь сюжет?
— Нет. Мы с Джеффом Дэвисом решили, что ты очень хорошо написал. Мы поставим спектакль по твоему сценарию.
— Но я же не писатель.
— Джефф уже начал сочинять музыку. То, что ты написал, превосходно.
— Нужно по крайней мере внести исправления, отредактировать...
И вот помимо воли я стал автором музыкальной комедии!
Снова мне пришлось уехать на съемки. На этот раз в Югославию. Там я получил письмо от Жоржа, в котором он просил меня нарисовать эскизы костюмов. Это было нелегко сделать, потому что костюмы должны были полностью трансформироваться, превращаться в другие на глазах у зрителей. Я нарисовал эскизы и послал, их Жоржу, советуя обратиться к хорошему дизайнеру. По возвращении я узнал, что оставили мои эскизы. То же самое получилось с декорациями и с афишей. Постепенно весь спектакль оказался на мне, поскольку меня попросили быть режиссером и распорядителем. Я потерял на этом кучу денег, хотя зал был все время полным и спектакль пользовался большим успехом. Дело в том, что у меня нет чувства меры, я не коммерсант. Были задействованы оркестр из пятидесяти музыкантов и большая балетная труппа, некоторых исполнителей специально пригласили из Америки. Кроме того, декорации и костюмы изготовили в неописуемом количестве. Я купил также для этого спектакля номера иллюзионистов (так я узнал, что все покупается...).