Книга Как я охранял Третьяковку - Феликс Кулаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Саш, скушай креветочку…
И после короткой паузы, лукаво прищурив глаз, добавляет:
– …А мы жену твою выебем!
Да, судари мои… Сначала было несколько секунд всеобщего изумленного молчания, а потом случился форменный пиздец и апокалипсис! Цеков упал от смеха под стол, я пивным фонтаном обдал напротив сидящего Рашина, Рашин заржал так, что челюсть вывихнул, Сергей Львович больно ударился головой о железный ящик и даже не заметил этого.
Молодожен Коровкин заявил, что на таких условиях он угощаться не согласен. И вообще, кажется, немного обиделся.
Возможно, кого-то шокируют подобные шутки (и я доподлинно знаю, что найдутся такие неженки), кому-то они могут показаться слишком беспардонными, пошлыми и даже вульгарными.
Что ж, в таком случае вот вам еще один образчик юмора от Ивана Ивановича Чернова, старшего сотрудника Службы безопасности Государственной Третьяковской Галереи. Поверьте, Ваня был добрейший мужчина, и никогда никого специально обидеть не стремился. Просто… Словом, судите сами.
Как-то Ваня рассказал мне следующую забавную историю из своей черноголовской юности. Подчеркиваю, рассказал именно в качестве комичного и шуточного кукоцкого казуса:
– Помню, идем мы это… Ну с бабами в кино.
– В Черноголовке?
– Ясный хер, где же еще… Ну там приоделись, конечно… Ну костюмчик там, носочки, ботиночки. Все чин по чину… А как же, Фил, ну что ты!
Эх, так и представляю себе! Начало восьмидесятых, черемуха в цвету. И Ваня такой кросафчег чешет по родимому поселку: пара-рам, пара-рам! Волоса-хайра, клеша плещутся по ветру, армянский артельный ремень с колоссальной барельефной пряжкой, воротничок «апаш», сандальки «Скороход», трескучие ацетатные носки цвета «бордо». Конфетка!
– Бабы это… тоже. Такие… нарядные, – мечтательно продолжал Ваня.
Да, тут тоже все понятно. Химия «анжеладэвис», сиреневые тени, квадратный мощный каблук, мини, мускулистые икры, актуальный кримплен в крупную розочку, деревянные бусы, Михаил Боярский на холщовой сумке.
– И вдруг вижу это… на заборе кошка сидит. Спиной к нам. Ну я для смеха подкрался к ней и это… хуяк! За хвост ее дернул! Для смеха, Фил… А кошка вдруг ка-а-а-к обосрется! Прям, бля, мне на голову. Ну я это… весь в дрисне! А она вонючая такая! Ну у кошек вообще дрисня вонючая…
Представьте только. Идет человек с девушками в кино и не находит себе забавы лучше, чем дергать случайных котов за хвосты. Ладно, дело добровольное. Я у него и спрашиваю:
– А бабы чего, Вань?
Ваня довольно похоже спародировал бабью шутливую брезгливость:
– А они такие сразу: «Фу! Фу! Вонючка! Не пойдем с тобой в кино!».
– Это они напрасно! – говорю. – Я бы пошел, Вань.
Юмор Ивана Ивановича (как и сознание в целом) в полном соответствии с марксистской теорией был сформирован бытием. А черноголовское бытие это видать такая непростая штука… Например, там существовал милый обычай летом посыпать дощатый пол танцплощадки молотым красным перцем. Зачем? Ну подумайте, пораскиньте мозгами-то.
Даю наводку. Танцующие черноголовские синьорины ногами поднимают пыль вместе с перцем и он… Лето, жарко, синьорины в юбках… Ну?!
Так что, ребята… Вопросы еще есть?
А ведь была еще зубодробительная история про двух разбитных разведенок, темную лесополосу у станции и мужика, возвращавшегося вечером с работы. Повторить ее я и вовсе не имею никаких душевных сил.
