Книга Воды слонам! - Сара Груэн

Уолтер склоняется над открытым сундуком и поворачивается ко мне с бутылочкой самогона и чистым носовым платком в руках. И, стоя прямо передо мной, вытаскивает пробку.

— Эй, это ты, Уолтер? — слышится из-за сундуков. Ну конечно, Верблюд был бы не Верблюд, если бы не проснулся от звука вытаскиваемой пробки.

— Да ты просто весь в кровище, — не обращает на него внимания Уолтер. Прижав платок к горлышку бутылки, он переворачивает ее кверху дном, а потом подносит мокрую тряпицу к моему лицу. — Не дергайся. Будет щипать.

Но это просто неслыханное преуменьшение. Едва самогон касается моего лица, я вскрикиваю и откидываюсь назад.

Уолтер выжидает с платком наготове.

— Может, дать тебе что-нибудь прикусить? — он нагибается и поднимает пробку. — Вот, возьми.

— Не надо, — отвечаю я, стиснув зубы, — я сейчас. — Обхватив себя руками, я принимаюсь раскачиваться туда-сюда.

— Ага, я придумал кое-что получше, — говорит Уолтер, протягивая мне бутылку. — На, отхлебни. Горло дерет со страшной силой, но зато глоток-другой — и уже ничего не почувствуешь. Из-за чего весь сыр-бор, черт возьми?

Я беру бутылку и, ухватившись за нее обеими израненными руками, подношу ко рту. У меня получается неуклюже, как у боксера в перчатках. Уолтеру приходится мне помочь. Самогон жжет окровавленные губы, ножом проходит через горло и буквально взрывается в желудке. Я сглатываю и отодвигаю бутылку в сторону настолько резко, что часть содержимого выплескивается из горлышка.

— Да, крепкая штучка, — замечает Уолтер.

— Эй, парни, выньте-ка меня отсюда и поделитесь! — кричит Верблюд.

— Заткнись, Верблюд, — отвечает Уолтер.

— Ты чего? Разве можно так говорить со старым и больным…

— Я сказал, заткнись! У нас тут проблема. Давай, — возвращает он мне бутылку, — хлебни еще.

— Это какая же? — спрашивает Верблюд.

— Якоба побили.

— Что? Как? Лохобойка была?

— Нет, — мрачно отвечает Уолтер, — хуже.

— А что такое лохобойка? — спрашиваю я, едва шевеля распухшими губами.

— Пей, — он снова пытается впихнуть мне бутылку. — Это когда у нас выходит потасовка с ними. Ну, у цирковых с лохами. Готов?

Я отхлебываю еще глоточек самогона, который, несмотря на уверения Уолтера, все равно жжет ничуть не хуже горчичного газа.

— Вроде готов.

Придерживая меня одной рукой за подбородок, Уолтер поворачивает мою голову то вправо, то влево, чтобы дотянуться до ран.

— Мать честная, Якоб! Да что у вас там вышло, в конце-то концов? — вновь спрашивает он, раздвигая волосы у меня на затылке. Должно быть, нашел еще какую-нибудь гадость.

— Он толкнул Марлену.

— Что, вот так взял и толкнул?

— Ну да.

— Чего это?

— А просто спятил. Не знаю, как еще сказать.

— У тебя в волосах куча стекла. Не шевелись, — он водит пальцами у меня по голове, раздвигая и отделяя пряди волос. — А с чего это он вдруг спятил? — интересуется он, складывая осколки на ближайшую книжку.

— Да если б я знал…

— Врешь ведь! Ты за ней часом не волочился?

— Нет. Вовсе нет, — отвечаю я, ничуть не сомневаясь, что если бы лицо у меня не напоминало мясной фарш, я бы непременно покраснел.

— Хорошо бы так, — говорит Уолтер. — Ох, хорошо бы.

Справа от меня что-то шуршит и случит. Я пытаюсь оглянуться, но Уолтер крепко держит меня за подбородок.

— Верблюд, куда ты, черт тебя дери, лезешь? — сердится он, горячо дыша прямо мне в лицо.

— Хочу посмотреть, как там Якоб.

— Христа ради, сиди на месте, а? Сдается мне, вот-вот у нас будут гости. Скорее всего, придут за Якобом, но не думай, что не прихватят заодно и тебя.

Когда Уолтер заканчивает обрабатывать мои раны и выбирать из волос стекло; я переползаю на постель и пытаюсь устроиться так, чтобы голова, разбитая и спереди, и сзади, болела поменьше. Правый глаз заплыл окончательно. Ко мне тут же подбегает Дамка и осторожно принюхивается, а потом укладывается в нескольких футах, внимательно за мной наблюдая.

Уолтер прячет бутылку обратно в сундук и, не разгибаясь, принимается там рыться, пока не вытаскивает наконец большой нож.

Закрыв дверь комнатушки, он закрепляет ее куском дерева. А потом садится, прислонившись спиной к стене, и кладет нож рядом с собой.

Вскоре мы слышим, как по сходням стучат лошадиные копыта. Из другого конца вагона до нас доносятся приглушенные голоса Пита, Отиса и Алмазного Джо, но к нам не стучат и за дверь не дергают. Через некоторое время они спускаются по сходням и захлопывают дверь вагона.

Когда поезд наконец отправляется, Уолтер испускает громкий вздох. Я поднимаю на него глаза. Уткнувшись на миг носом в колени, он поднимается и прячет нож за сундуком.

— Ну, и счастливчик же ты! — говорит он, вынимая из двери деревянный клин, и, распахнув дверь, направляется к сундукам, за которыми прячется Верблюд.

— Кто, я? — спрашиваю я сквозь самогонный туман.

— Ну да, ты. До поры до времени.

Уолтер отодвигает сундуки, извлекает Верблюда и тут же тащит его в другую часть вагона, дабы заняться вечерним туалетом.

Я дремлю, оглушенный совместным действием побоев и самогона. Смутно замечаю, как Уолтер кормит Верблюда ужином. Помню, как приподнялся, чтобы выпить глоток воды, и упал обратно на постель. Когда я вновь прихожу в себя, Верблюд похрапывает на раскладушке, а Уолтер, захватив с собой лампу, устроился в углу на попоне с книжкой на коленях.

Я слышу чьи-то шаги по крыше, и миг спустя в дверь тихонько случат. Я тотчас же просыпаюсь.

Уолтер по стеночке подползает к сундуку и вытаскивает нож. Потом, крепко сжимая в руке его рукоятку, перебирается к двери. Делает мне знак, указывая на лампу. Я пытаюсь пересечь комнату, но, поскольку правый глаз у меня напрочь заплыл, мир кажется мне плоским, и ничего не получается.

Дверь со скрипом приоткрывается. Уолтер сжимает и разжимает пальцы на рукоятке ножа.

— Якоб?

— Марлена! — вскрикиваю я.

— Господи Иисусе, женщина! — кричит Уолтер, отбрасывая нож. — Чуть вас не убил. — Он хватается за край двери и вытягивает голову, пытаясь заглянуть ей за спину. — Вы одна?

— Да. Извините. Мне нужно поговорить с Якобом.

Уолтер приоткрывает дверь пошире. Лицо у него вытягивается.

— Ну да, ну да. Лучше зайдите.

Когда Марлена входит, я поднимаю ей навстречу керосиновую лампу. Ее левый глаз, украшенный лиловым фингалом, заплыл, как у меня.

— Боже правый! — говорю я. — Что он с вами сделал?