Книга Переплетчик - Эрик Делайе
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но был ещё и второй. Он хотел содрать с Анны-Франсуазы кожу и переплести в неё книгу.
Прервав размышления переплётчика, в дверь постучал Дорнье. Шарль не на шутку испугался, но всё-таки преодолел себя (сначала он хотел перейти в первый дом и сделать вид, что не слышит или вовсе отсутствует), спустился вниз и открыл дверь. Вид Дорнье успокоил его. Управляющий де Жюсси воспринимался уже как старый знакомый. «Вы снова здесь?» — без приветствия спросил Шарль. «Да, позвольте войти». — «Прошу».
Когда они ещё поднимались по лестнице, Дорнье спросил: «Вы догадываетесь, по какой причине я здесь?» — «Вспомнилось что-то новое в связи с той книгой?» — «Вы недогадливы, Шарль; я здесь по той причине, что полчаса назад вас покинула герцогиня де Жюсси». Шарль остановился посреди лестницы, Дорнье уже был наверху. «Что же вы встали?» — «Вы следили за нами?» — «Да, следил». — «Зачем?» — «Это моя обязанность». — «Чего вы хотите от меня?» — «Я знаю, чего вы ждёте: что я скажу, мол, чтобы вы больше с ней не встречались, а вы гордо откажетесь; но я этого не сделаю; я лишь хочу сказать вам, что с Анной я уже говорил и просил её быть как можно более осторожной, поскольку муж её, герцог де Торрон, человек весьма взрывоопасный, и хотя взрывается редко, но ущерб причиняет при этом значительный». — «Что он сделает?» — «Убьёт вас, вот и всё, а может, и её тоже, даже точно — её тоже». — «Я защищу её». — «Вы плохо слушаете, Шарль, вы к тому времени будете уже мертвы, и, кстати, не исключено, что с вас заживо сдерут кожу, которая затем пойдёт, например, на учебник добрых манер; это будет поступок очень в духе де Торрона; но главное не это — я уверен, вы стерпите подобное обращение, — а то, что он расправится и с Анной-Франсуазой; вы хотите этого?» — «Нет, не хочу». — «Тогда слушайте (Дорнье сделал шаг на ступеньку вниз, приблизившись к собеседнику): Анне-Франсуазе нельзя слишком часто посещать один и тот же дом в Париже, особенно тайно, и особенно если в этом доме живёт одинокий мужчина; вы должны назначать свидания в разных местах, в разных домах и по возможности в разных районах, и быть при этом крайне осторожным; у вас уже есть лишние уши — служанка Анны, не хватало ещё других». Шарль задумался и кивнул. «Я всё понимаю, да», — сказал он.
«Тогда нет смысла более и беседовать, — подытожил Дорнье, — вы слишком разумны, господин де Грези, вы внемлете доводам, и это приятно, хотя в определённой мере вызывает подозрения». — «Что ж, не буду более вас задерживать». И так, не добравшись даже до кабинета, Дорнье стал спускаться, миновал стоящего на лестнице Шарля, дошёл до двери, обернулся и спросил: «Что вы будете делать, де Грези? Скажите мне честно, от вас не убудет, а я буду спокоен и не стану вам мешать». Шарль запрокинул голову назад и посмотрел на потолок. По лёгкой ниточке паутины полз средних размеров восьминогий уродец. Шарль протянул руку, взял его и размял в пальцах. «Ничего, — ответил он, — я ничего не буду делать; я буду любить её, покуда хватит моих сил — а потом умру». Дорнье усмехнулся. «Ваше дело», — сказал он. И вышел.
ПЕРЕПЛЁТЧИК И ГЕРЦОГИНЯ
Роман между Шарлем Сен-Мартеном де Грези, тридцати пяти лет, и Анной-Франсуазой де Жюсси де Торрон, шестнадцати лет, развивался не по дням, а по часам. Такую любовь не с чем даже сравнить, поскольку любой вещью, даже самой что ни на есть любимой и прекрасной, так или иначе пресыщаешься: надоедают самые вкусные яства, самые лучшие вина, самые интересные книги. Лишь любовь — если она по-настоящему сильна — не становится чрезмерной, излишней. Влюблённые не могли наесться, надышаться, наполниться друг другом. Они смотрели друг другу в глаза, дотрагивались друг до друга, они не могли думать о чём-либо ещё, находясь в непосредственной близости один от другого.
