Книга Грехи негодяя - Анна Рэндол

Тут выяснилось, что запомнить нужно слишком много и на все катастрофически не хватало времени. И конечно же, не было времени, чтобы запомнить каждый палец. Интересно, почему она никогда не обращала внимания на его уши? А ведь мочку уха так приятно слегка прикусить зубами или тронуть языком…

Все, довольно!

Ох, ей всегда будет мало.

Хватит! Она не станет, как Голов, искать выгоду для себя, не заботясь о последствиях.

То, что она делала для спасения фабрики, – все это неправильно. Но теперь-то она исправит свои ошибки.

– Клейтон, ты…

Она почувствовала, что его губы расплылись в улыбке.

– Рассказать тебе о моем плане относительно фабрики?

– Но сначала я должна рассказать…

– Не понимаю, как вы могли заблудиться, – послышался раздраженный голос Йена. – Тоннель совершенно прямой. Ни одного ответвления.

Клейтон, тихо выругавшись, оторвался от Оливии. Взяв ее за руку, он прошептал:

– Больше я тебя не отпущу.

Глава 26

Все пятеро едва поместились в крошечной подвальной комнатушке, которую Йен сумел отыскать. Но все же Клейтон не мог приблизиться к Оливии.

После поцелуя в тоннеле он думал, что она станет держаться рядом с ним, ожидал, что она воспылает желанием узнать его новый план, касающийся фабрики, касающийся их двоих. Оливия же занималась обработкой раны Блина.

Но Клейтон знал, чувствовал, что она его избегала. Его мать почти всегда вела себя точно так же – даже находясь дома, была слишком занята, чтобы обратить внимание на сына. Он хорошо помнил, как бродил вокруг ее туалетного столика, стараясь казаться повыше. Думал, что, может быть, тогда она его заметит.

Клейтон подавлял желание выгнать всех из комнатушки, привлечь Оливию к себе и целовать до тех пор, пока она не забудет обо всех и обо всем, кроме него.

– Ты грезишь, – констатировал Йен, когда Клейтон подал ему чашу с растопленным снегом, чтобы охладить палец, обожженный при поджоге взрывчатки.

– Ничего подобного, – буркнул Клейтон.

– Скоро ты начнешь петь серенады ее золотистым локонам.

Внимание Клейтона переключилось на золотистые локоны Оливии, растрепавшиеся во время побега. И он не мог отвести глаз от ее губ – она разговаривала с Блином, обрабатывая рану у него на голове. Огромный мужик раздувался от гордости, прислушиваясь к ее словам. Неудивительно, что он слепо таскался за ней повсюду.

Клейтон стиснул зубы, сдерживая порыв подойти к ней ближе, чтобы она посмотрела и на него тоже. Проклятие, он уже давно не ребенок. Как только они останутся наедине, он спросит, почему она избегает его.

– «Оливия с золотыми волосами, давай сбежим от Голова и порезвимся сами…» Хм… Пожалуй, это не лучшее мое произведение, – сказал Йен.

– Заткнись.

Йен пожал плечами.

– Если ты хочешь, чтобы она перестала тебя избегать, прекрати хмуриться. И подумай о том, как заполучить ее. Знаешь, мы с Мэдди всегда подозревали, что ты ужасно целуешься, но…

– Хватит! – Его голос прозвучал достаточно громко, чтобы привлечь внимание Оливии. Она взглянула на Клейтона, но потом опять обратила все свое внимание на Блина.

Но Йен не умел молчать.

– Кроме того, ты можешь задать себе следующий вопрос: по какой причине она избегает тебя?

– Проклятая фабрика… – буркнул Клейтон.

– Фабрика стоит того, чтобы потерять женщину?

– Я ее не потеряю из-за фабрики.

Йен закрыл рот, но его молчание длилось недолго.

– Ты решил оставить все, как есть?

– Нет, я просто изменил свой план.

– Включает ли твой новый план уничтожение ее фабрики?

– Только частично.

– Звучит не очень обнадеживающе.

Клейтон пожал плечами.

– Она упряма, но знает, почему я должен так поступить.

– А кто из вас более упрям?

Клейтон не ответил на этот вопрос. Мог ли он вообще оставить в покое фабрику в обмен на Оливию? Он бы отказался от всего на свете, чтобы вызволить ее из тюрьмы Голова, но это…

Оливия по-прежнему находилась в другом конце комнаты, но он, Клейтон, хотел, чтобы она была с ним рядом. И если он на ней женится, то всегда будет держать рядом с собой. Это решение показалось ему таким же естественным, как дыхание. Правда, оно сейчас почему-то стало неровным, прерывистым…

– Клейтон, смотри! Катя!..

Отчаянный вопль Оливии привел его в чувство, и он успел подхватить княгиню, уже начавшую оседать на пол; ее лицо было бледным, а глаза – безжизненными.

Все еще было неясно, как много известно Кате. Клейтон же знал, что она революционерка; Оливия рассказала ему об этом, как только они сели в сани. Он начал было задавать вопросы, но Оливия остановила его выразительным взглядом. Но теперь уже откладывать допрос было невозможно.

Клейтон в точности не знал, что сделал Голов, и потому старался быть максимально осторожным. Он прислонил княгиню к стене, продолжая ее поддерживать, и положил ей руку на плечо.

– Катя! Ты меня слышишь?!

Она вздрогнула и высвободилась из его рук.

– Кто он?

– О ком ты говоришь?

Она сжала кулаки.

– Мой муж. Кто он?

Клейтон вопросительно взглянул на Оливию.

– Голов сказал, что Сергей, которого она знала, не был настоящим Сергеем.

«Так вот что привело ее в такое состояние…» – подумал Клейтон. Он вспомнил, как Катя однажды помогла жителям небольшой деревни в Южной Сибири отбить нападение мародеров. При этом в распоряжении оборонявшихся были только сельскохозяйственные орудия, горящий коровий навоз и пистолет. Деревенька впоследствии была названа ее именем.

Невольно вздохнув – черт, может быть, ему действительно пора начать сочинять стихи, – Клейтон пробормотал:

– Я ничего об этом не знал. – Однако теперь он понял, почему министерство иностранных дел проявляло такую настойчивость и поспешность при организации вывоза Сергея из России, когда ситуация тут осложнилась.

– А я знал, – сказал Йен. Он вытащил палец из чашки с водой и потрогал волдырь на нем.

– Что?! – одновременно воскликнули Клейтон, Катя и Оливия.

– Использовать самозванца – это была моя идея.

– Так кто же он? – спросила Катя.

– Понятия не имею. – Йен пожал плечами. – Я только подал Глейвзу блестящую идею, подсказал, как приблизить одного из наших агентов к человеку, который никому не доверял. Подробности же мне неизвестны.