Книга Рыцарь Грааля - Юлия Андреева

– Я и не думал бегать от вас, сэр. – Видаль старался придать голосу твердые и решительные нотки. – Если вы считаете, что я оскорбил вас или вашу жену, примите мои самые искренние извинения. Если они вас не устраивают, я готов биться с вами тем оружием, которое вы изберете сами.

На последних словах трубадура вся шайка разразилась лающим хохотом.

– Я хочу только вырезать твой поганый язык. Чтобы ты никогда уже никого не посмел оскорбить, – осклабился в беззубой улыбке рыцарь.

– Если вы хотите ограбить меня, возьмите все что есть. За мою же жизнь вы всегда можете получить выкуп у Раймона Тулузского или Аделаиды Каркассонской, кроме того, меня знают…

– А Ричард Львиное Сердце заплатит за твою голову, трубадур?! – молодчики навалились на Пейре, раскрыв ему рот, как это делают охотники со зверем, после чего Пейре почувствовал как кто-то схватил его за язык. Извиваясь и вопя, трубадур ощутил жуткую боль и тут же поперхнулся собственной кровью. Отчаянным движением он сумел как-то повернуть голову, не дав палачам и вправду отрезать ему язык.

– …Ричард Английский хорошо заплатит мне за твой поганый язык! – Услышал он над головой. – Ну же, открой пошире ротик…

Но в этот момент послышался охотничий рог, и на поляне показались несколько всадников. Захлебываясь кровью, Пейре упал на землю, последнее, что он видел, были отдельные фрагменты боя. Конные рыцари быстро и серьезно охаживали разбойников палицами и мечами, так что вскоре все они попадали с проломанными головами или резанными и рубленными ранами на землю.

Кто-то подошел к Видалю и, бережно перевернув его на спину, поднес к лицу факел.

– Матерь божья! Это же сэр Видаль! – услышал он и, разлепив глаза, попытался узнать склонившегося над ним рыцаря, но увидел лишь свет факела.

К счастью, враги не отрезали Видалю язык, а лишь слегка укоротили его, и после нескольких месяцев изнурительного лечения и боли он все же смог заговорить, спросив имя ухаживающего за ним дворянина, в чей дом он попал.

– Мое имя Гуго де Баур, сэр Видаль. Я тамплиер, – вежливо ответил ему этот достойный человек. – Я, также как и мои предки, живу здесь близ Южного канала, на котором охраняю по закону рыцарства и чести попавших в беду благородных рыцарей и мирных жителей. Мой предок пообещал в свое время маркграфу Гурсно, что возьмет отрезок пути от моста Одинокой донны до харчевни Последнего гроша под свою защиту и покровительство. Поэтому все мужчины моего рода несут здесь свою бессрочную службу.

– Мне кажется знакомым ваше лицо, – через силу проговорил Пейре, ему не было дела до древнего обета, заставляющего доброго и достойного рыцаря прозябать в нищете, а значит об атом не стоило и говорить.

– Мой кузен Андре Тильи некогда служил вашей милости в Тулузе, – поклонился Гуго.

Видаль окинул его с ног до головы придирчивым взглядом. На вид сэру де Бауру было лет пятьдесят, но он был силен и вынослив.

– Андре был моим управляющим в Тулузе, ты же с этого момента поступаешь ко мне на ту же должность в Каркассон, – медленно и по возможности четко произнес Пейре, вновь ощущая во рту надоевший ему вкус собственной крови.

– Но наш семейный обет… – Гуго де Баур был в замешательстве. – Кто же станет охранять людей от разбойников на этой дороге?

– У тебя есть родственники мужского пола? – Пейре потянулся к кувшину с каркассонским, но рыцарь опередил его, налив вино в кружку и подав его раненому.

– Конечно, у меня двое сыновей и еще племянники. Вы могли видеть их там, ну, когда с вами произошло это несчастье… – Гуго покраснел, отчего сделался еще более похожим на добродушного Андре.

– Вот и хорошо. Поедешь со мной и возьмешь кого-нибудь из своих сыновей. Племянникам же оставишь неблагодарную, но почетную службу при дороге, – рассудил Пейре. Он уже устал и хотел спать.

– Но как же обет, данный моим предком маркграфу Гурсио? Ведь если я пренебрегу им и отправлюсь с вами – я буду проклят своими предками из могил!..

– Не будешь. Я сын Луи де Орнольяка, восьмого сына Гурсио, освобождаю тебя от данного твоим предком обета, равно как и от всех других обетов, мешающих тебе жить, – после этих слов Гуго де Баур упал на колени перед бедным ложем Видаля. Лениво Пейре выпростал из-под одеяла свою исхудавшую за время болезни руку, и новый управляющий облобызал ее.

Траур трубадура. Месть и смерть де Орнольяка

Едва Пейре пришел в себя от полученной раны, новый, несравненно более тяжелый удар поразил его в самое сердце. Друг и покровитель Видаля, Раймон Пятый тихо скончался в своем тулузском замке. Шел 1194 год. Это известие, образно говоря, выбило Пейре из седла и повергло наземь. Так что вернувшись в Каркассон, он даже не взглянул на гордую и счастливую Аполлинарию и только что народившегося сына, сообщив домочадцам, что со смертью Раймона Тулузского жизнь утратила для него всякий смысл, и отныне и он сам и все его близкие и домочадцы обязаны погрузиться в глубочайший траур.

Траурные церемонии он разработал сам, все мужчины в доме были обязаны обрить себе головы и, на восточный манер, отпустить бороды. После этого Пейре запретил всем мыться и бриться в течение сорока дней. Женщины должны были покрыть головы черными платками или мантильями. Сам Пейре строго следовал трауру, не отступая от него.

Меж тем весна была в разгаре, со всех концов Франции в Каркассон и Тулузу съезжались благородные рыцари и трубадуры. Но не было лишь самого красивого и талантливого из них, человека, умеющего как никто другой куртуазно ухаживать за дамами и устраивать игры, проделки и проказы – не было Пейре Видаля. В Тулузе, где теперь правил сын почившего графа Раймона Пятого– Раймон Шестой хотели было устраивать знаменитый ежегодный турнир трубадуров, но тут же раздались голоса против турнира. Раймону Шестому было прямо сказано, что если самый лучший трубадур находится в трауре по его отцу, нынешнему графу не остается ничего другого, как последовать по стопам Видаля или придумать какую-нибудь штуку, чтобы извлечь его из тоски и печали.

Двор любви Аделаиды Каркассонской также шумел и бурлил, точно вода у запруды.

Не будет турнира без Пейре Видаля. Не будет любви и свадеб. Золотое солнышко Прованса спряталось за тучами и не желает радовать мирян своим светом. Блистательные кавалеры не желали состязаться между собой на поэтическом турнире, потому что не было его – трубадура, сразиться с который считалось наиболее почетным. Приехавший на турнир Бертран де Борн с презрением отверг предложение Аделаиды бросить для затравки вызовы нескольким рыцарям, начав тем самым турнир.

– Зачем нужна корона Тулузского или Каркассонского турнира, когда каждый паж сможет сказать, что завоевать ее было несложно по причине отсутствия главного конкурента? – возразил он, после чего правительнице не оставалось ничего другого, как ломать себе голову над тем, каким образом можно заставить Пейре снять траур по ее отцу и господину Тулузы. И не окунуться самой при этом в печальные церемонии.