Книга Сонька Золотая Ручка. История любви и предательств королевы воров - Виктор Мережко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тот в нерешительности помолчал, вдруг встал, исчез в коридоре и вскоре вернулся с заспанным, ничего не соображающим штабс-капитаном.
Сонька тут же бросилась к нему.
— Папочка, родной! Как вы здесь? За что вас?
Тот сразу же включился в игру.
— Не ведаю, доченька! Измордовали душу, истерзали сердце.
— Так ведь я деньги привезла, папа!
— Куда? — не понял тот.
— Вот они, двадцать две тысячи триста рублей. В магазин вернулась, а тебя уже взяли! Нянечка с ребенком где?
— Отпустили. Над мальцом сжалились. А меня держат. Сплю на холодном полу, доченька. В Сибирь обещают сослать!
Девушка снова повернулась к полицейскому:
— Как тебя зовут, милый?
— Никак. Младший полицейский чин Иван Пантелеев.
— Деревенский, что ли?
— Деревенский, — заулыбался тот. — А что, заметно?
— Заметно. Слушай, Ваня, — Сонька сняла с шеи дорогой кулон. — Деньги передашь начальству, а это тебе. За добрую душу.
— Ты чего это? — шарахнулся тот. — Не положены нам подарки! За это тоже под суд!
— Бери, — девушка силой сунула ему кулон, — он принесет счастье! — И проникновенно попросила: — Отпусти отца хотя бы на одну ночь домой. И вправду, спит ведь на холодном полу.
— Не положено.
— Прошу тебя… Мы утром вернемся, все начальству объясним. А сейчас отпусти. Деньги только спрячь подальше.
— Так ведь больно огромадные деньги. Боязливо оставлять!
— А ты вот сюда спрячь, в стол. — Сонька показала, куда надо спрятать. — Окромя нас с тобой никто не знает. Спрячь! А кулон никому не показывай, отнимут.
— Непременно отнимут, — согласился Иван и сунул кулон под сорочку. — Народ здесь такой. Полиция.
Сонька подтолкнула штабс-капитана к выходу:
— Пошли, папочка. Все ведь заждались.
— Утречком, пораньше, прошу непременно явиться! — крикнул им вслед полицейский.
— Непременно явимся!
Быстрым шагом Сонька и штабс-капитан покинули участок, нырнули в экипаж — и он тут же сорвался с места. Шило весело хлестал лошадей, прячась от колючего дождя под плотный брезентовый плащ.
* * *
Экипаж лихо мчался сквозь дождь по плохо освещенным улицам. Штабс-капитан никак не мог поверить в свое освобождение, смотрел на спасительницу расширенными глазами, бормотал:
— Как же тебе удалось, дочка? Чего вытворила-то?
Она смеялась:
— Сам не видал, что ли?
— Видать-то видал, а все одно глазам своим не верю.
Сонька достала из сумки пачку денег, протянула Горелову.
— Это тебе за работу.
Он повертел деньги в руках.
— А куда ж я с ними?
— Свет большой, найдешь применение.
Штабс-капитан печально молчал, нерешительно произнес:
— Слушай, дочка… А если я теперь буду с тобой?
Она рассмеялась:
— Нет, ты ведь пьяница.
— А я не буду больше пить. Клянусь. Даю офицерское слово.
— Не верю. Пьяницы легко слово дают, легко его и забирают.
Он взял ее за руку:
— Не гони, доченька. Буду служить верой и правдой, как отец родной, — он заглянул ей в глаза. — Ты ведь мне доченька?
Она улыбнулась.
— Ладно, оставайся. А там поглядим.
Горелов наклонился, благодарно поцеловал ей руку:
— Не пожалеешь, дочка.
* * *
Тем временем младший полицейский чин Иван Пантелеев какое-то время неподвижно сидел за столом, потом нерешительно достал спрятанный кулон и принялся его рассматривать при свете лампы. Затем запер входную дверь, выдвинул ящик стола, достал увесистые пачки денег, аккуратно развернул их и принялся пересчитывать купюры. И после нескольких первых банкнот парень вдруг обнаружил белые листы бумаги. Вначале он не поверил своим глазам, лихорадочно принялся просматривать вторую пачку, третью, но и там лежали белые листочки вместо денег. Он вскочил из-за стола, ринулся на улицу, но там не было ни души. Только темнота и мелкий колючий дождь.
* * *
Сонька и штабс-капитан сидели в вагоне, оборудованном под уютную ресторацию на колесах, пили чай и вели негромкую беседу. От быстрой езда вагон довольно ощутимо покачивало, стаканы с остатками чая позвякивали на столике, на плотных занавесках мелькали тени.
Горелов был одет в светлый, ладно сидящий на нем костюм, и вид у него был элегантный, благородный. На Соньке, напротив, было темно-красное платье, которое выгодно оттеняли богатые украшения, к коим у Соньки было особое расположение.
— А за что тебя разжаловали? — взглянула девушка на штабс-капитана.
— За драку. Дал в морду генералу.
— Генералу?
— Был у нас такой генерал Дормидонтов. Знаешь, чего он делал? Мы ведь лазили по горам за этими чеченами, грязные все, как черти, в пыли, измотанные, а он вдруг приезжает — чистенький такой, отглаженный, непременно благоухающий французским парфюмом. Проходит вдоль строя, выбирает, смотрит в глаза, затем плюет на сапог.
— Зачем?
— Сапог в его представлении должен всегда блестеть. И ежели слюна скатывается на сапоге в серые комочки — он сразу в морду. Без раздумий. Вот я ему и ответил.
Сонька рассмеялась.
— Хорошо ответил?
— Так и рухнул оземь, — тоже улыбнулся Горелов. — С тех пор я стал мечтать об генеральском мундире.
— Хочется плюнуть на чужой сапог?
— Хочется, дочка. Только вот вряд ли получится. Мундир-то ворованный. Да и надевать его сейчас совсем не безопасно.
Оба посмеялись.
— Жена правда ушла?
— Жена ушла, дети устыдились. А чего им с таким делать? Я ведь сразу после изгнания отчаянно пить начал. Без армии я не человек. Писал многократно прошения о восстановлении, даже на имя государя писули отправлял — без толку. Видать, дружки Дормидонтова засели на всех этажах, отказные под копирку так и строчили.
Штабс-капитан отхлебнул чаю, помолчал, улыбнулся:
— Зато теперь я в полном ажуре. Не пью, еду по железке первым классом, да еще дочку обнаружил. И не какую-нибудь, а Соньку Золотую Ручку.
Он растроганно взял руку Соньки, приник к ней губами.
В вагон вошел рослый плечистый детина, московский вор Ванька Лошадь, прошествовал к их столику и склонился к Соньке.
— По вагонам идет шмон, — сообщил он негромко. — Похоже, ищут тебя, Сонька.