Книга Сердца хаоса - Виктор Милан

— Рад сообщить вам, — продолжил Блейлок и широко улыбнулся, — что вы обратились по адресу.

Он подошел к членам делегации и дружески обнял бородатого. Коротышку потрепал по плечу. Женщина ревниво наблюдала за этой сценой, потом выдавила елейную улыбку.

Кусуноки уже с интересом следил за происходящим. Блейлок позволил себе поймать его взгляд и даже легонько кивнуть. Тот сразу посуровел и что-то отрывисто сказал по-японски. Когда нужно, он соображал очень быстро.

— Вот что я хотел бы сделать для вас… — начал Блейлок, вновь обращаясь к представителям юнионистской партии.

В этот момент в зал вошел взвод стрелков. Окружив делегатов, они, держа оружие у груди, принялись выталкивать их.

— Это самый большой подарок, которым я могу порадовать вас, — улыбнулся Блейлок и, словно сожалея о происходящем, продолжил: — Сейчас вас проводят в надежное место, где вы сможете спокойно обсудить свое положение. К сожалению, никакого серьезного вклада в возрождение нашего родного Тауна вам уже не внести.

Коротышка ничего не понял.

— Военный эскорт. — Он одобрительно покивал. — Это хороший знак. Драконы знают, как вести себя с ответственными лицами. Мне никогда не доводилось иметь дело с почетным караулом.

Уже у порога он повернулся и отвесил поклон в сторону Кусуноки и Кимуры.

— Декашита, Кусуноки-сама. Хорошо сработано! Главнокомандующий и якудза вежливо поклонились в ответ.

Когда арестованных в сопровождении «почетного караула» вывели из галереи, Блейлок в сердцах бросил: «Идиоты!» — потом взглянул на часы и обратился к руководству:

— Прошу прощения, господа, сейчас мне придется предстать перед тридикамерами. Через пять минут у меня пресс-конференция. Я должен сделать важное заявление. Он повернулся и направился к выходу.

— Как насчет милиции? — спросил его Кусуноки. Блейлок обернулся.

— А что милиция? Они сдались. Вы сами решили оставить генерал-майора Мароу во главе национальной гвардии. Она и впредь будет обеспечивать лояльность этих отрядов. Если вы насчет сумасбродов, которые присоединились к сбежавшим в горы наемникам, то я не вижу здесь каких-либо особых проблем.

— Он не видит! — вспылил Кусуноки. — Целая организация под названием «народная милиция» перешла на сторону врага. Мы имеем сведения, что они организуют базы в горах, строят там опорные пункты, готовят людей, а он не видит особых проблем! Сейчас самое время сокрушить их.

Блейлок показал фельдмаршалу и Кимуре наручные часы.

— Сожалею, господа, но я должен идти.

Глаза Кусуноки потемнели. Он поднял руку, словно собираясь ударить Блейлока. Тот вздрогнул — этот верзила способен пришибить его одним ударом, а ведь Блейлок немалого роста. Смог бы он отразить этот удар? — эта мысль пришла к нему внезапно. Он всегда считал себя мастером силовых единоборств. Вот и сейчас напрягся, примерился, где ему поудобнее взяться, чтобы швырнуть Кусуноки через бедро. Господин Кимура бросился между ними.

— Господа! Господа! Подождите!.. Вас покинул разум. Задумайтесь, чем это грозит вам обоим, если вы здесь, на виду у всего совета, затеете драку.

Он говорил тихо, почти шипел, но они услышали его. Господин Кимура так повернул голову, что Блейлок мог видеть его правый глаз, а Кусуноки он был недоступен. Якудза отчаянно поморгал Блейлоку — мол, остынь, отступи, твой час еще не пробил. Тот понял его.

Блейлок сложил руки у груди и поклонился.

— Простите, фельдмаршал. Пожалуйста, примите мои извинения. Возможно, мы еще не совсем привыкли к вашим манерам. Ваш покорный слуга просто попытался остановить вас, чтобы вы не наделали глупостей. В противном случае нам не удалось бы избежать многих несчастий.

