Книга Южная Африка. Прогулки на краю света - Генри Воллам Мортон

Я наблюдал за работавшими в поле женщинами: одни из них разбивали твердую, неподатливую землю неким подобием клюшек, в то время как другие осторожно рыхлили почву мотыгами. Откуда-то с дальних склонов холмов (а от этого в Африке никуда не деться — вода всегда находится вдалеке) спускались чернокожие девы с кувшинами на голове. В их медленных, грациозных движениях угадывалось то же достоинство, что и у египетских жриц, изображенных на стенах фараоновых гробниц. Вот она, подлинная Южная Африка, которую так любят изображать в туристических буклетах и на художественных фотографиях. Впрочем, нет, в реальности Африка выглядит куда лучше! Никакая фотография не в состоянии передать грацию чернокожей девушки, когда та, подобно маленькому коричневому фавну, движется по залитой солнцем дороге. И ни одно печатное издание — с его «традиционным» тем-то и тем-то, с его «оригинальными и живописными обычаями» — не может в полной мере отразить чувства, которые охватывают вас при взгляде на простодушных, исполненных естественной красоты людей (как выразился мой приятель об американских индейцах — «у них всякий старик прирожденный джентльмен»). Восхищение этими людьми смешивается в вашей душе с острым чувством жалости и сожаления по поводу их бедственного положения.

По пути мы посетили несколько земледельческих школ, в которых белые и черные учителя знакомят местное население с прогрессивными методами ведения хозяйства. Видели также и «усовершенствованные области», где эти методы пытаются применять на практике. Здесь жителей целой деревни убедили, во-первых, применять огораживание полей, а во-вторых, резко уменьшить количество скота. Рад сообщить, что результаты эксперимента выглядят обнадеживающе. А в другой раз, спустившись с горы, мы наткнулись на маленький вагончик, по ощущениям, собранный из расплющенных консервных банок. Навстречу нам вышла молодая чернокожая девушка в одежде медсестры. Полагаю, это очень отважная девушка, ибо она живет там совершенно одна и занимается лечением окрестного населения. Вот такая африканская клиника! Девушка со смехом сообщила, что чаще всего ей приходится иметь дело с колото-резаными ранами. Ибо местные мужчины, по ее выражению, «великие воины».

Когда день уже клонился к вечеру, мы повернули на север и двинулись в сторону Умтаты. Это была долгая и невыразимо прекрасная дорога. Теперь я понимаю, почему многие считают Транскей самой прекрасной местностью в Союзе. Представьте себе бескрайние пространства, где цепи холмов вырастают одна за другой. По их склонам — точно шляпки грибов — разбросаны хижины. Вдоль дороги высятся шипастые кусты алоэ и опунции, они четко выделяются на фоне безоблачного голубого неба. Вот вдалеке показалась деревня. Со всех сторон к ней сползаются женские фигурки, каждая тащит с собой охапку хвороста на растопку или же кувшин с водой. Детишки сгоняют скот в краали и запирают на ночь.

Мне подумалось: как возможно, чтобы при несметном количестве скота население страдало от хронического недоедания? Тем не менее это правда. Местные жители постоянно живут в окружении баранины и говядины, но редко позволяют себе лакомиться мясом. Разве что по большим праздникам. Повседневный же рацион африканца состоит из маисовой каши и небольшого количества овощей.

5

Умтата — маленький раскаленный городок, затерявшийся посреди равнины в величественной горной стране. Он произвел на меня очень приятное впечатление — хорошая планировка, добротная постройка и крошечный готический собор с епархией размером в Уэльс. По его чистеньким улицам и затененным торговым пассажам прогуливались чернокожие пондо и тембу в своих одеялах, и это придавало городу оттенок какой-то дикой, племенной жизни. Собственно, чему тут удивляться, если среди горожан еще можно отыскать людей, которые помнят Умтату совсем другой. В пору их юности здесь стояло всего несколько хижин, в которых с разрешения местного вождя ютилась горстка отчаянных торговцев.

Да и в наши дни Умтата — прежде всего торговый форпост. Наряду с коренным населением в ней проживают около двух тысяч белых, и большая часть из них занимается торговлей. Тот же, кто не задействован в данной области, наверняка является чиновником Транскейского Генерального совета — экспериментального органа национального самоуправления. Парламент банту заседает в красивом белом здании, которое выглядит уменьшенной копией здания австралийского парламента в Канберре. Мне очень хотелось понаблюдать за его работой, но, к сожалению, мой визит в Умтату не совпал по времени с сессией парламента.

Гостиница, в которой я остановился, вполне могла бы находиться в аристократическом Вест-Энде Лондона. С той только разницей, что еда и обслуживание были здесь на порядок выше, заставляя вспомнить благословенные довоенные времена. После обеда я вышел прогуляться по городу и полюбоваться праздничным убранством витрин (здесь, как и во всем мире, люди готовились к приходу Рождества). Рядом со мной стояли два чернокожих представителя пондо. Но смотрели они не на искусственные снежинки, а на маленький игрушечный поезд, выставленный в окне магазина. Два огромных негра были буквально очарованы яркой игрушкой. Они тыкали пальцами в витрину и заливались счастливым смехом. Несколько раз они делали попытку уйти, но снова возвращались, не в силах оторваться от волшебного зрелища. Мужчины безостановочно болтали, указывая друг другу на отдельные детальки поезда. И хотя я не понимал ни слова, было очевидно, что в этой игрушке они видят младшего брата того огромного рычащего чудовища, которое через пару дней увезет их на золотые рудники «Голди».

Тем вечером я засыпал под монотонное пение сверчков в зарослях бугенвиллеи. Однако за этими звуками, такими мирными и домашними, ощущалось грозное безмолвие бескрайнего буша. Сразу же за границами городка начиналась огромная черная страна с маленькими круглыми хижинами, разбросанными по склонам холмов, с бесчисленными тощими стадами и пересохшими руслами рек. Страна, в которой с трудом верилось в существование цивилизации белых людей. Мне казалось, что тысячи миль отделяют Умтату от Грейамстауна и старой приграничной полосы…

На следующее утро приятель из Генерального совета уговорил меня совершить поездку на побережье океана. Нам пришлось проделать путь в пятьдесят миль по чрезвычайно живописной местности: со всех сторон нас окружали холмы, они наползали друг на друга, вырастая чуть ли не до самых небес. Уж не знаю, в чем тут дело — возможно, освещение в тот день было какое-то особенное или же я поддался одному из своих романтических настроений, но только мне показалось, что это самый прекрасный кусочек Южной Африки, какой я только видел (если не считать, конечно, непосредственного окружения Кейптауна). Передо мной была Африка с ранних гравюр Латроба, Берчелла, Барроу и Гардинера. Круглые хижины с соломенными крышами вырастали из земли так же естественно, как и грибы, с которыми они обнаруживали явное сходство. Время от времени по пути нам встречались коренные жители: крупные темнокожие женщины, побрякивая медными браслетами, несли на головах огромные вязанки хвороста; девочки погоняли быков, запряженных в самодельные салазки, на которых также громоздились невероятные кучи дров; мальчишки, одетые в просторные мешки с прорезями, пасли скот (и как все мальчишки на свете, с восторгом оставляли своих коров, чтобы с криками пробежаться за нашим автомобилем).