Книга Черный генерал - Генрих Гофман

– Ну, как знаешь. Можешь верить, а можешь нет. Только я на самом деле командую партизанской бригадой. И без Просковца никаких переговоров мы вести не будем.

– Зачем такой несговорчивый? Просковец мне поручил договориться с вами. Вместе мы крепче будем бить немцев. Хочешь, мы к тебе в отряд своих людей приведем?

– А много у тебя народу?

– Народ есть. Сразу не могу сказать. Сначала договориться надо. Просковцу доложить. А у тебя людей сколько?

– И у меня народ есть. Около десяти тысяч вооруженных бойцов, – соврал Степанов. – Но прежде чем решить вопрос о наших совместных действиях, я должен знать: из кого состоит ваш отряд, по чьему заданию вы работаете, кому подчиняетесь?

– Как из кого? Из советских людей. Сам видишь. Вот они, здесь сидят. Другие с Просковцом задание выполняют. Все бывшие военнопленные. Из лагерей бежали. Понимаешь? Фашистов бить хотят. Понимаешь?

– Это мне ясно. А вот кому вы подчиняетесь?

– Как кому? Советской власти подчиняемся.

– А связь с Большой землей имеете?

– Какая может быть связь? Мы все из плена бежали. Немцы нам радиостанций не давали. Они нам только автоматы выдали.

Степанов так и не понял, то ли Качубария в запальчивости проговорился насчет оружия, то ли вложил в последнюю фразу иносказательный смысл. Но не это сейчас было главным. Степанову важно было затянуть разговор, усыпить бдительность этих фашистских наемников до подхода штурмовой партизанской группы. Поэтому он вновь обратился к грузину:

– Хорошо, кацо! Если я тебя правильно понял, вы хотели бы влиться в мою бригаду. А как вы это себе представляете? На каких условиях? Просковец предлагает совместные действия?

– Зачем вливаться? Река Кура в море вливается. Вода из пресной соленой становится. Мы так не хотим. Хотим своей рекой в вашем море остаться. Наши люди будут подчиняться только Просковцу и мне. Просковец станет твоим заместителем. Все приказы нашему отряду будешь давать через него. На таких условиях Просковец согласится привести людей к вам в лагерь. Отдельно нам располагаться опасно. В Моравию много немецких войск прибывает. Одни мы против карателей не выстоим…

– Ясно! Значит, своей рекой наше море рассечь хотите, – прищурив глаз, Степанов испытующе посмотрел на грузина,

– Зачем рассекать? Пополнять будем. Соглашайся, Иван Степанов. Или еще с Черным генералом говорить будешь? – лукаво ухмыльнулся Качубария.

– А ты без Просковца можешь этот вопрос решить?

– Просковец мне… – начал было Качубария, но в это время за окном хлопнул выстрел.

Через мгновение ему ответил дробный перестук автоматных очередей. Грузин вскочил с места и бросился к автомату. Степанов ловко подставил ему ногу и, выхватив из кармана пистолет, навалился сверху на растянувшегося возле стены Качубария. В переполненной комнате началась свалка, раздались первые выстрелы. Чьи-то цепкие пальцы обхватили шею Степанова. Медлить было нельзя. Он спустил курок пистолета, приставленного к затылку грузина.

– Товарищи дорогие! Бейте их, гадов! Это же предатели! – раздался над ним незнакомый осипший голос.

Пальцы, сжимавшие Степанову шею, ослабли, скользнули вниз. Кто-то всей тяжестью рухнул на него и скатился на пол. Над головой со звоном разлетелось оконное стекло. С улицы еще явственней донеслась перестрелка. Степанов поднялся на ноги. Рядом перекатывались клубком два сцепившихся человека. В одном из них Степанов опознал Москаленко. Не медля ни секунды, он схватил за руку его противника и заломил ее за спину. Взвыв от боли, тот выпустил Москаленко, который тут же вскочил с пола и всадил нож в спину своего противника.

Степанов огляделся. В распахнувшуюся дверь ввалились несколько партизан. Перед ними с поднятыми руками стояли четверо бандитов из группы Просковца. На полу, между распластанными телами, валялась перебитая посуда. Один из сдавшихся громко без умолку твердил:

– Молодцы ребята! Ой молодцы! Так их, предателей! Это же гестаповские агенты! Я же сразу хотел вас предупредить, да случая не представилось.

Степанов узнал этот осипший голос, который всего минуту назад слышал над своей головой.

– Это ты вон того гада пристукнул? – спросил Степанов, кивая на труп, валявшийся рядом с телом грузина.

– Я его, я! Это телохранитель Качубария. Он вас душить начал.

– Опусти руки, – разрешил Степанов. – Остальных обыскать. Посмотрите, кто из наших погиб. Раненые есть?

В этой операции группа Степанова потеряла всего одного бойца, двое получили легкие ранения. Зато уничтожено было одиннадцать бандитов, включая и тех, кто охранял хату снаружи. Четверо сдались на милость победителей, и среди них Нечипуренко, который выручил комиссара Степанова в критический момент.

Ему-то и сохранили жизнь, поверив, что в боях он искупит свою вину перед Родиной. Остальных трех, заядлых власовцев, расстреляли после допроса. К сожалению, на этот раз самого Просковца уничтожить не удалось. Его схватили значительно позже. 18 мая в освобожденной Праге партизаны Мурзина поймали этого матерого агента гестапо и передали его в руки правосудия.

…К середине марта погода резко ухудшилась. Низкие хмурые тучи в течение нескольких дней непрерывно сеяли снег. На горных дорогах появились завалы. Огромные сугробы сделали дороги непроезжими. Даже пешком стало трудно спускаться с гор. Партизаны были вынуждены резко сократить активность боевых действий.

А успешные операции в последние дни февраля и в начале марта многим вскружили голову. Еще бы! В боях с карателями группа Яна Улеглы возле деревни Липа уничтожила семнадцать эсэсманов и двух офицеров. Подрывники партизана Гоуфека сожгли тридцать цистерн с бензином в деревне Московице. А партизаны отряда «Ольга» разоружили в деревне Льгота под городом Кромериж восемнадцать венгерских солдат, которые пошли сражаться вместе с партизанами против немцев. И в этом не было ничего удивительного.

Крах третьего рейха надвигался стремительно. Советская Армия, закончив Нижне-Силезскую операцию, вышла к реке Нейсе на широком фронте. И хотя немцы все еще упорно сопротивлялись, исход войны был уже предрешен. Не понимали этого лишь те, кто не хотел ничего понимать, да те, у кого руки были в крови и кому, кроме бессмысленного отчаянного сопротивления, ничего больше не оставалось делать.

Одним из таких оказался и власовец Нечипуренко. Около недели провел он в партизанском лагере, вошел в доверие к добродушному, отзывчивому парню – лейтенанту Долинову, которому поручили его охранять. Он сумел убедить Долинова в том, что многие из его друзей, находящиеся во власовском батальоне, расположенном неподалеку, с радостью перейдут на сторону партизан.

Привести целый батальон раскаявшихся власовцев в партизанский лагерь было очень заманчиво. С этим предложением Долинов и явился к Мурзину в бункер.

Командир бригады уже отбросил палку и твердо стоял на окрепших ногах.