Книга Сталин. Тайны власти - Юрий Жуков

Ко всему прочему, в январе 1945 г., обозначилась и еще одна спорная проблема — положение, складывавшееся в Иране. Там СССР пытался добиться от шахского правительства всего лишь того, что давным-давно имела Великобритания, — права на разведку и концессию на разработку в случае открытия месторождений нефти в северных провинциях, в Иранском Азербайджане. Но такое, вполне естественное в международной практике стремление неожиданно натолкнулось на категорическое возражение союзников. Черчилль предложил Рузвельту занять непримиримую позицию, ни в коем случае не подавая Москве даже надежды на возможность экономически закрепиться в Иранском Азербайджане. «Мы не хотим, — объяснял он президенту свою позицию, — чтобы русские могли потом заявить, что их своевременно не предупреждали о том, насколько серьезно мы относимся к этому вопросу». Столь же решительно выступал и госдепартамент. В своем меморандуме, адресованном Рузвельту и основанном на высказываниях посла Ирана в США, он так формулировал оценку ситуации: «Русские… действуют таким образом, что в скором времени окажутся невозможными любые административные акции иранских властей». Однако тогда совместный демарш Великобритании и США все же не последовал, его во имя достижения иных, более важных целей отсрочили до конца года.

Повестка дня, которую приняли главы трех великих держав для Ялтинской встречи 4 февраля, несмотря ни на что оказалась приемлемой для всех. Ограничились самым неотложным: судьбой Германии, польским вопросом, уставом ООН. Предопределило же возможность достижения либо согласия, либо компромисса не только стремление продемонстрировать всему миру сохраняющееся единство, но и весьма сильное желание Рузвельта вовлечь Советский Союз в войну с Японией. Четырехмиллионная японская армия находилась на островах, что, безусловно, могло привести к огромным потерям американцев при высадке.

8 февраля на сепаратной встрече со Сталиным Рузвельт пообещал получить от Чан Кайши признание независимости Внешней Монголии (Монгольской Народной Республики), договориться о передаче Советскому Союзу в аренду Порт-Артура для военно-морской базы, о восстановлении прав на КВЖД и ЮМЖД. Кроме того, президент гарантировал возвращение СССР Курильских островов и южной части Сахалина. Тогда же была достигнута договоренность об участии СССР в войне на Тихом океане. В свою очередь, советская сторона, помимо участия в вооруженных действиях против Японии, обязалась заключить с Китаем договор о дружбе и союзе, признав его суверенитет над Маньчжурией.

После этого Рузвельт поддержал большинство предложений Сталина, высказанных тем в ходе дискуссий. Потому и удалось быстро, без особых разногласий договориться по многим пунктам: о децентрализации административного управления Германии, выделении, за счет американской и британской, зоны оккупации Франции и включении ее представителя в союзный контрольный совет, на чем особенно настаивал Черчилль. Приняли предложение Сталина о праве на вхождение в число членов ООН Белоруссии и Украины, хотя отказали в том Литве. В остальных же случаях, при возникновении серьезных расхождений во мнениях, вопросы лишь обозначили, откладывая на будущее и их решение, и окончательные формулировки. Так поступили при обсуждении проблемы расчленения Германии, устава ООН и процедуры голосования в ней, судьбы правительства Югославии, возможности пересмотра конвенции Монтрё, регулировавшей судоходство в черноморских проливах, окончательную величину Германских репараций.

Предельно осторожно, стремясь к компромиссу, поступили при обсуждении польского вопроса, которым фактически занимались каждый день конференции, с 4 по 11 февраля. Пошли навстречу требованиям Сталина, признав новые границы Польши: на востоке — по линии Керзона, на севере и западе — включая Померанию и Данциг, по рекам Одеру и Нейсе. От создания же во время встречи временного национального правительства и регентского совета в составе Берута, Грабского и Сапеги, чего поначалу настойчиво добивался Рузвельт, отказались и передали решение по данному вопросу специальной комиссии, включившей Молотова и послов в Москве: США — Гарримана, Великобритании — Керра. Но при обязательном соблюдении двух условий. Новое, единое — взамен лондонского и люблинского, ставшего тем временем варшавским, — временное национальное правительство следовало сформировать не расширением, как того хотел Сталин, а реорганизацией варшавского. После этого примерно через месяц в Польше обязательно провести выборы, свободные и демократические.

Полагаясь на верность Сталина своему слову, Черчилль упорно отстаивал именно такое решение польского вопроса в палате общин. «Судьба поляков, — заявил он там 27 февраля, — будет в их собственных руках с единственным ограничением, которое они должны будут честно соблюдать совместно с их союзниками, — проводить политику, дружественную России». Защищая Ялтинские соглашения, принятые при его непосредственном участии, от критики, британский премьер не учел лишь одного — возникновения трений между союзниками, и отнюдь не по вине Сталина, а из-за нарушения американской и британской сторонами соглашения с СССР, запрещавшего сепаратное ведение переговоров с германскими властями.

Омрачили отношения с союзниками, возродили прежнее недоверие к ним Сталина и его опасения, что рано или поздно США и Великобритания станут преследовать сугубо собственные интересы, не совпадающие с интересами СССР, тайные встречи представителя Управления стратегических служб в Берне (Швейцария), Аллена Даллеса с эмиссарами командующего силами вермахта в Северной Италии генерал-фельдмаршала Кессельринга. Встречи в первых числах марта приняли уже форму переговоров офицеров союзнической ставки, возглавляемой британским фельдмаршалом Александером, с генералом ваффен-СС Вольфом, обсуждения ими условий капитуляции 25 германских дивизий. Об этом сразу стало известно в Москве. И хотя, спохватившись, американцы через своего посла Гарримана 12 марта попытались оправдать свои действия перед советским руководством, исправить ошибку они оказались не в состоянии. Не сумел сделать этого ни Рузвельт в своем слишком запоздавшем послании — от 25 марта — Сталину, ни Черчилль. Они так и не развеяли подозрений Иосифа Виссарионовича.

Ко всему прочему, осложнили сложившуюся ситуацию и ухудшившиеся отношения между Сталиным и Молотовым. В Крыму на конференции могло сложиться впечатление, что Вячеслав Михайлович является сторонником более жесткого курса, нежели его шеф. Но к тому наркома иностранных дел вынуждала его профессия со всем свойственным ей «крючкотворством». Как никто иной из узкого руководства, Молотов слишком хорошо понимал роль формулировок, тончайших смысловых оттенков в них, которые могли при недоработке привести к любому истолкованию документов, даже в прямо противоположном смысле. После одобрения «большой тройкой» проектов он столь же педантично начинал осуществлять решения практически. Именно так Молотов поступил на первых заседаниях московской комиссии по делам Польши — заявил о возможности поездки наблюдателей от США и Великобритании в Варшаву для изучения положения дел на месте. Однако такое предложение, не шедшее вразрез с мнением Сталина во время Ялтинской встречи, но позже наложившееся на разведывательную информацию о сепаратных переговорах в Берне, и породило, как можно предположить с большой долей уверенности, недоверие вождя к своему старому соратнику, подозрение, что неспроста тот слишком охотно идет на уступки неверным союзникам.