Книга Пират и язычница - Вирджиния Хенли

– Кроме того, многие утверждают, что я уже успел наградить вас ребенком.

Одним грациозно-тигриным прыжком он оказался рядом и, раздвинув полы ее пеньюара, принялся жадно всматриваться в обнаженное тело.

– Немедленно оставьте меня в покое, милорд! Вы сами решили, что между нами все кончено, поэтому смешно ожидать от меня выполнения супружеского долга, – справедливо заметила она, отстраняясь и кутаясь в пеньюар.

– Разве? – вкрадчиво промурлыкал он, развязывая пояс своего халата. – Поверьте, мадам, я имею право делать все, что мне заблагорассудится! Пока еще я хозяин в своем доме!

Саммер поняла, что надвигается опасность. Ей не сладить с Рурком. Но ради самой себя она не должна позволять ему сломить свое сопротивление. Если он проведет с ней ночь, а утром покинет снова, ей этого не перенести. И желание окажется сильнее – в следующий раз она придет сама.

– Я не сдамся без борьбы, – бросила она, но Рурк тихо рассмеялся. Такие обещания лишь подогревали в нем решимость покорить эту упрямую ведьмочку, показать свою власть над ней.

Он схватил было ее за плечи, но Саммер увернулась и, оставив пеньюар у него в руках, ускользнула легким призраком.

Рурк швырнул на пол тонкое одеяние, скинул собственный халат и стал наступать на Саммер, неумолимо загоняя ее в угол. От него словно исходила угроза, однако это свойство неизменно возбуждало Саммер, и она старалась не смотреть на его великолепный мускулистый торс. Она попыталась было нырнуть под кровать, но Рурк в последний момент ухитрился подставить ей подножку, и не успела Саммер повалиться на ковер, как он в мгновение ока очутился сверху.

Не долго думая она провела ногтями кровавые борозды по его лицу и груди.

– Прекрати! – приказал он, прижимая к полу ее руки. Но едва он наклонился, чтобы поцеловать жену, той удалось высвободиться и вновь расцарапать загорелую кожу. – Черт возьми, дикая кошка! Прикажешь тебя связать?

– Убирайся, проваливай… хоть к черту в ад, – прошипела она, вцепившись ему в волосы.

– С меня довольно! – взорвался он. – Сама виновата! И не говори, что тебя не предупреждали!

Уложив брыкавшуюся добычу на постель, он сорвал шнур с полога и, связав запястья Саммер над головой, прикрепил конец к кроватному столбику. Саммер вопила, плевалась, осыпала его самыми грязными ругательствами, какие приходили ей на ум, но Рурк, не обращая внимания, продолжал методично затягивать узел. И когда она, усталая и запыхавшаяся, наконец замолчала, вновь навис над ней.

Саммер боролась, пока хватило сил, но чтобы подавить сопротивление, Рурку было достаточно прижать ее к перине мощными бедрами. Теперь он мог ласкать ее, как ему хотелось. Груди Саммер налились и ныли от предвкушения знакомой любовной игры. При воспоминании о том, как терлись соски о жесткие завитки у него на груди, она застонала. Хоть бы он не вздумал ее целовать!

Но Рурк, точно прочитав ее мысли, сначала прижался губами, потом обвел языком и наконец принялся сосать розовые маковки, пока соски не превратились в твердые острые камешки. Мужская плоть нетерпеливо терлась о ее живот, как раз над чувствительным холмиком. Доведя Саммер почти до безумия, Рурк стал ласкать и гладить ее, чувствуя, что она больше не противится его ласкам. И лишь тогда он завладел ее губами. Поцелуй был на удивление нежным и чувственным. Губы Рурка прокладывали влажную дорожку по ее шее, пока Саммер не захотелось закричать и забиться, потребовать… но чего?

– Отдайся, отдайся мне, – настойчиво повторял он, как в забытьи.

