Книга Сказки старой Англии - Редьярд Киплинг

«Смейся, смейся вволю, – прохрипел он. – Я тебя не сразу прирежу. Расскажи-ка мне сперва, почему королю вздумалось отличить именно тебя, английский проныра? Я не тороплюсь. Я долго ждал».

И тут его прорвало! Чего только он мне не припомнил: и своего Иону в Кентербери, и что я о нем сказал, и фрески, которые все хвалили, но никто не возвращался поглядеть на них еще раз (как будто это моя вина!), и многое другое, что скопилось в его мстительной душе за столько лет.

«Не дави мне так сильно на горло, Бенедетто, – сказал я. – Быть удавленным мне не по рангу, ведь я только что возведен в рыцари».

«Рассказывай все, я буду твоим исповедником, сэр Гарри Доу, рыцарь. У нас впереди длинная ночь. Рассказывай!»

И тогда, чувствуя затылком его острый подбородок, я рассказал ему все – рассказал так красноречиво и подробно, как будто сидел за ужином с Торриджано. Я знал, что Бенедетто все поймет, ведь – в раже или в блажи – он оставался Мастером. Уверясь, что это последний мой рассказ на этой грешной земле, я не хотел оставлять после себя дурную работу. В конце концов, все искусства – одно искусство. Злобы к Бенедетто я не испытывал. Душу мою охватил какой-то восторг, я смотрел на земную суету, как строитель с купола собора смотрит на город, лежащий далеко внизу, и все наши страсти казались мне маленькими и ничтожными. Я рассказал ему в лицах, что произошло. Я изобразил голос короля, когда он вскричал: «Мистер Доу, вы сэкономили мне тридцать фунтов!» – и его недовольное ворчание, когда он спервоначалу не мог отыскать меча, и как аллегории Славы и Победы, усмехаясь, глядели на нас своими барсучьими глазками с фламандских гобеленов. Клянусь душой, это был славный рассказ и, как я полагал, последняя моя работа на земле.

«Вот так меня отличил король, – закончил я. – Тебя повесят за убийство, Бенедетто. А за то, что ты убил во дворце короля, еще и четвертуют. Впрочем, ты так разъярился, что тебе все равно. Но признай хотя бы, что тебе в жизни своей не довелось слышать лучшего рассказа».

Он ничего не ответил, но я почувствовал, как он весь затрясся. Правая рука его разжалась, из левой выпал нож, и он оперся ладонями о мои плечи, сотрясаясь в беззвучных корчах. Я обернулся. Не было нужды завладевать ножом: мой враг лишился сил и речи от припадка самого неудержимого веселья. Знаете, бывает такой накат смеха, когда перехватывает дыхание и вы хватаетесь за бока, стуча пяткой об землю? Вот что случилось с Бенедетто.

Когда он начал стонать, рычать и взвизгивать, я выволок его на улицу. Мы прислонились к стене, и тут все началось снова: мы корчились, взмахивая руками и мотая головой, как пьяные, пока к нам не подошли ночные стражники.

Бенедетто по-совиному выкатил на них глаза.

«Вы сберегли мне тридцать фунтов, мистер Доу!» – торжественно прорычал он – и зашелся в хохоте. Мы и впрямь были как безумцы или пьяные: я – потому, что избавился от смерти, а он – потому, что (как он мне потом признался) зачерствевшая корка ненависти треснула и осыпалась с души от нашего смеха. У него даже лицо изменилось.

«Я прощаю тебя, Гэл! – воскликнул он. – Прости и ты меня. Ах вы, несчастные англичане! Признайся, Гэл, ты взбесился, увидя ржавчину на том нечищеном мече? Повтори-ка мне, как король хрюкнул от радости. Пойдем скорей расскажем все мастеру!»

И мы, обняв друг друга за плечи, побрели враскачку назад. Торриджано, увидев нас, остолбенел, а потом, когда мы ему все рассказали, покатился от хохота прямо на холодный пол часовни. Отсмеявшись, он встал и стукнул нас головами друг об дружку.

