Книга Слепой. Первое дело Слепого. Проект "Ванга" - Андрей Воронин

– Гадость какая, – с отвращением произнесла Ирина. – И как только тебе такое в голову могло прийти? Он просто не мог заставить Нину так страдать! Она же чуть с ума не сошла!

– Да, действительно, – с глубокомысленным видом согласился Сиверов. – Ну, раз так, значит, она все знала с самого начала, и слезы, которыми она промочила тебе всю одежду, были крокодиловы. Знаешь, что это такое? У крокодила слюнки текут, а нам кажется, что он плачет. Это доказано наукой, можешь проверить.

– Ты что, нарочно пытаешься меня разозлить? – возмутилась Быстрицкая.

– Ни боже мой, – запротестовал Сиверов. – Злиться не надо. Это просто версия, и притом куда более правдоподобная, чем история с воскресением из мертвых. Я прямо тут, не сходя с места, могу предложить еще десяток не менее правдоподобных версий. И чтобы выяснить, что же все-таки произошло с вашим Максом Соколовским на самом деле, их придется проверить все до единой. На это могут уйти годы, а я не располагаю таким количеством свободного времени. И потом, это работа милиции. А наша милиция, да будет тебе известно, больше всего на свете не любит две вещи: работать и когда кто-то пытается работать вместо нее. Она тогда обижается и делается способной на очень нехорошие поступки. Так что ну ее к лешему, пускай сама разбирается со своей работой…

– Ты сам сказал, что милиции это не по зубам, – возразила Ирина.

– Сказал, – кивнул Глеб. – Но это было в самом начале. А теперь открылись новые обстоятельства, и мне начинает казаться, что это дело не по зубам не только милиции, но и мне, и вообще кому угодно. Тут поработали умные, опытные, очень осторожные, я бы даже сказал, творческие люди. Все улики уничтожены, концов не найти, у Соколовского полная амнезия, ухватиться не за что. Разве только этот его закрытый счет… Кстати, а ты откуда знаешь, что деньги с него были сняты именно после исчезновения Соколовского, а не до?

– Из газеты, – сказала Ирина.

– Об этом уже написали в газетах? – изумился Сиверов.

– Не делай голубые глаза, секретный агент, – устало произнесла она. – Ты сам оставил эту газету на диване перед телевизором, так что прокол налицо.

– Увы, – сказал Глеб, который нарочно подбросил жене газету со статьей Сотникова, чтобы она призадумалась и перестала наконец донимать его восторженными похвалами Грабовскому. Но прокол действительно был налицо: Сиверов не предполагал, что спровоцированные им размышления заведут Ирину так далеко и, главное, в таком верном направлении. – Но читать газеты – не преступление. А статья доказывает только то, что у этого Сотникова неплохая голова и превосходная сеть информаторов.

Он действительно так думал, и мнение это возникло у него сразу же после беглого прочтения статьи. Еще ему в тот момент подумалось, что Сотникова и Соколовского почти наверняка связывали дружеские отношения. Он проверил это, встретившись с господином главным редактором, и убедился, что не ошибся: они вместе учились на журфаке и дружили еще с тех полузабытых золотых времен. Именно Сотников рассказал Глебу то, что так и осталось не выясненным в начале расследования по делу об исчезновении Соколовского: в последние полгода Максим проводил собственное расследование, и касалось оно участившихся случаев полной амнезии. После того как сам Соколовский пополнил эту печальную статистику, Сотников рассказал об этом в милиции; информацию пообещали принять к сведению, но у главного редактора сложилось впечатление, что его показания просто положили под сукно. Глеб заверил его, что так оно и есть, и просил больше никому об этом не рассказывать. Голова у Сотникова действительно варила неплохо: он обещал молчать, сопроводив это обещание долгим заинтересованным взглядом. Сиверов не любил сотрудничать с журналистами, особенно с хорошими: они слишком быстро соображали, слишком много понимали, о многом догадывались и имели цели, прямо противоположные целям Глеба, то есть стремились как можно быстрее и шире разгласить любую оказавшуюся в их распоряжении информацию, в том числе и совершенно секретную.

