Книга Всю ночь напролет - Конни Брокуэй

Но больше всего он жаждал ее любви.

Энн подняла голову. Она все еще держала руки на подлокотниках кресла, как он ей и приказал. Дьявольщина! Это было нечто вроде детской книжки с перекидными картинками: воровка вдруг становилась Энн, Энн превращалась в воровку, и обе сливались в его сознании, так что он уже не мог определить, что было правдой, а что — плодом воображения.

— Что? — Она казалась совершенно сбитой с толку. Ее зрачки расширились, и она выглядела в этот миг трогательной и беззащитной.

— Существуют лишь мгновения, никак не связанные между собой, — ответил он невозмутимо. — Никаких последствий. Никакого чувства вины. Только голос плоти.

Он опустился рядом с нею на колени, чувствуя, как запах ее разгоряченного тела проникает ему в ноздри. Затем он закрыл глаза и глубоко вздохнул, приоткрыв губы лишь для того, чтобы насладиться ее пряным вкусом.

Боже праведный, он должен ею обладать. Он готов на все, лишь бы она принадлежала ему. Он избавит ее хотя бы ненадолго от терзавших ее демонов, предложив ей наслаждение, пусть даже ему придется сделать вид, будто он взял ее силой.

— Свобода не более чем иллюзия, Энн, — продолжал он. — Вы сможете отделить себя от своих поступков только в том случае, если кто-нибудь другой возьмет всю ответственность за них на себя.

Джек провел пальцами по ее щеке и шее. Ее била неукротимая дрожь. Даже самая искусная актриса не сумела бы на ее месте так ловко притворяться. Это было единственным преимуществом Джека в неравной, по сути, борьбе.

— Я готов отвечать за все, — произнес он, молча откинув юбки с ее безвольно раскинутых ног. — Я возьму вину на себя. Но это означает, что решающее слово за мной.

Опустив голову, Джек запечатлел быстрые, легкие поцелуи на груди Энн, продолжая ласкать ее бедра. Под шелковистой кожей можно было нащупать гладкие, тугие мускулы. Ноги атлета. Нет, воровки.

Энн затаила дыхание. Ее бедра непроизвольно устремились ему навстречу. Она жаждала, чтобы он познал ее тело, и он с радостью был готов исполнить ее желание. Но не сейчас. Не раньше, чем он сумеет полностью подчинить ее себе.

Джек не отрывал своего взгляда от ее лица. Энн крепко зажмурилась, всецело отдавшись собственным чувственным ощущениям. Ее голова чуть приподнялась, а губы были приоткрыты, словно в немой мольбе.

Окружающие считали Джека волевым человеком, однако сам он никогда так не думал. Он даже не отдавал себе отчета в собственной силе воли до той поры, пока Энн не оказалась в его власти и он мог привести ее к вершине наслаждения.

— Подумайте над моими словами, — прошептал Джек, коснувшись губами ее бархатной шеи. — Я даю вам полную свободу. От вас ничего не требуется. Вас это не затрагивает. Вы не более чем случайная свидетельница. Моя жертва, если хотите.

Он провел рукой по гладкой коже ее лобка. Энн глухо застонала, ее веки задрожали. Но Джек перестал гладить ее бедра, и ее глаза тотчас открылись, уставившись на него с горькой укоризной. Вцепившись в его рубашку, Энн разорвала ее. Желание судорогой пробежало по ее телу.

— Придержите руки! — распорядился он. — Нельзя быть одновременно преступником и жертвой, Энн. У каждого своя роль.

Если она прикоснется к нему, у него просто не хватит сил продолжать. И тогда он не сможет получить от нее взамен даже самую ничтожную долю того, что она у него отняла. А это было сейчас для него самым существенным. Он знал лишь то, что не мог уступить ей сейчас, поскольку и так уже отдал ей слишком много. Ему просто нужно было оставить хоть какую-то часть самого себя нетронутой.

Энн нехотя повиновалась.

— Но…

Джек заглушил ее слова крепким, грубым поцелуем и провел языком вдоль линии ее губ, пытаясь их раскрыть.

Энн снова подчинилась ему, словно прилежная ученица. Его язык проник глубоко между ее зубами, наслаждаясь сладостью ее рта.

Она ответила на его призыв с готовностью, даже с радостью, доверчиво прижимаясь к его тяжелому телу. Отбросив чувство невольного презрения к себе, Джек постарался сосредоточиться на ее губах, прильнувших к нему в долгом, страстном поцелуе.

Наконец он от нее отстранился. Энн, казалось, была ошеломлена не меньше его самого, однако это было еще не все, чего он хотел от нее добиться. Приподняв указательным пальцем ее голову, Джек принялся покрывать поцелуями ее шею и ключицы, упиваясь вкусом ее кожи, чуть потной и слегка солоноватой… а также сознанием собственной обреченности.

— Скажите: «Умоляю вас, Джек», — прошептал он.

— Джек…

Энн почему-то ожидала увидеть в его взгляде ликование. Он явно хотел причинить ей боль — это по крайней мере было для нее очевидно. Однако в глазах Джека не было ничего похожего на торжество. Напротив, от одного звука ее голоса его передернуло.

— Умоляю вас… — Она едва не сходила с ума от желания и подалась вперед, стремясь поскорее дать ему то, что он хотел, и тем самым покончить с мучительной пыткой… для них обоих.

Джек склонился к обнаженной груди Энн и принялся облизывать ее языком, после чего, захватив ртом сосок, стал нежно его посасывать. Его голова отливала золотом на фоне ее белоснежного тела. Даже его волосы, холодные и шелковистые, раздражали ее слишком нежную кожу.

— Пожалуйста… — У нее возникло ощущение, словно она стоит в центре ярко пылающего костра, превращавшего всякую сознательную мысль в горстку пепла. Даже ее воля, казалось, улетучилась, подхваченная потоком желания.

— Джек!

— Я здесь.

Его руки и губы опускались все ниже и ниже по ее телу, проникая до его самых сокровенных местечек, для которых она даже не могла подыскать названия. Он действовал с такой смелостью и так опытно, что это опустошало ей душу, лишая последних сил к сопротивлению. И когда наконец он от нее оторвался, ей показалось, что она вот-вот канет в небытие, погрузившись в бесконечную пустоту.

— Только не останавливайтесь, прошу вас!

— Я и не собираюсь, — заверил ее Джек, и его голос на этот раз прозвучал почти нежно. С самого начала, несмотря на его нестерпимо нежные ласки, его тон оставался суровым.

Он приподнял ее юбки из красно-фиолетового шелка чуть повыше талии, бесстрастно глядя на нее. Но где-то в глубине его холодных глаз таилось бушующее пламя, словно лава в жерле вулкана.

— Почему вы так дьявольски прекрасны? — пробормотал он и приник губами к ее лону.

Неужели он и дальше будет ее поддразнивать, мучить пустыми обещаниями? Терзать ее тело самыми изощренными способами? Каждое движение его языка распаляло в ней огонь, угрожавший ее поглотить. Каждое прикосновение его губ превращало наслаждение в утонченную пытку. Своими посулами он лишь усиливал в ней жажду, но не утолял ее до конца. Все тело Энн казалось сплошной саднящей раной.