Но была ещё и осторожность. Они скрывались ото всех, от мира. Анна посылала служанку нанять комнату или апартаменты в приличном месте, каждый раз на значительном расстоянии от предыдущего, и Жанна выполняла одно такое поручение за другим. Они договаривались о следующей встрече и каждые два-три дня съезжались в каком-либо районе Парижа — и предавались любви. Они встречались и за городом, на бесконечных полях и лугах, под щебет птиц и шорохи ветра. Герцог де Торрон ни о чём не подозревал, поскольку не слишком-то следил за передвижениями жены, а вечером он всегда заставал её дома, ожидающей его визита. Был и ещё один человек, в какой-то мере опасный для Анны-Франсуазы, — слуга Луи. После памятного случая на рынке Луи перестал быть спутником молодой герцогини — его сменила Жанна. И Луи, будучи мужчиной, в какой-то мере возревновал госпожу к служанке. Он понимал, что не может стать достойным компаньоном — хотя бы по причине возраста, пола и занудства, но всё-таки хотел бы иногда беседовать с Анной об энтомологии или даже о чём-то другом, ему неинтересном, но лишь бы с Анной. В какой-то мере чувства Луи тоже можно было назвать любовью, но странной, блеклой, аккуратной, как весь Луи, любовью, шамкающей при разговоре и немножко косолапящей. Анна не замечала этого, потому что она видела в своей жизни на данный момент целых четырёх мужчин, а Луи, пятый, уже не помещался в её ограниченный внутренний мирок. Мужчины эти были — отец, Дорнье, муж и Шарль. Первых двух она любила дочерней любовью, третьего терпела, а последний стал её неотъемлемой частью.
Шарль настолько плотно заполнил жизнь Анны-Франсуазы, что она потеряла интерес ко многим вещам, увлекавшим её до того, в том числе и к содержанию книг. Теперь предметом её интереса были их переплёты. Шарль не хотел и не любил говорить о своей работе и категорически отказывался показать ей мастерскую. Она думала, что он щадит её обоняние и нервы, и убеждала, что тот самый запах, страшный запах невыдубленной кожи, который исходил от него в самый первый раз, слаще всех прочих ароматов, и она готова на всё, что угодно, лишь бы снова почувствовать его. Но причина отказов Шарля заключалась в другом. Он боялся не того, что она увидит или почувствует, но того, что он не сможет удержаться. Там, в мастерской, он превращался совсем в другого человека. Шарль, который любил Анну, оставался в съёмных комнатах и на сеновалах, в мастерской же пробуждался мастер, жаждавший содрать с неё кожу. Точнее, мог пробудиться, и потому переплётчик сразу же закрывал все темы, связанные со своей деятельностью, переводя разговор в другое русло.
Анна-Франсуаза была настойчива. Ей хотелось, чтобы у Шарля не было никаких тайн. В то же время сама она совершенно не собиралась откровенничать и расписывать свои юношеские приключения, особенно сексуального характера. Она была значительно подкованнее в делах любовных, нежели он, но Шарль быстро учился, легко соглашался на эксперименты и вообще, как выяснилось, имел к интимным занятиям недюжинный талант. На вопросы, как такой мужчина прожил без женщины столь длительное время (Шарль несколько приуменьшил срок своего воздержания, сказав «шесть лет», но и это показалось Анне-Франсуазе чрезмерным), он отвечал, что как-то не бросались на него женщины, видимо, он не так привлекателен, как может показаться Анне. Она смеялась и говорила, что он самый красивый, самый умный, самый сильный, и так далее, и тому подобное — какие ещё комплименты может влюблённая женщина говорить своему мужчине.