Книга Таинственный всадник - Марша Кэнхем

Тайрон, казалось, ничуть не удивился ее реакции; он зажег свечи и поставил их на стол, на фортепьяно и на камин. Он снял атласный жакет и сразу стал похож на Тайро-на, который стоял на ступеньках башни в Гарвуд-Хаусе в расстегнутом жилете и в рубашке, распахнутой на груди. Его влажные волосы были завязаны хвостом на затылке, но несколько прядей вырвались на свободу и разметались по щекам и шее. Дождь смыл большую часть грима, полотенцем он снял остатки, и лицо его обрело привычный, естественный бронзовый цвет. Щеголь исчез, а вместо него перед глазами Рене предстал мужчина, красивый настолько, что захватывало дух, и такой загадочный, противоречивый, за внешней красотой которого скрывалось множество тайн. Осознав это, Рене почувствовала, как дрожит, и дрожь пронизывала ее до самых глубин.

У нее закружилась голова, когда Тайрон оглянулся через плечо и улыбнулся; на миг ей показалось, что она видит перед собой Тайрона-мальчика.

— Ну, — сказал он, — станьте сюда.

Когда она встала там, где он хотел, он подошел к одной из длинных облицовочных панелей и что-то нажал. Панель отошла, и она увидела три пальто разного цвета, несколько черных треуголок, перчатки и высокие кожаные сапоги. За следующей панелью были спрятаны футляры с оружием, длинноствольные пистолеты, мешочки с пулями и порохом; на стояках разместилось не меньше дюжины мечей различной формы и веса; были здесь и тонкие дуэльные рапиры, и мощные клинки из Хайленда.

Возле третьей, последней панели он остановился и предложил Рене руку. Она протянула ему свою маленькую ручку, он сжал ее в большой теплой ладони и коснулся губами. Потом он прижал пальцы Рене к замку, скрытому в запутанной деревянной резьбе. Панель открылась, он поднял канделябр повыше, и Рене не смогла удержаться от легкого вскрика. Полки шкафа были разделены на отделения, большинство из которых обтянуты фетром или бархатом. Там лежали ожерелья, браслеты и серьги с драгоценными камнями: алмазы, рубины, изумруды, турмалины, жемчуг сверкали и переливались при свете свеч; были там и золотые цепочки, и часы, и золотые и серебряные монеты.

— Мой Бог, — прошептала она. — Все это…

— Награбленное добро, — усмехнулся Тайрон.

— Но… так много!

— Да, но в Лондоне гораздо больше. Намного больше того, что я смогу потратить за всю жизнь.

— Тогда почему вы продолжаете заниматься этим, месье? Ради чего рискуете?

— Давайте скажем так: я еще не нашел вместо этого ничего, что так же возбуждало бы меня.

Глаза Рене расширились и стали ярко-синими; она смотрела на Тайрона долго, не спеша отводить взгляд.

— И вы просто так могли бы все это отдать?

Тайрон посмотрел на ее рот, потом перевел взгляд на драгоценности.

— Половину этого, во всяком случае. Не стоит чрезмерно вознаграждать жадность Роса. Пожалуй, это в десять раз больше, чем он сам наворует.

— И вы сделаете это ради Финна? — прошептала Рене.

Он отвел пряди влажных волос с ее щеки.

— Нет. Но я сделал бы это ради того, чтобы снова увидеть на вашем лице улыбку.

Он прошел мимо нее к открытым панелям, а Рене стояла, потрясенная, и смотрела на яркое пламя свечей, и его слова отзывались тихим эхом в густых тенях большой комнаты. Она быстро повернулась, собираясь ему ответить, но увидела Мэгги в дверном проеме гардеробной.

— Я принесла горячую воду для ванны, мисс. И мази от ушибов и порезов.

Рене стянула одеяло на груди.

— Месье Тайрону Харту она сейчас нужнее, чем мне. У него снова открылась рана.

Мэгги хватило одного взгляда, чтобы удостовериться в справедливости ее слов: она увидела пятна крови на его рубашке и заволновалась.

— Мальчик почти закончил мыться, и я еще много воды вскипятила. Мы сперва вымоем вас, мисс, хотя вы уже порозовели и не такая бледная, как приехали, а потом, можете быть уверены, я отдраю мистера Тайрона по первое число, если увижу, что он сотворил с моей работой.

— Как Антуан? — спросила Рене, спохватившись; она совсем забыла про него.

— Отлично, — заверила ее Мэгги. — Он уже съел половину каравая с медом, я дала ему чай с коньяком, чтобы согрелась грудь. И могу добавить, что, едва он согрелся, он стал болтать без умолку. Он говорит даже с набитым ртом и даже окунувшись в воду с головой.

— Я не понимаю, что с ним случилось.

— Это бывает, когда человек сильно пугается, потеряв что-то важное, а когда снова находит, то боится потерять. Пойдемте, Робби уже поставил бадью перед огнем. У меня есть горшок с горячим шоколадом, я вам его приготовила, а кирпичи уже в постели, там теперь уютно и тепло.

Рене неуверенно, искоса поглядела на Тайрона, который по очереди закрывал каждую панель.

— Вы придете… попозже?

Не глядя на нее, он ответил:

— Если вы хотите, чтобы я пришел.

— Я хочу, чтобы вы пришли, — прошептала Рене. — Очень хочу.

Рене долго отмокала в огромной бадье. Впервые за много лет она сидела в такой «ванне». Мэгги положила в горячую воду душистые травы, и Рене казалось, что она в розарии, и при каждом глубоком вдохе девушка чувствовала, как уходит боль, тело расправляется, а мышцы становятся мягкими, расслабленными. Она почти засыпала, когда Мэгги вернулась с ковшами теплой воды, чтобы ополоснуть ее волосы и тело. Рене печально вздохнула и встала, и Мэгги обернула ее нагретыми полотенцами.

— Вы пробовали шоколад, мисс?

— Две чашки, — сказала Рене, и в ее голосе послышалось удовольствие. — Это было чудесно.

Мэгги широко улыбнулась, и Рене заметила два просвета в ряду зубов.

— Он проберет вас до костей, уж будьте спокойны. Я туда кое-что добавила. — Она отжала длинные белокурые волосы и увидела порез на щеке Рене. — Вам повезло, мисс. Чуток влево — и вы остались бы без глаза. Я смажу рану бальзамом, хотя не могу обещать, что у вас не останется метки. Будь я настоящий доктор, может, я знала бы, как уберечь вас от шрама, но…

Рене благодарно пожала ее руку.

— Все хорошо, Мэгги… я могу называть тебя Мэгги, правда? — Я была бы рада, если шрам останется, правда.

Мэгги удивленно посмотрела на нее, но продолжала смазывать синяки на руках и ногах Рене. Когда она закончила, то стала опять извиняться:

— Я заглянула в ваш мешок, но все, что у вас с собой, вымокло. Мне жаль, но у меня нет приличных ночных рубашек и мне нечего предложить вам. Робби предпочитает, чтобы я спала голой, а господин Тайрон никогда не приводит сюда своих подруг. — Она спохватилась, но было уже поздно — слово сорвалось с языка, и хотя Рене слегка повернулась в ее сторону, ожидая услышать продолжение, настаивать она не стала. — Правда, я нашла одну из его рубашек, она очень, очень мягкая. И большая, так что сойдет за ночную, я думаю.

— Я уверена, это будет просто замечательно.