— О чем это вы? Блейлок еще несколько раз истово поклонился.

— Сейчас у меня нет времени. Меня ждут на пресс-конференции… Еще раз прошу вас доверять мне. Вы назначили меня председателем нового правительства, так что вам следует оказывать мне доверие.

Он неожиданно выпрямился и строго посмотрел прямо в глаза Кусуноки.

— Если вы мне не доверяете, то можете прямо здесь, сейчас лишить меня головы!

У старика Кимуры сделался такой вид, словно его вот-вот хватит удар. Кусуноки не смог скрыть некоторого замешательства. Он громко хмыкнул, потом кивнул. Кимура перевел дух.

— Ладно, приятель, — — сказал фельдмаршал, — все нормально. По крайней мере, на этот раз. Ступайте. Блейлок радостно улыбнулся.

— Не извольте беспокоиться, таи-шо Кусуноки. Сейчас самое время поднять доверие к нашим славным защитникам. К нашим верным друзьям, протянувшим руку помощи. Как раз этому вопросу и будет посвящено мое заявление.

— Я сказал: ступайте! — с угрозой повторил Кусуноки. Он еще что-то буркнул, но Блейлок уже не слышал. Довольный тем, что одержал тактическую победу над этим хамом, он направился к лифту.

— …Пусть Всадники вернутся на прежнее место дислокации. Вы сделали все, что могли, к чему напрасные жертвы! Ради гуманности, ради человеколюбия, ради здравого смысла, наконец, я призываю вас принять мое предложение. Это в наших общих интересах. Сдавайтесь — и вы будете переброшены на Аутрич, сохранив все знаки, воинской чести и достоинства.

Джанис Мароу при предварительном обсуждении этого предложения настаивала, чтобы Всадникам позволили взять с собой боевую технику и материальное обеспечение. Об этом, сказал Блейлок, говорить пока рано.

— …Откажетесь? — Говард Блейлок вскинул голову. — Тогда все население Тауна окончательно убедится, где причина их страданий и зачем на планету явились наши друзья из Синдиката Дракона. Картина станет ясна — кто нам друзья, а кто враги. Если вы не примете мое искреннее предложение, я должен предупредить, что мне будет трудно долгое время защищать ваших соратников, попавших в плен, от справедливого возмездия. Теперь, полковник Камачо и военнослужащие, приписанные к Семнадцатому легкому полку, выбор за вами. Ваша судьба в ваших руках.

Говард Девор Блейлок еще несколько секунд честно смотрел в голографическую камеру. Затем сигнальная лампочка погасла.

Новый глава правительства улыбнулся, одобрительно покивал и поднялся со своего места.

— Отлично. Блейлок всегда питал особую страсть к пресс-конференциям, публичным заявлениям и ультиматумам. В такие минуты он испытывал легкое головокружение, его песло, на ум приходили такие роскошные обороты, что даже политические союзники, знавшие его подноготную, начинали верить, что он говорит от всего сердца, и истины, им изрекаемые, неопровержимы и служат делу процветания планеты. Это он умел — облечь самый разнузданный произвол в форму любезности, оказываемой противнику.

Заявление было записано. Блейлок не поленился просмотреть его еще раз и еще. В конце концов решил ничего не выбрасывать и не добавлять. Куда важнее сама атмосфера искренности, попытка воззвать к разуму оппонента, чем многословное повторение всяких несущественных мелочей — вопросов передачи вооружения, способов переброски на Аутрич… Как раз эти детали — точнее умолчание о них — позволяли ему сохранить свободу рук. Согласятся наемники или не согласятся, в любом случае он загнал их в угол. Конечно — он прекрасно понимал это, — его призыв шит белыми нитками, и, если Камачо окажется опытным политиком, он найдет достойный ответ на это предложение. Но вряд ли.