Саммер жадно втягивала ноздрями запах Рурка. Тот, приняв ее молчание за согласие, потянулся, чтобы развязать ей руки. Но он ошибается… она никогда не покорится… скорее умрет… и все же, все же… Саммер интуитивно понимала, что сохранила над ним прежнюю власть. Ее ладони легли на спину мужа. А если она так околдует его, что после сегодняшней ночи он и думать забудет о расставании?

Пламя страсти взметнулось к небу огромным золотисто-кровавым языком и поглотило ее. И Саммер, уже сама того не сознавая, осыпала его поцелуями, прижималась всем телом и раздвигала ноги все шире, чтобы вобрать в себя Рурка. Однако он неожиданно отстранился и сел.

– Мне нужно было удостовериться, что ты все еще отзываешься на мое прикосновение… что я по-прежнему способен укротить твой дикий нрав и ты отдашься мне, когда и где бы я тебя не пожелал, моя маленькая язычница.

Он встал и, накинув халат, вышел. Мучительная боль и тоска одиночества пронизали ее.

– Грязная свинья! Ненавижу тебя! – пронзительно вскрикнула Саммер, не думая о том, что ее могут услышать мистер Берк или слуги. Пусть хоть весь чертов мир узнает, что ей приходится терпеть!

Глава 25

Погода стояла на редкость теплая и безоблачная, и Рурк вздумал устроить скачки, в которых участвовало бы его десять самых резвых лошадей. Гости тотчас стали заключать пари на победителя. Кроме того, Рурк решил на этот раз послушаться жену и объявил, что состязания состоятся на прибрежной полосе песка, где присутствующие заодно смогут попробовать омаров, испеченных на костре.

Вскоре слуги проворно раскинули огромный шатер и расставили там столы и стулья. Для желающих расположиться поудобнее были приготовлены подушки и одеяла.

Большинство дам надели широкополые шляпы, чтобы защитить лицо от палящих лучей, но Саммер вместе с несколькими такими же отважными приятельницами отказались следовать моде и просто распустили волосы по плечам. Ветер шаловливо играл их длинными локонами.

Король, чересчур высокий и дородный, чтобы участвовать в скачках, довольствовался ролью зрителя. Бакингем вызвался принимать ставки. Среди наездников были братья Гренвилы, лорд Бакхерст, сэр Чарлз Беркли, Генри Джермин и Повеса Харри Киллигру. К ним присоединились трое корнуолльцев: Джон Арунделл, Ричард Кэрью и сэр Джон Сент-Обен. Десятым стал Джордж Дигби граф Бристол. Рурк Хелфорд тоже предпочел остаться в стороне, не желая прослыть нечестным, ибо как хозяин конюшни знал, на что способна каждая лошадь.

Поскольку песчаная полоса была довольно узкой, соревноваться могли лишь два скакуна одновременно. Девяти заездов будет достаточно, чтобы определить самого резвого.

Заключая пари, мужчины тщательно взвешивали все достоинства и недостатки животных, но женщины ставили исключительно на мужчин, выбирая либо самого красивого, либо своего любовника. Почти все дамы желали победы графу Бристолу. Саммер тоже присоединилась к ним, но не потому, что он считался первым волокитой при дворе. Просто граф скакал на Титане, а она прекрасно знала, что этому жеребцу нет равных.

Она, не задумываясь, поставила тысячу и выиграла. Оставалось только две лошади. В седле первой сидел Повеса Харри Киллигру, сорвиголова, известный своей бесшабашностью, безудержной храбростью и способностью мчаться как одержимый, не щадя ни коня, ни себя самого. Видимо, именно он считался всеобщим любимцем, и симпатии толпы были на его стороне, но Саммер не пожалела двух тысяч, чтобы поставить на Джека Гренвила. Прежде всего он служил в кавалерии, и, кроме того, Саммер безгранично доверяла его мужеству и искусству наездника с тех пор, как услышала историю о пятнадцатилетнем мальчике, который ринулся в бой, сменив погибшего отца.