Но по-настоящему хорошие журналисты тем и хороши, что знают, чувствуют, когда информацию следует обнародовать, а когда ее лучше попридержать. Виктор Сотников, видимо, был очень хорошим журналистом. А вот его друг Макс Соколовский свою информацию, похоже, передержал. Он подошел слишком близко к разгадке, и эта близость оказалась для него роковой. Теперь Глебу были ясны причины его исчезновения и взрыва в его квартире: кому-то очень нужно было уничтожить собранные им материалы о людях, позабывших, кто они такие. От всей этой истории уже не просто попахивало, а буквально смердело проектом «Зомби».

Когда Глеб это осознал, план, уже какое-то время варившийся у него в голове, приобрел четкие, окончательные очертания – хоть ты набирай его на компьютере, распечатывай и неси начальству, чтобы получить витиеватую подпись и солидную круглую печать. Он сразу же попросил у Сотникова помощи, которая и была ему обещана – разумеется, в сопровождении еще одного заинтересованного, проницательного взгляда.

После этого Слепой обратился за одобрением и содействием к генералу Потапчуку. Одобрение было получено, хотя и с некоторыми оговорками: Федор Филиппович не пришел в восторг от того, что на подготовительной стадии должен был пострадать невинный зевака. Но ущерб намечался небольшой, а все остальные способы добиться желаемого результата выглядели слишком громоздкими и ненадежными, так что генерал согласился с предложением Глеба и немедленно занялся делом. Час назад он позвонил своему агенту и сообщил, что все готово и можно отправляться, а заодно назвал точный адрес. В данный момент Слепой готовился к отъезду, фактически собираясь сделать именно то, о чем просила Ирина: разобраться в причинах приключившегося с Максимом Соколовским несчастья. Информировать об этом жену он, разумеется, не стал: вряд ли сообщение о том, что он собирается в одиночку сцепиться с человеком, способным, по ее мнению, воскрешать мертвых, добавило бы Ирине душевного равновесия и комфорта.

– Все-то ты врешь, господин тайный агент, – грустно сказала Быстрицкая, баюкая книгу.

– А вот этого, – зловещим голосом кинематографического злодея произнес Глеб, – никто никогда не докажет. Ха! Ха! Ха! Поэтому, – добавил он уже другим голосом, – не забивай себе голову ерундой. Мне действительно предстоит очень скучная работа, на которой я рискую поправиться и окончательно испортить фигуру.

– Вот уж это тебе, по-моему, не грозит, – сказала Ирина с печальной улыбкой.

– Как знать, как знать. Время покажет.

Сиверов поцеловал жену, прихватил сумку и немного поспешнее, чем хотелось бы, покинул квартиру. Он не лгал: работа его ждала действительно скучная – во всяком случае, по большей части.

Глава 15

Газета, в которой уже второй год трудился в качестве корреспондента Игорь Баркан, называлась «Горожанин». Когда она впервые увидела свет, такое название показалось многим претенциозным и даже смешным, поскольку поселок Красная Горка (до переименования, состоявшегося в сорок девятом году, значившийся на всех картах как Пьяная Горка) мог считаться городом лишь с очень большой натяжкой. Но потом к названию все понемногу привыкли, и оно перестало веселить потенциальных подписчиков. Главный редактор, он же директор, он же владелец газеты, был человеком грамотным и компетентным, так что мало-помалу «Горожанин» заметно потеснил издававшуюся в поселке с незапамятных послевоенных времен районную газету «Красногорский рабочий». Статус солидного, независимого издания требовал определенных жертв – в частности, внимания, хотя бы и показного, к деятельности и высказываниям власть имущих, а также лояльности, пусть себе и кажущейся, по отношению к ним же. Времена ежедневных скандальных разоблачений прошли: власть научилась, во-первых, лучше прятать свое грязное белье, а во-вторых, окорачивать прессу так, чтобы избежать обвинений в ограничении свободы печати.