Книга Наследник императора - Александр Старшинов

Одно тревожило Диега: сожженный поселок у подножия холма. Он так и лежал обезлюдевший, в развалинах, лишь над крышами нескольких хижин-землянок вился робкий дымок. Несколько раз посылал Диег гонцов к брату своему Децебалу: мало людей, не успеют к лету восстановить крепость. Ничего не отвечал Децебал. Оставалось одно: работать до изнеможения и молить Замолксиса-Гебелейзиса, чтобы римляне не пришли в горы Орештие этим летом.

И они не пришли.

Горы Орештие, Сармизегетуза

Трое римских дезертиров и с ними Сабиней сидели в царских покоях. Из них только Сабиней прежде удостаивался подобной чести, дезертиры же были простыми воинами: Ветур из отряда Бицилиса, другие двое из Костешти. Давным-давно оставив земли на другом берегу Данубия, они сражались с римлянами, обороняли крепость, сумели спастись, когда Костешти взял Лаберий Максим, ушли лесами в Пятре Рошие (Красная скала уцелела в то отчаянное лето, ее гарнизон не потерял ни одного человека). С осени эти трое жили на отдельной жилой террасе за стеной крепости, и Сабиней приметил, что все они вновь носят римское оружие, тренируются метать пилумы и говорят меж собой на латыни. И еще тренируются подскакивать к стоящему на краю террасы чучелу и втыкать кинжал в набитый соломою мешок там, где у человека находится сердце. Потом лично Сабиней привел им троих пленных, и дезертиры по очереди их закололи — каждый одним ударом. Опекал этих троих Бицилис. Сабиней, хотя и догадывался смутно о происходящем, в детали плана посвящен не был. И вот Децебал сказал наконец, для какого дела готовились эти трое. Должны они были вновь прикинуться римскими воинами, проникнуть в лагерь Траяна и убить императора. Ни больше ни меньше.

Бицилис, присутствовавший при разговоре, молчал. Как и Сабиней. Но когда разговор зашел о деталях плана, Сабиней вдруг поднялся и сказал:

— Я не могу идти: в лагере Траяна меня многие знают в лицо. И значит, сразу выдадут, как только встретят.

— Или ты просто не хочешь? — подозрительно прищурился Децебал.

— Я бы пошел. Ибо это спасет наше царство. Но говорю: меня опознают, замысел провалится.

— Он прав, — поддержал Сабинея Бицилис. — Его непременно узнают.

— Тогда прочь! — воскликнул Децебал и указал на дверь. — Нечего тебе здесь делать, раз не готов для меня исполнить важное дело и ищешь пустые отговорки.

Сабиней дернулся как от удара и повернулся к Бицилису.

— Поддержи меня — не трушу я и не отказываюсь. Но, после того как побывал я на той стороне, как несколько дней прожил в Дробете, сотни людей помнят меня в лицо. Я погублю все дело…

— У меня, — ускользнул от ответа Бицилис, — нет еще мнения по этому поводу.

Сабиней скрипнул зубами, поклонился, хотел поцеловать руку Децебалу, но царь демонстративно ее отнял, и Сабиней вышел, понимая, что, возможно, в этот миг утратил милость царя навсегда.

— Вернетесь, — обратился Децебал к оставшимся трем дезертирам, — озолочу. Насыплю золота столько, сколько каждый из вас весит.

— Нужен еще один, — сказал Бицилис. — Трое слишком мало.

— Пусть берут любого, кто не струсит.

Бицилис поклонился, давая понять, что приказ понял. А вот щедрому «озолочу» хитрый пилеат не поверил. Во-первых, план был сомнителен и опасен. Даже если он удастся, посланцы Децебала вряд ли вернутся живыми. А если кто и вернется, то золота он не получит. Децебал полагал, что золото развращает, потому своим людям платил редко и с неохотой, даже перебежчики, получив по прибытии горсть серебра, потом долго-предолго дожидались новых выплат. А чего им еще надо — изумлялся Децебал — сыты, одеты, жилье есть, охота — пожалуйста, женщины — выбирай любую. А золото развращает. Другое дело — царьки иноземных племен. Те регулярно получали подарки. Еще ранней весной явились с северо-востока вожди свободных даков — в зимних плащах из волчьих да лисьих шкур, болтающие на наречии, которое в Сармизегетузе понимали с трудом. Стали клясться, что пойдут вместе с великим царем на римлян, выставят десять тысяч конных и столько же пеших воинов. Вот только «на корм» своей армии хотели они получить золото и серебро. Золота царь дал, но совсем немного, а вот серебром расплачивался щедро.

— Я же говорил! — восклицал он раз за разом, обнимая вождей как равных. — Только стоит мне бросить клич — и пойдем все вместе, все народы дакийские, ударим и сбросим римлян в Данубий-Истр.

Вожди в ответ клялись, что вернутся с армией к началу лета. Уехали довольные, взгромоздив на вьючных лошадей мешки, набитые серебряными чашами и монетами. Ну и где теперь эти союзники, столь щедро сулившие помощь? Где их армия в двадцать тысяч воинов, пеших да конных? Сидят теперь в своих деревеньках или крепостях деревянных, пьют вино да ржут громче своих коней: обманули старого Децебала, увезли у него груду серебра за одно только слово пустое. Децебал отправил к ним Везину с армией — напомнить о данном обещании, а если не явятся, села их пожечь. Что ж, пожег, как прежде Скориллон пожег за такую же наглость языгов. Да только добычи почти не привез и пленников тоже: обманщики успели прознать, что приближается дакийская армия, разбежались по лесам, попрятались — не найти.

* * *

Когда назначенные для выполнения тайного плана коматы ушли, Децебал повернулся к Бицилису:

— Замолксис должен нам знак подать — удастся дело или нет. Не подаст — пошлем к нему гонца.

— Кого? — спросил Бицилис, холодея. Почему-то почудилось, что Децебал как-то по-особенному взглянул на него при этих словах.

«Не отдам ему моего сына, ни за что не отдам…»

— Замолксис и так нам знак подал… — пробормотал Бицилис.

— Какой? — Децебал смотрел, подозрительно щурясь. Не любил Бицилис этот взгляд, ох, не любил.

Точно, сына гонцом назначит, Бицилис был уже почти уверен в этом.

Но как воспротивиться воле верховного жреца, Бицилис не знал. Однако твердо решил — сына к богам не пошлет. Потому вечером отослал парня в Костешти к Диегу, якобы узнать, как продвигается дело, тайком же шепнул — приедут за тобой от Децебала — беги на север, за границы царства — там тебя примут.

Но зря мучился подозрениями Бицилис — обошлось.

На другой день Сабиней ворвался в покои царя с криком:

— Вернулись!

— Кто вернулся? — спросил Децебал, сидевший за столом в мрачном оцепенении.

— Племянники твои вернулись. Диег и Регебал, — сообщил Сабиней.

— Они же в Риме…

— Уже нет!

И тут же следом в трапезную ворвались мальчишки. Децебал поднялся, глянул на возмужавших и сильно изменившихся племянников.

— Я троих римлян убил, — похвастался Диег.

— А я — четверых! — подхватил Регебал.

Децебал ринулся к ним, обнял.

— Знак богов, знак, — бормотал он, обнимая мальчишек.