«Ах вы, англичане! – воскликнул он. – Даже свиньями вас трудно назвать. Одно слово, англичане! Поделом же вам, рыбоеды! Выбрось свой рисунок в огонь, Гэл, и забудь о нем! Ты дурень, и ты тоже дурень, Бенедетто, но мне нужны ваши руки, чтобы угодить нашему славному королю!»

«А я ведь хотел убить Гэла, – сказал Бенедетто. – Да, я хотел его убить, потому что английский король произвел его в рыцари».

«Считай, что тебе крупно повезло, Бенедетто! За моего Гэла я бы прикончил тебя собственными руками – здесь же, в монастырском дворе. Как мастер мастера – с толком и расстановкой. Клянусь, я не пожалел бы на это времени!» – Таков был наш Торриджано, великий мастер!

На этом Гэл закончил свой рассказ. Мистер Спрингетт еще некоторое время сидел спокойно, а потом стал потихоньку багроветь, раскачиваться взад и вперед, и наконец закашлялся и захрипел так, что слезы брызнули у него из глаз. Дан знал, что это он так смеется, но Гэл с непривычки растерялся.

– Простите, сэр, – сказал мистер Спрингетт. – Мне припомнились конюшни, которые я построил для одного джентльмена в тысяча восемьсот семьдесят седьмом. Конюшни из голубого кирпича – что-то особенное. Кто знает, может, это была моя лучшая работа в жизни. Но супруга этого джентльмена – дамочка была из Лондона и недавно замужем – вздумала соорудить в парке какой-то «кас-кас» – так она это называла, а по-нашему, просто канал с водопадами. Работенка большая, и выгодный мог получиться контракт. Она позвала меня в библиотеку потолковать об этом. Но я объяснил ей, что как раз в том месте, где она собирается копать свой ров, идет цепь подземных родников, и наша затея приведет к наводнению – мы затопим и парк, и усадьбу.

– Там и впрямь были родники?

– Вполне вероятно. Говорят, что в любом месте можно докопаться до воды, если хорошенько углубиться. В общем, мои слова о родниках заставили ее забыть свой «кас-кас», и вместе того она построила себе прекрасную маслобойню, отделанную белой плиткой. Но когда я предъявил тому джентльмену свой окончательный счет за конюшни, он заплатил, даже не заглянув в бумагу, а уж поверьте, я там ничего не упустил. И он добавил мне две пятифунтовые банкноты – из рук в руки – и сказал с чувством: «Ральф! (Он всегда звал меня по имени). Ральф, этой осенью вы избавили меня от многих расходов и тревог!» Я, конечно, понимал, насколько ему не хотелось никаких «каскасов» у себя в парке, но вслух не было сказано ничего. Он просто молча заплатил мне за конюшни из голубого кирпича – честная работа, одна из лучших в моей жизни. А деньги, что он дал мне сверх того, – разве заботы, которые я помог ему свалить с плеч, не стоят десяти фунтов? В разные времена и в разных местах, а такие похожие случаются истории!

Они с Гэлом дружно рассмеялись. Дан не совсем понял, что они нашли такого смешного, и некоторое время молча и яростно трудился над верстаком.

Когда он поднял глаза, в сарае не было никого, кроме мистера Спрингетта, вытиравшего глаза своим желто-зеленым платком.

– Ну и ну! Как это я вдруг задремал, мастер Дан! – Он покачал головой и улыбнулся. – Но какой мне приснился смешной сон! Давно я так не смеялся. Только вот о чем, не могу вспомнить. Говорят, что если старик начинает смеяться во сне, значит, долго не заживется… Ну как, удачно ли вам поработалось, мастер Дан?

– Неплохо, – ответил Дан, освобождая шхуну из тисков. – Только вот порезал руку малой стамеской.

– Надо приложить комок паутины, – посоветовал мистер Спрингетт. – Ага, вы уже сами догадались. Вот это дело, мастер Дан!