Я вам лучше расскажу один из любимых стишков Ивана Ивановича. Итак.
Не крутися на диване, как ворона на гнезде.
Все равно ебать не стану с бородавкой на пизде!
Я давно уже собирался рассказать, как однажды взбодрил Пашу Тюрбанова. Ах, да… Кто этот приятный господин? – возможно спросите вы. Что ж, его история проста. Пашу в «Курант» окольными путями, через Костяна-огнеборца мне подсунул Кулагин. Они все вместе исполняли свои жуткие самодеятельные песни.
Кулагин-то сам к тому времени уже давно уволился, но вероятно это у них в «Сорго» был такой обрядовый обычай – каждому члену коллектива надлежало непременно отслужить в «Куранте». Так сказать, очиститься от всего лишнего, познать путь воздержания и смирения, через тернии и умерщвление плоти достичь нравственного просветления. Лучшего чем «Курант» места для духовных подвигов сложно было найти – тут гавновапрос, как говорится.
Я, между прочим, дважды, уступая мощному кулагинскому напору, посещал их концерты.
Первый раз мне посчастливилось еще в «Fort-Ross», который в те лохматые времена располагался на Войковской, в каком-то полуразрушенном, засранном по самую крышу ДК. Там в будний мартовский вечер состоялся сборный аттракцион из нескольких никому неизвестных групп.
В полупустом, темном и прокуренном зальчике вяло бесновался десяток самых преданных фанатов, в основном из числа друзей и родственников артистов. Я тактично и предусмотрительно занял позицию на задах, в глубине помещения, поближе к выходу. Вокруг толпами бродили угрюмые скинхэды – гостеприимные хозяева чудного заведения. Это были самые настоящие, аутентичные nazi на бомберах, гриндерах, и ремнях «Meine Ehre heiЯt Treue». Скины никак не реагировали на музыкантов, но зато жадно поглядывали в сторону бэк-вокалистки «Сорго» – знойной черноволосой дывчины, тогдашней фаворитки ихнего продюсера Макарова. Кстати, того самого Димы Макарова, который когда-то прививал мне любовь к охранному делу в день моего третьяковского дебюта.
Дима, когда ему, как и всякому другому юноше подошло время «обдумывать житье», неожиданно решил сделаться продюсером и кукловодом шоу-бизнеса. Влекло, видать, его искусство. В качестве пробы продюсерского пера он взял под свое покровительство кулагинское «Сорго», а также упомянутую юную особу, начинающую певицу из Мелитополя. И первый бал Наташи Ростовой пришелся именно на «Fort-Ross». Откровенно говоря, брать ее с собой в этот гадюшник было вообще необязательно, а выпускать на сцену – уж и подавно.
Да в общем, и так все было бы ничего… Если бы она в соответствии со своим амплуа просто стояла бы сзади и подпевала в нужных местах. Но девица-певица догадалась выйти к публике (повторяю, по сути дела к кучке кулагинских дружков) «в образе». Образ впечатлял, чтоб я сдох! Когда она скинула длинное пальто и шляпу, то оказалось, что кроме черных колготок, лакированных сапог и коротенькой курточки-косушки на девушке больше ничего не надето. Актриса, тудыть ее! Я как увидел ее на сцене – так и обмер… Ей оставалось только повесить себе на шею плакат «Трахни меня скорей, самый большой и злобный фашист! Bitte!».
Причем стоит заметить, что репертуар группы «Сорго» состоял сплошь из легоньких песенок с названиями вроде «Розовый поросенок» и «Полет на облачке». Инфернальный, хэвиметаллический имидж бэк-вокалистки мало того, что входил с ним в неразрешимое эстетическое противоречие, так еще и дискредитировал Костяна-пожарника как руководителя ансамбля. Уж больно комично смотрелся маленький, домашний, круглоголовый и лысоватый Костян (или, как я его иногда называл «Шеф») на фоне этой валькирии.
