Книга Рыжая кошка - Питер Спигельман

Вернер надменно рассмеялся, за кулисами отозвалось эхо.

— Вот так, Шон, рассердись! А ты, Грег, черт тебя дери, не опускай руку. Ты держишь эту штуку, словно гребаный педик, смахивающий пыль метелкой из перьев. Ты ж, мать твою, принц, исполнитель главной роли! Вся пьеса вокруг тебя закручена!

Лицо Гамлета блестело, под мышками проступили пятна пота. Он вытер лоб и показал Вернеру средний палец. Клавдий подтянул мешковатые джинсы и засмеялся. Актеры заняли свои места, чтобы сыграть сцену снова. Вернер вышел на авансцену и вгляделся в темноту. Сомневаюсь, что он смог разглядеть меня в густой тени, но какой-то актерский радар в нем остро чувствовал присутствие зрителя. Я сидел тихо, Вернер снова повернулся к актерам. Репетиция продолжалась.

Почти все утро я провел в Бруклине — снова навестил соседа Холли, Хорхе Арруа. Потом вернулся домой, перечитывал заметки, сопоставлял даты. Несколько раз в течение дня звонил Майку Метцу, и каждый раз мне сообщали, что он все еще в Седьмом участке со Стефани.

Закончив с датами, я начал охотиться — в Сети и по телефону — на Джина Вернера. Я помнил его рассказ о грядущих постановках и нашел ссылку на один из этих проектов, интерпретацию «Гамлета» в стиле хип-хоп, на сайте театра «Словечко». Согласно информации на сайте, премьера должна была состояться через месяц. Я позвонил по указанному номеру и узнал, что репетиции проходят по вечерам в подвальном помещении на Тринадцатой Западной улице.

Неприятный смех Вернера прокатился над рядами сложенных кресел.

— Грег, какое слово в ремарке «меняются рапирами» тебе непонятно? Это означает, что Шон берет твою рапиру, а ты — его, а потом вы снова начинаете биться. Смотри.

Кончиком своей рапиры Вернер подцепил под гарду рапиру Гамлета и подхватил ее с нарочитой легкостью. Поймал в воздухе и подал — эфесом вперед — Гамлету. Тот, поколебавшись, взял. Вернер поднял свое оружие и, не успел Гамлет сделать то же самое, крикнул: «Ан гард!» Он отбил клинок Гамлета, подступил ближе и прижал гарду рапиры Гамлета своей. Схватил актера за грудки и ухмыльнулся, глядя на него сверху вниз. А потом поставил кроссовку позади пятки актера и толкнул. Гамлет с грохотом упал, и Вернер засмеялся.

На видео у Холли он не смеялся, да и вид у него был куда более помятый. Эта запись не имела названия, ее не отредактировали. Съемка велась в квартире Холли одной-единственной скрытой камерой, и нечаянной звездой на этот раз стал Вернер. Небритый, с засаленными волосами, в глазах — страх и гнев. Холли, в основном невидимая, предстала во всем своем инквизиторском блеске. В голосе звучали нотки вкрадчивости, сочувствия, обольстительности и терпения.

— Я рассердила тебя, да? — спросила Холли. — Тебе казалось, я лгу тебе.

— А что еще мне должно было казаться? Господи, Холли, я любил тебя. Как ты могла так поступить со мной?

— Это не твое дело, Джин.

— Как это не мое? Мы же с тобой были вместе, а ты трахалась со всякими типами, которых даже не знала. Ты снимала порнуху. А теперь говоришь, это не мое дело?

— Это был мой проект. Моя работа. Она касалась меня одной.

Вернер покачал головой:

— Тебя одной… И ты удивляешься, что я сержусь. Это, черт побери, невероятно.

— Гнев меня удивляет меньше, чем воровство, — произнесла Холли.

На лице Вернера заиграла наивная улыбка.

— О чем это ты? — Он попытался сыграть недоумение и возмущение, но ни то ни другое не сработало.

Холли казалась беззаботной, почти веселой.

— Да брось, дорогой, мы слишком давно знаем друг друга. Нам ли в игры играть?

— Как выяснилось, я ни черта о тебе не знал, — буркнул Вернер.

— Ты меня знал, — отозвалась Холли. — И теперь знаешь. — Голос Холли казался ленивым и вкрадчивым, и Вернер отреагировал на него, как собака на свист, — весь напрягся и словно устремился к ней.

— Мне казалось, что знаю, — проговорил он.

— Дело было просто в деньгах, дорогой, или в чем-то ином? Скажи, что дело было не только в деньгах.

Он надул губы.

— Я, Холли, сердился. Сердце мое было разбито.

Лязг клинков и грохот еще одного падения вернули меня в театр, к событиям на сцене. Лаэрт потирал запястье, Гамлет отряхивался, Клавдий хохотал.

— Да провались ты, — сказал Гамлет. — Чтоб я за какой-то занюханный разовый ангажемент тут для кого ни попадя боксерскую грушу изображал? Не дождетесь.

Вернер снова засмеялся и провел рукой по блестящим волосам.

— Выбирать тебе, Греджерс. Через час у меня тут соберется десяток парней для прослушивания на твою роль. Не лентяи и не неженки в отличие от некоторых. Уж они-то с радостью станут учиться сценическому бою. Впрочем, решай сам. Так что — ты остаешься или уходишь? — Вернер скрестил руки на груди и улыбнулся, глядя на Гамлета сверху вниз.

Греджерс смерил его ненавидящим взглядом.

— Да пошел ты, — пробормотал он, однако поднял рапиру и приготовился повторять сцену.

За следующий час они неоднократно проиграли бой из пятого действия — без энтузиазма или заметного улучшения техники. Только Вернер, кажется, получал удовольствие от процесса, предоставлявшего ему массу возможностей ругать и мучить коллег. Когда голоса актеров затихли и где-то открылась и закрылась тяжелая дверь, я глубоко вздохнул и встал.

Собиравший рапиры Вернер услышал мои шаги. Он прикрыл глаза от огней рампы и посмотрел в проход. Узнав меня, отступил.

— Что ты здесь делаешь? — В голосе я не услышал никакого высокомерия.

— Пришел повидать тебя. — Сердце колотилось, и я несколько раз вздохнул, стараясь успокоиться.

— Официально театр закрыт.

— Меня никто не остановил.

— Да? Знаешь, вообще-то я спешу, а надо еще прибраться.

Я поднялся на сцену. Вернер сделал еще шаг назад.

— Это ненадолго.

— Что ненадолго? — Он сжал губы и выпятил челюсть.

— Я пришел поговорить, Джин. О видеозаписи.

— Мы уже говорили о записях Холли, и я рассказал все, что знал. Мне нечего добавить. Я даже думать об этой мерзости не хочу.

— Я говорю не о порнофильмах.

Вернер сглотнул и пожал плечами. Словно невзначай подошел к столику и положил все рапиры, кроме своей.

— Тогда о чем ты, черт подери, говоришь?

— Брось, Джин, мы же взрослые люди, верно? Давай не будем ходить вокруг да около.

Вернер выдавил улыбку. Пригладил блестящие волосы и дернул себя за хвост. Потом взмахнул клинком, выписывая в воздухе размытые, гудящие арки, и вытянул руку, указывая рапирой на меня. По ходу дела с клинка слетел пластмассовый наконечник, и обнаженное, злое острие замерло на уровне моего глаза. Вернер улыбнулся шире и хмыкнул. Опустил рапиру.