Книга Чужая земля - Игорь Пресняков

…Мохнатая лошадка Еремеича сноровисто семенила между деревьев, то поднимаясь вверх по склонам сопок, то спускаясь вниз, находя дорогу по, наверное, ей одной известным приметам. Путешественники выстроились в цепочку и старались не упустить из виду широкую спину вожатого.

Георгий поглядывал по сторонам и удивленно крутил головой.

– Вот так дичь! Видал я разные места, но уж эти! – придерживая коня, бросил он через плечо Рябинину. – Лес не лес, равнина не равнина, горы не горы…

– Всего помаленьку, – согласился Андрей.

Он поравнялся со Старицким и поехал рядом.

– Вижу, нравится тебе Даурский край! – рассмеялся Рябинин.

– Да-а, чего-чего, а первозданной красоты у этих мест не отнять, – хмыкнул Георгий. – Чем тут народ-то живет?

– В Хараноре, где вы сошли с поезда, – горным делом; уголь добывают прямо из земли…

– Открытым способом?

– …Казаки разводят скот, пробавляются старательством – вот как наш Еремеич. Баржи по Ингоде и Шилке сплавляют… Ну, а в основном каштанничеством промышляют.

– Чем-чем? – не понял Старицкий.

– Контрабандой.

– А ты, значит, их ловил?

– Всякое бывало… Люди тут – под стать местам: отчаянные, потомки каторжан… Лет около семидесяти назад появилась мысль выстроить по Амуру и Уссури цепь станиц для регулярного сообщения между Иркутском и побережьем Тихого океана. Для станиц были нужны засельщики, а таковых в Восточной Сибири не имелось. Тогда губернатор граф Муравьев возвратил отбывшим срок каторжанам и солдатам штрафных батальонов гражданские права и обратил в казаков Забайкальского войска.

– А потомки, выходит, Советской власти служат?

– Неохотно. Многие с окончанием гражданской войны ушли за кордон. Остальные приглядываются. Тут, в Дальней России, жизнь идет по своим законам, медленно, по старинке, не то что в Центральной…

* * *

Путь к заимке Еремеича продолжался двое суток. Последние верст тридцать ехали тропой по высокому берегу Аргуни. Старицкий мрачно смотрел вниз на бурную реку, в который раз спрашивая себя о том, как же Мишка собирается ее переплыть.

Заимка – крохотная низенькая изба – стояла в широкой лесистой расселине, саженях в двухстах от Аргуни. Крутой берег здесь становился более отлогим, позволяя спуститься к реке.

Разместив гостей, Еремеич повел их на берег.

– Лодку мы с Никитушкой перетащили поближе к воде, – пояснил хозяин. – Во-он за тем камнем она, в ямке под лапником схоронена. Завтра поутру с богом и переправитесь. Там, на китайской стороне, вас человек с лошадьми поджидает.

– А кто проводник? – спросил Старицкий.

– Сань Ли, китаец.

– Санька Пропащая Душа, – с улыбкой добавил Рябинин. – Проводник верный, с ним я ходил за кордон десятки раз.

– За переход и лошадей ему уплачено сполна, – подхватил Еремеич, обращаясь к Старицкому.

– А пограничники? – нахмурился Георгий.

– Дня тому как четыре проходил разъезд, – ответил хозяин. – Раньше, чем к концу недели вряд ли появятся.

– Участки погранзастав здесь довольно обширные, – кивнул Андрей. – Вдоль КВЖД – по пятидесяти верст для каждой заставы, а по Аргуни – много больше. Некоторые места вообще не прикрыты.

– А если на китайскую стражу наткнемся?

– Санька с ними договорится. Он ведь не просто так ханшину[20]через кордон таскает – рука руку, как известно, моет…

– Ну, тебе видней, – вздохнул Старицкий.

– Позвольте, господа, – подал голос Аркадий. – Мне интересно знать, как же мы будем переправляться через этот каньон? Течение очень быстрое, да и где пристать на том берегу, я не вижу.

Еремеич придирчиво оглядел хрупкого юношу.

– Этой переправой, однако, еще отец мой ходил, – заверил он. – Поглядеть – так и впрямь страшно, а все ж хитрость есть. На стремнине следует ставить нос по течению; как снесет вас на версту вниз – там приметный плоский камень имеется, перед ним течение слабеет, у него и пристанете. От камня вверх тропка вьется… Да Андрей Николаич знает.

– Мы уж тут все сто раз обмозговали, – вставил Никита.

– Ладно, идемте в избу, перекусим, – подытожил Старицкий.

* * *

Гости по-армейски сноровисто соорудили ужин и уселись во дворе за грубым, почерневшим от времени столом.

После скудной походной пищи горячая наваристая похлебка казалась истинно царским угощением. Старицкий и Рябинин принялись рассказывать забавные гастрономические истории. Еремеич с Никитой поддакивали и посмеивались, усердно налегая на еду; Аркадий отрешенно сидел на дальнем углу стола и внимательно наблюдал за товарищами.

Старицкий насытился, выпил кружку чая и наконец обратил внимание на Ристальникова:

– А ты что, милостивый государь, пригорюнился? К ужину даже не притронулся… Постишься, что ли?

Аркадий посмотрел в веселые глаза атамана и отвернулся. «Да ну вас, тоже мне разрезвились, – обиженно подумал он. – Не хватало еще песни затянуть!»

– Может, мил-человек, что не так? – участливо поинтересовался у Ристальникова Еремеич. – Возьми, да и скажи прямо, а я поправлю.

– Да не трогай ты его, – с сытой усталостью отмахнулся Старицкий. – Он уж который день капризничает… Оставь!

«Действительно, кому до меня есть дело?» – саркастически спросил себя Аркадий и отправился прогуляться на берег.

* * *

Он услышал за спиной еле различимый шорох и насторожился.

– Это я, Никита, – раздался из-за деревьев знакомый голос.

– Тебе чего? – нетерпеливо бросил Ристальников.

Никита приблизился, сел рядом на удобный плоский валун.

– Рекой любуешься? – глядя на ослепительно-красную в лучах заката Аргунь, спросил он.

– Чем тут любоваться? – дернул плечом Аркадий. – Стемнело уже почти…

– Места здесь хорошие, – мечтательно сказал Никита. – Рыбалка знатная… А дальше, по Амуру, говорят, и вовсе места диковинные – даже виноград водится. И тигра ходит!

– Кто? – нахмурился Ристальников.

– Ну тигра, зверь такой – тебе ли не знать?

– Ах да, я что-то слышал, – покивал Аркадий. – Так это дальше, в Уссурийском крае…

Никита украдкой покосился на приятеля и легонько тронул за локоть:

– Ты чего насупился-то, а? Молчишь который день, будто сыч; к ужину не притронулся… Не захворал часом?

– Тошно мне, Никита, – нехотя ответил Аркадий и швырнул в воду камешек. – Навалилась откуда-то тоска – хоть ложись, да и помирай.