Книга Картежник - Святослав Логинов

Галактоптер утопал в липком черноземе, выбросив биопеленг на предельную высоту. Стайка гигантских грифов с монотонным клекотом парила над верхними коаструмами, не пугаясь съемочных блицев. На мостике стояли с биноклями капитан Крыжовский и Стойко Бруч.

— Красота-то какая! — с воодушевлением сказал Стойко, опустив бинокль.

— Мой мальчик, — проворчал капитан, не отнимая прибора от глаз, — в чем ты видишь красоту? В разрушенной гармонии? Тут есть население?

— Должен быть старожил-охотник, который не припомнит ничего подобного случившемуся, — объяснил Стойко, возглавлявший группу контроля и, следовательно, отвечавший за события, сопутствующие посадке астролета.

— Должен быть или есть? — строго спросил Крыжовский. — И неужели поленились сотворить дублера? А если старичок контужен взрывом, кто тогда будет ничего не помнить?

— Не контужен, — отвечал юноша. — Он возник уже после катаклизма.

— В таком случае, — разъярился капитан, — почему вы вообще не загладили все следы этого вопиющего недоразумения?!

— Видите ли, Дин Максимилианович, — Стойко снисходительно глянул поверх командирской панамы, — в одной брошюрке, такой древненькой, без обложки, я нашел нечто о преобразовании природы с помощью падающих небесных тел; с картинками. Ведь красиво вышло, удалось! Тайги наломали сто семьдесят тысяч квадратных километров. А карьер каков, а почва — гумус! Тут будет великое озеро, дайте только леднику растаять.

— Как, уже и ледник есть? — изумился капитан. — В плане, который я утверждал, ничего подобного не предусматривалось.

— Ледник будет, — пообещал Стойко, небрежно рассматривая капитанские нашивки. — Покончим только с грядой вулканов на архипелаге… — он слегка стушевался, — на архипелаге Бруч.

— Ну, ты уж хватил! — не удержался Крыжовский.

— Капитан! — торжественно отчеканил владыка вулканического архипелага. — Если оледенение не пустить на самотек, в высокогорье Стриббс может возникнуть красивейший ледник Крыжовского, длиной триста шестьдесят метров.

— Благодарю, — растроганно произнес капитан. — Однако идемте в рубку, пора переместиться. Но, предупреждаю, без преобразования природы.

Мужчины канули в зеленоватом свечении лифта, пурпурный клапан смачно закрылся над двумя белыми панамами: с одной нашивкой и с тремя. Не потревожив дна и берегов будущего озера, «Конан Дойл» легко взмыл над преображенной тайгой и исчез, оставив на пепелище единственного свидетеля — пожилого охотника в парусиновых туфлях и с двустволкой за спиной.

Абориген боязливо заглянул в кратер, на двухсотсаженной глубине которого сгущался туман над быстро натекающей водой, снял ружье и грохнул в воздух из обоих стволов. Эхо, отразившись от дна воронки, от противоположного берега, от скалистой гряды, от каменной бабы с плоским невыразительным лицом, превратило холостой дуплет в бесконечную канонаду, долетевшую до южных плоскогорий, изрытых аккуратными оранжевыми каньонами, до вересковых пустошей на севере. Уже на излете оно достигло маленькой шхуны, застывшей на якоре в одной из тропических лагун далеко за полярным кругом.

Такая акустика на Гекубе.

Не выдержав удара звуковой волны, мягкий край воронки отделился и пополз вниз, увлекая с собой старого следопыта, так и не успевшего решить, где и когда он мог видеть подобное диво в тайге — великое разорение от Большой Небесной Грязи.

Стая гигантских грифов с монотонным клекотом продолжала кружить в зените, бесстрастно, как диск патефона, чудом уцелевшего в развалинах дома.

