Книга Билли Батгейт - Эдгар Доктороу

Вот как я себе это представлял, точнее, вот как было бы, если бы делом управлял я — я бы терпеливо пережидал время и не рисковал пару недель, а может, и до первых чисел октября. Но я не мистер Шульц, а мистер Шульц умел поразить и других, и себя; я имею в виду сообщение в газете о том, что разгромлен целый этаж в отеле «Савой-Плаза»; неизвестный вор или воры вломились в жилые помещения и нанесли ущерб, измеряемый в десятки тысяч долларов; он или они изрезали картины, изорвали гобелены, разбили посуду, изгадили книги и, возможно, украли вещи на неустановленную сумму, поскольку проживающие в этих апартаментах мистер и миссис Престон — он является наследником крупного железнодорожного состояния — находятся в зарубежной поездке и связаться с ними не удалось.

Как-то вечером, выполняя поручение, я сел на поезд надземки на Третьей авеню и через весь город доехал до паромного причала на 23-й улице в Вест-сайде, а затем перебрался на палубу самого длинного и широкого судна в мире, перевозящего каждый день тысячи людей с такой неморской плавностью, что, казалось, находишься в плавучем доме или же на острове Нью-Йорк, отколотом для удобства жителей от материка и пущенном по реке; я плыл на судне, которое пахло, как автобус или вагон метро, в доски палубы были вдавлены обертки от жевательной резинки, под плетеными креслами валялись конфетные фантики, над головой висели кожаные петли, за которые держались пассажиры, вокруг стояли те же самые проволочные корзины для мусора, что и на улицах города, под ногами я чувствовал дрожь темной воды, легкую зыбь живого и голодного океана; я смотрел на удаляющийся Нью-Йорк и думал, что отправляюсь в траурное путешествие.

Я скажу здесь, даже рискуя кое-кого обидеть, что прибытие в промышленный порт на Джерсийском берегу, где на якоре стояли ряды угольных барж, небо коптили кирпичные заводы, а западный горизонт закрывали трубы, газгольдеры и адская паутина коммуникаций нефтеперегонных заводов, не прибавило мне уверенности, хотя под ногами я и почувствовал твердую землю. У здания порта меня ждало желтое такси, таксист махнул рукой, и, когда я подошел к машине, он, перегнувшись, открыл мне заднюю дверь; уже в машине я увидел, что на месте таксиста сидит Микки, который приветствовал меня не свойственным ему глубоким кивком, а потом так резко взял с места, что меня вдавило в сиденье.

До Ньюарка можно добраться только через Джерси-Сити, между этими городами, видимо, существует какая-то официальная граница, но я их отличить никак не мог, для меня оба они являлись всего лишь скучными отголосками Нью-Йорка, своего рода тенью на другом берегу реки; вы скажете, что это были обычные районы Нью-Йорка типа Бронкса или Бруклина с барами, трамваями, мастерскими и складами, но воздух пахнул здесь по-другому, магазины были старомодные, улицы узкие, а люди все какие-то неприкаянные; они то и дело задирали головы на перекрестках, пытаясь вспомнить, где они находятся; более удручающего места я еще не видел, это был какой-то монумент неприкаянности, и представляю, как выходил из себя мистер Шульц, когда метался по Юнион-Сити, Джерси-Сити и Ньюарку в поисках окна, из которого был бы виден Эмпайр-стейт-билдинг.

Сомнений не было, я приехал на кладбище, такое уродливое место для житья совершенно не годилось. Микки остановился около бара, на улице, покрытой не асфальтом, а беловатым бетоном, над ней висела сеть из телефонных и электропроводов; высадив меня, Микки уехал. Заведение называлось «Мясные лакомства». Теперь я признаюсь, что тогда меня посетила вот какая мысль: раз мистер Шульц, несмотря на все свои старания и нужды, отрезан от своего бизнеса в Нью-Йорке и никто из его доверенных людей не может появиться там на сколько-нибудь продолжительное время, я хочу сказать, раз я остался единственным, кто имел свободу действий, моя ценность для банды возросла и меня пора было сделать ее полноправным членом. Я выполнял все более ответственную работу, недоумевая, почему по-прежнему должен зависеть от подачек, пусть даже и щедрых. Они столько мне доверяют, так смело на меня рассчитывают, но, подумать только! денег не платят. Мне хотелось получать настоящую зарплату, и я решил, что, если мистер Шульц невзначай не убьет меня, я попрошу назначить мне ее. Однако, пройдя бар, завернув за угол, миновав короткий коридор и попав в комнату без окон, где за столом у стены сидели мистер Шульц и мистер Берман, Ирвинг и Лулу Розенкранц, я понял, что не заикнусь об этом, причем не от страха, а от неверия в них; не знаю почему, но, взглянув на этих людей, я понял, что их уже поздно о чем-либо просить.

Стены комнаты были выкрашены бледно-зеленой краской и увешаны декоративными зеркалами из травленого металла, верхний свет придавал всему какой-то блеклый вид. Они ели жареное мясо, на столе стояло красное вино, которое при таком освещении казалось черным.

— Бери стул, малыш, — сказал мистер Шульц. — Есть хочешь?

Я сказал, что нет. Он выглядел похудевшим, черты лица его заострились, губы сложились в горькую ухмылку, он был совершенно подавлен и небрит, углы на воротничке рубашки загнулись.

Не доев, он отодвинул тарелку и закурил сигарету; это был еще один недобрый знак, в хорошем расположении духа он курил сигары. Остальные ели до тех пор, пока не поняли, что терпение его иссякает. Один за другим они положили на стол свои вилки и ножи.

— Эй, Сэм, — позвал мистер Шульц. Появившийся из кухни китаец убрал тарелки, принес кофе и пинтовую бутылку сливок. Обернувшись, мистер Шульц подождал, пока китаец уйдет на кухню. Потом сказал:

— Малыш, ты знаешь сукиного сына, которого зовут Томас Дьюи?

— Да, сэр.

— Значит, видел его рожу, — сказал мистер Шульц, вынул из бумажника вырванную из газеты фотографию и шлепнул ее на стол. У прокурора по особым делам Дьюи были красивые черные волосы с пробором посередине, курносый нос и усы, которые упоминал мистер Хайнс, маленькие глаза мистера Дьюи смотрели на меня с решительностью человека, знающего, как управлять миром.

— Запомнил? — спросил мистер Шульц.

Я кивнул.

— Мистер Дьюи живет на Пятой авеню, рядом с парком, понял?

Я кивнул.

— Я скажу тебе номер его дома. Я хочу, чтобы ты выяснил, когда он утром выходит оттуда, куда идет и с кем, а также когда и с кем возвращается с работы. Своим поганым делом он руководит из Дома Вулворта на Бродвее. Но это тебя не касается. Твоя задача — это следить, когда он уходит из дома на службу и когда возвращается. Меня интересует только это. Справишься?

Я оглядел стол. Все, включая мистера Бермана, опустили головы. Руки они, как школьники, держали на столе. Никто из них со времени моего прихода не произнес ни слова.

— Наверное.

— Наверное! Ничего себе отношение. «Наверное». Ты что, говорил с ними? — спросил он, указывая большим пальцем на стол.

— Я? Нет.

— А я-то думал, что хоть один человек в организации не наложил в штаны. Что я могу хоть на кого-то рассчитывать.

— О босс, — вставил Лулу Розенкранц.

— Захлопни хлебало, Лулу. Ты урод тупой. Вот ты кто.