Книга Валентайн - С. П. Сомтоу

10Зеркала

• ангел •

Обратно! Обратно в зеркало!

Он отвлекся всего на секунду. Правда? И вдруг оказался там — в Зазеркалье. А Тимми вышел наружу. Где-то поблизости Симона Арлета творила магию — такое сильное колдовство, что на секунду она утратила власть над Тимми. И он ускользнул. Они поменялись местами.

Всего лишь секунда, правда? Но даже секунда в этом зеркальном мире кажется пыткой. Кто знает, что Тимми мог сотворить за секунду. Но они по-прежнему в вестибюле. За стойкой сидит девушка-администратор — Шеннон; кажется, так ее зовут, — и их багаж свален у стойки в ожидании коридорного. Все остальные уже разошлись по номерам.

На шее у Шеннон — смазанное пятно крови.

— О Шеннон, — тихо проговорил Эйнджел. — Я тебе сделал больно?

— Черт, нет, конечно, — сказала Шеннон. — Ты — это не ты. Это кто-то другой. Теперь ты уже никогда не сделаешь мне больно. Раньше мне было больно, очень. Но теперь — нет.

Теперь Эйнджел знал, что Тимми все-таки утолил свою жажду.

Или это был я? Может быть, все это делаю я, а потом забываю и обвиняю во всем своего невидимого товарища — может быть, у меня множественная шизофрения.

Он не знал, что ответить Шеннон, поэтому он лишь улыбнулся и сказал:

— Пойду я, пожалуй, в номер.

Он ушел, а она осталась — сидела, с восхищением глядя на зеркальные стены. Чего-то ждала. Если бы она только знала, какой ад таится за этим зеркалом.

Если бы она знала, что она уже умерла.

* * *

• колдуны •

В номере отеля. Симона сидела, Дамиан ходил из угла в угол, а коробка с головой бывшего принца лежала на кровати.

— И чего ты хочешь добиться с помощью этого... этого существа, Симона? — причитал Дамиан. — Оно нечестивое... богомерзкое... и оно воняет. — Он снова побрызгал в комнате освежителем воздуха. Аэрозольное облачко повисло в воздухе, и его душный запах не смог разогнать даже кондиционер. Вид у него идиотский, подумала Симона. Он был из тех людей, которые реальны только на телеэкране. В реальном мире он был лишь пустой оболочкой. Симона умела чувствовать души мертвых — они роились вокруг и вопили в отчаянии, что их отделили от тел, источников жизни... но в этом живом человеке не чувствовалось души. В нем вообще ничего не чувствовалось. То есть, конечно, усмехнулась она про себя, можно сказать, что он давно потерял свою душу... запродал ее дьяволу, если кому-то захочется употребить эту затертую метафору.

— Ну, если это тебе поможет... — Она подхватила коробку и запихнула ее подальше в шкаф. Потом принялась раздеваться, ни капельки не стесняясь Дамиана.

— Ты что делаешь, Симона?

Только вопли и рев. Шум без драки.

— Буду тебя сношать, Дамиан.

— Мы так не договаривались, — воспротивился Дамиан. — Ты, конечно же, женщина... да... но не молоденькая хорошенькая секретарша, которая так и напрашивается на то, чтобы ее отымели. На самом деле ты уже не в том возрасте, прости, конечно... и если тебя возбуждают призывы чудовищ, жрущих дерьмо, то меня как-то нет.

— Слушай, заткнись. Сказать по правде, ты сам уже далеко не молодой свежий цыпленочек. Воистину сексуальный скандал! Но это не любовь, Дамиан. Это ебля. По правилам в этом соитии не должно быть никаких нежных чувств. И это все не для нашего удовольствия, а для закрепления магических уз. Так положено.

— Ага, — сказал Дамиан Питерс. — Так положено.

Симона улыбнулась. Из шкафа доносился приглушенный стук — это плененный дух не оставлял тщетных попыток вырваться на свободу.

— Да, — сказала Симона. — Нам нужно закутаться в темную магию. В соитие без любви. В отчаяние.

Позднее, дергаясь в объятиях проповедника, Симона решила, что в его натужных попытках изобразить страстные телодвижения было даже что-то трогательное. Интересно, он выказывал то же «рвение», когда соблазнял тех трех красоток, если верить CNN, на необузданной вечеринке в особняке одного сенатора из Атланты, куда его пригласили в качестве «свадебного генерала». Или в тот раз, когда он заплатил двум школьницам, чтобы они устроили для него показательную мастурбацию в люксе отеля «Милуоки Редженси». Симона решила, что слухи о его подвигах были сильно преувеличены. Ей было очень непросто сосредоточиться на Дамиане. Она ни капельки не сомневалась, что в его словаре нет даже такого слова — куннилингус. И тем не менее это было необходимо для закрепления магических чар.

Ей нужно, чтобы он спустил в нее свое семя — чтобы оно пролилось на аксолотля[63], которого она заранее засунула себе во влагалище. Семя жизни, чтобы согреть огненное существо, холодное, как смерть. Смерть внутри женского чрева — колыбели рождения новой жизни. Маленькая трагедия, что разыгрывалась у нее внутри, — самый сильный вид симпатической магии. Провоцируя путаницу между стихийными элементами, Симона тем самым симулировала хаос, который она собиралась выпустить на свободу. Это в теории. А на практике... она колыхалась, она волновалась, как море. Я — океан. Я — весь мир. Вспаши меня и засей. И собери урожай. Она тихонько шептала слова силы, обращенные к богу Шанго:

Оба косо

Онибанте ово йинвиннин

— Что ты такое там шепчешь, женщина?

Какой же он нудный, этот мужчина. Что вообще значат мужчины? Изначально, еще со времен неолита, миром правили женщины — все изменилось лишь несколько тысячелетий назад, когда в мире возникли агрессия и хаос, которые мужчины в своей высокомерной заносчивости обозвали цивилизацией.

Цивилизация!

Цивилизация породила Дамиана Питерса и низвела женщин, владеющих силой, до положения рабынь. Цивилизация украла у мира магию и низвергла богов в темноту. И теперь сильные женщины вроде самой Симоны вынуждены прозябать в тени — в мире мужчин. Но даже из тени возможно править. Наблюдая за этим жалким мужчинкой, который возился на ней и стонал в тусклой пародии на крутое порно, Симона Арлета подумала: все-таки хорошо, что я женщина.

* * *

• память: 119 н.э. •

Наружу из клетки пепла и камня...

Темно. Он знает лишь темноту. Ночь — хорошая. Добрая. Ночь — это мама, которая утоляет голод.

Помпеи: теперь здесь нет ничего. Ему не хочется вспоминать ночь огня, но пламя облизывает края памяти, и он чувствует жар, видит, как кровь брызжет брызжет брызжет кипит на горячих камнях. Когда-то я был живым. Я служил Сивилле. И они с Магом превратили меня в того, кто я теперь.

Город умер. Под коркой застывшей лавы звучит беззвучная музыка — песня мертвых. Они все похоронены здесь. Даже Сивилла с Магом, ибо они выкупили у бессмертия возможность умереть — выкупили ценой его девственной мужественности, вырванной у него насильно, когда с неба лилась раскаленная сера. Они выкупили свою смерть и прокляли его своим бессмертием. Насильно всучили ему дар ночи.