Книга Герцеговина Флор - Виталий Павлов

- А вот помню, было в тринадцатом году, снег выпал еще до Спаса яблочного.

- Ну да? Это как же ты помнишь?

- Вот те и ну да. Просыпаемся, а все вокруг белым- бело…

Доктор остановился, шляпу долой, чуть не в пояс кланяется:

- Здрасте, мамаши… Побольше вам хлеба да каши!

- Спасибо тебе…

Доктор сначала издалека взял, мол, как живете, как урожай, как зимовать будете. Терпеливо ответы на все вопросы выслушал и даже паузу сделал перед тем как о главном спросить.

- А скажите, это правда, что у вас в деревне все кузнецы?

- А кто знает, может, и правда… Куют чего-то…

И на том спасибо, хотя, по чести сказать, ответ мутный какой-то. Ученый опять чуть не в пояс поклонился, потом шляпу на голову — и шагать. Туда, по дороге, где площадь и где памятник стоит не пойми кому. Дошел. Правда — площадь. Оазис цивилизации и культуры. Телефон, телеграф, автостанция, сельсовет и… Правильно, парикмахерская. У дверей мужик сидит в кресле-качалке. Крупный, упитанный. Кулаки что те кувалды. На нем передник кожаный, джинсы и нарукавники. Вот и пойми кто: может, кузнец, может, парикмахер. А может быть, и бухгалтер. Тут же витрина маленькая. В ней фотографии. В бухгалтерии такого не бывает. Молодые люди в полупрофиль, так, чтобы линия стрижки была вид- ма, девушки коротко стриженные, почти под ноль, и С длинными волосами, когда-то это называлось «под Колдунью». Да и сама основоположница этого стиля — Марина Влади в роли Колдуньи присутствовала в этой витрине. Впрочем, компанию ей составляла еще одна звезда кино — Кларк Гейбл в роли капитана Батлера. Под его фотографией была надпись, снимающая все вопросы о том, куда попал доктор Сатера. Она гласила:

«Ты сядешь в наше кресло обычным человеком, а встанешь звездой кино»

Ниже было дописано красным фломастером и от руки:

"Цены договорные".

Июльский зной плавил камни мостовой, зудели огромные мухи, поэтому прохладный зал парикмахерской выглядел столь привлекательным. К тому же доктор Сатера не брился уже дня три. Он засунул голову внутрь — никого, огляделся по сторонам — вообще никого, кроме этого бугая в нарукавниках. Видимо, обитатели этого населенного пункта либо не спешили становиться звездами кино, либо давно ими стали.

- Э… Простите, — доктор обратился к кузнецу в нарукавниках. Ответа не последовало, тот был увлечен чтением газеты.

Сатера вежливо откашлялся:

- Простите, вы не могли бы сказать…

- Видал, что происходит! — вдруг воскликнул бухгалтер в кожаном фартуке.

- Что? — откликнулся доктор с преувеличенным интересом.

- Да уж, случилось! Случилось! — громила потряс газетой в воздухе. — Человека в космос запустили!

- Какого человека?!

- Космонавта первого!

- Космонавта? — доктор даже слегка опешил. — Но об этом писали газеты тридцать пять лет назад!

- Вот как! Но я тогда еще читать не умел! — радостно воскликнул громила. — Вот это новость! Обязательно расскажу матери.

- Простите, — начал ученый после небольшой паузы. — А бритвы у вас такие же свежие, как новости?

- Бритвы у нас подходящие, шею быку с одного взмаха перерезают… Вы что, побриться желаете?

Доктор неуверенно кивнул. Такая у него была судьба — рисковать.

Поначалу ничего страшного не происходило. Доктора усадили в кресло, очень похожее на настоящее, обернули простыней, как и положено в таких случаях, сунули за воротник салфетку и задрали вверх подбородок. Более того, громила даже надел на себя халат, который, судя по всему, совсем еще недавно был белым. Дальше — тоже все, как обычно: помазок утонул в пене, потом эта пена оказалась на щеках и подбородке доктора, а цирюльник взял опасную бритву и начал точить ее о ремень.

- Простите, а вы случайно не кузнец? — задал совершенно идиотский вопрос доктор Сатера.

- Могу и кузнецом… — ответ был вполне адекватным.

— А коня можете подковать?

- Могу и коня…

Цирюльник ухватил доктора за нос и замер в нерешительности. Казалось, он думал, откуда начать процесс. Доктор воспользовался паузой и задал еще один вопрос:

- А коня у вас, случайно, нет на продажу?

— Коня? тут рука с бритвой зависла над шеей Доктора. — А на кой вам конь? — и рука с бритвой двинулась к шее Сатеры.

Со стороны все это выглядело довольно страшно, но цирюльник оказался мастером своего дела. Бритва скользила плавно и бесшумно, движения парикмахера были выверены и точны. Доктор чувствовал, как кожа, освободившаяся от трехдневной щетины, начинала дышать. Он даже пожалел, что в последние годы бритье в парикмахерских оказалось под запретом. Что поделаешь, СПИД. Но в такой глуши он был не страшен. Сюда-то и газеты добираются с тридцатилетним опозданием. Экологический заповедник.

Когда с шеей было покончено и доктор занял нормальное положение в кресле, он задал свой очередной вопрос:

- А скажи-ка, приятель, не слышал ли ты чего-нибудь о мече-кладенце?

В это самое мгновение рука цирюльника дрогнула, и капля крови загорелась рубином на снегу мыльной пены. Но ни один мускул не дрогнул на лице мужественного доктора, но вот тело его покрылось испариной. Еще бы! Одно неверное движение верзилы — и доктора уже никогда не будет волновать проблема перхоти в его волосах. Бритва в таких руках пострашнее гильотины, которая, как известно, лучшее средство от этой напасти.

Пауза затягивалась, первым не выдержал цирюльник.

- Слышал, — наконец выдавил он из себя, — в сказках читал.

- А вот я слышал, что меч этот не только в сказках бывает. Говорят, что его в этих краях видели.

Верзила вновь принялся за дело и довольно лихо очистил правую часть лица доктора от пены.

- Да мало ли чего видели в наших краях! Тарелки вон каждую ночь летают! Теперь эти гуманоиды бродят, так что, верить всему?

- А доллары видели в этих краях? — спросил Сатера.

- Доллары…

- Именно, — доктор извлек из кармана рубахи Пятидесятидолларовую купюру.

- Все, — сказал верзила, но голос его предательски треснул.

Ему даже пришлось закашляться, чтобы скрыть волнение.

- Вообще-то, — голос верзилы окреп, — бабки говорили, что «есть конь, который под землю скачет, и зверь, который меч прячет». Пели так, я еще мальцом был…

- Чудно пели… — Сатера положил полсотни на стол цирюльника, где помазок продолжал принимать пенную ванну.

Там же, видимо ожидая своей очереди, толпились бутылки дешевого одеколона «Кармен» и «Шипр», дремала вечная спутница парикмахерских — банка с надписью «Карболка», а кроме того, рассыпались радости пижонов пятидесятых годов двадцатого столетия: баночки с бриаллином, металлические щипцы для Перманентной завивки, сеточки для волос и прочая парикмахерская мелочь. Верзила лихо выдвинул ящик и смахнул туда зеленую бумажку с видом на Капитолий. Попытался так же лихо его закрыть, но ящик перекосило, и цирюльник толкал его, помогая себе и животом, и ногами, пока, наконец, не вдавил его на место.