* * *

«Заря Гекубы» с упоением впитывала густо-синий морской рассол всеми порами истрескавшейся, иссохшей древесины днища. Легчайший ветерок шевелил паутину над клавикордами в капитанской каюте. Но вот внутри древнего инструмента проснулся слабый звук, низкий и ворчливый, словно спящий старик, потревоженный трамвайным звонком с улицы, промычал бессознательно что-то жалобно-брюзжащее. То чуткие струны отозвались на далекий гул ружейной стрельбы, долетевший с юга, от сизой бахромы леса, застилавшей горизонт. Задребезжало битое стекло, слегка заложило уши.

Выстрел мог означать только одно: вооруженные преследователи приближались к шхуне. Следовало позаботиться о своевременной ретираде. Корсары забегали по палубе как хоккейная команда, получившая шанс спасти игру в последние десять секунд.

Две шлюпки были преданы воде, одна из них тут же раскололась, другая закачалась у правого борта, лишь слегка зачерпнув волны. Но и ей не суждено было послужить перепуганному экипажу. Едва жилистый ловкий Каркас, спрыгнувший в нее первым, изготовился принять на руки бесценный груз — предводительницу, припавшую к белой болонке и маленькому сундучку великолепной работы, как из трюма через пролом, образовавшийся в часы героического штурма звездохода от падения многофунтового ядра, высунулись две дюжины усатых крысиных носов. Никто не успел глазом моргнуть, как бурые когорты хлынули из чрева прóклятого судна и обрушились через борт в шлюпку.

Крысы сыпались вниз таким широким фронтом, что многие не попадали в шлюпку, а бултыхались в воду, тотчас находя спасение на обломках второй лодки, плавающих вокруг. Над лагуной все еще слышалась отдаленная канонада, будто кто-то откашливался в перистые занавески облаков, но теперь она звучала в контрапункте с ураганной дробью легионов крысиных лапок, шелестом хвостов, раздирающим слух писком, с ревом несчастного Каркаса, покрытого богатой живой шубой, гневным визгом болонки.

Крысиные орды извергались из трюма одну, самое большее — две минуты. Последняя крыса, видимо, окончательно потерявшая зрение в черноте трюма, с разбега залетела в опрокинутое ведро, которое с грохотом покатилось по палубе и, повинуясь легкой бортовой качке, крутясь волчком, устремилось к трапу, ведущему в нижние помещения корабля. На ступеньках трапа ведро и крыса покинули друг друга и порознь пропали за дверью камбуза.

К чести пиратов надо сказать, что они спустились с грот-мачты и поспешили к своей госпоже, оцепеневшей над бортом с поднятой для шага ногой, почти так же быстро, как две минуты назад забрались туда, оставив Иду под защитой отважной болонки. Теперь собачка находилась в глубоком обмороке.

Крысы, переполнившие шлюпку, едва не потопили ее, а Каркас, резко оборвав свой надсадный крик, широко улыбнулся, сел за весла и принялся грести к берегу. Со стороны шлюпка напоминала плывущего медведя, так густо она была покрыта грызунами. Никто не отважился вернуть безумного. Шлюпка удалялась под эскортом плывущих своим ходом зверьков. Наконец флагман и вся эскадра благополучно достигли отмели, но уже трудно было разглядеть, что с ними стало дальше.

Происшествие исчерпало себя, и Клэр могла вслед за болонкой рухнуть в обморок на руки Педро, имевшего на все случаи жизни поговорку: «Хватит, братцы, не по мне быть затычкою в стене», но оставшегося при том услужливым и ласковым хлопцем.

На палубу брякнулся маленький сундучок, выпавший из Идочкиных ослабевших рук; и не сказать ли теперь, какое имущество столь ревностно ценилось зарянами, что только сама атаманша и не иначе как в глубоком беспамятстве выпустила из рук. О, там хранилась горькая реликвия! — бренные останки подпоручика конно-артиллерийского полка — золоченый эполет и пара прекрасных перламутровых пуговиц. Все это предназначалось для торжественного погребения на суше, в красном коралловом песке.