Книга Праздник покойной души - Валентина Андреева

– Нет, Славка, ты не наш сын, – вздохнула Наташка.

– Да знаю! Вам меня в роддоме подменили, как Лешку. Тот всю сознательную жизнь в приемышах ходит. Когда в магазин за хлебом бежать не надо. В общем, Влад Снежков зарегистрирован в городе Орехово-Зуево по адресу…

– Все-таки ты очень похож на свою родную маму, – пробормотала растерянная Наташка. – И как же тебе удалось…

– Это не мне, это вам удалось. Помните симпатичную девочку, с которой вы заговорили в фойе?

Я хотела сказать, что помним, но меня никто не услышал. За меня ответила Наташка. Правда, несколько не так, как мне хотелось:

– Девочку помним, ничего симпатичного не помним.

– Как говорится, на вкус и цвет… – пожал плечами сын. – Когда «Мустанг» вышел к телефону, влетела она и с порога накинулась на охранника: «Почему здесь посторонние?!» Тот оскорбился и заявил, что я друг Влада и собираюсь к нему ехать, а сейчас жду возвращения «Мустанга», которого отозвали к телефону.

– Скажешь Владу, что две очень загримированные дамы в париках ищут Дашковскую. – Она тоже немного приоткрыла дверь и указала на вас. – Будешь проходить мимо, постарайся получше запомнить. Опишешь Владу их личности.

– Уже запомнил… – заявил я. – На всю жизнь, как родных.

– И скажи ему, за место пусть не волнуется, может пока не высовываться из своего Орехова…

– С Зуевым, – услужливо подсказал я.

– Ну да. Ашоту Владиленовичу сказали, что Влад болен. Пусть хоть изредка позванивает…

– Она ушла, но тут же, почти бегом, вернулась и протянула мне книгу, которая якобы пришла на имя Влада – он по Интернету заказывал. На бланке заказа, в книге, паспортные данные Влада и его точный адрес… Ма! Ты на ней сидишь!

А мне было уже все равно, на чем сидеть. Поэтому и прошептала, что с места не сдвинусь. Так надежнее – не пропадет. Закончилось действие анальгетика, и горло драло со страшной силой. Опять начался озноб, к тому же разболелась голова.

– Кажется, у твоей матери кончилась батарейка «Энерджайзер», – изрекла подруга. – То-то, я смотрю, она притихла и не реагирует на то, что я жую конфеты из ее сумки. Ну книгу-то, я думаю, общими усилиями до порога мы дотащим, но вот приложение… Ир, тебе совсем плохо? Или ты еще способна себя жалеть?

Я слабо отмахнулась, что всерьез озаботило Наташку.

– Славка, она уже не способна на жалость к себе. Мы ее доконали! Отцу, Ленуське и Лешке – ни слова. В эту ночь нас вместе никуда не ездило! Молчишь за взятку – можешь завтра занятия прогулять. Сделаю справку от зубного.

– Мне к третьей паре, высплюсь… И зачем мать на себя этот безумный наряд напялила? Вот в спину и надуло. А честно говоря, я ее такой красивой давно не видел. Может, ей дома не переодеваться? Пусть папик завтра полюбуется.

– Мы же договорились! И потом, до вашего папика она так хорошо не сохранится. Ему же после ночи снова «к станку»… Раньше шести вечера не ждите. Все-таки хирург – дурацкая профессия. Что? Уже приехали? Тогда сейчас сразу к вам. Помогу уложить твою мамочку и убрать следы разгульной ночи. Ир? Ты меня слышишь? Впрочем, не важно. Платье я пока заберу к себе – померить хочется. О! Родные не облупившиеся стены! Так! Слава, я вытаскиваю твою мать, а ты не забудь прихватить книгу.

Момент кризисного перелома в течение своей болезни я успешно проспала. Встала с ощущением прямого курса на поправку. Даже попробовала спеть, но уже после первых хриплых звуков у самой от страха волосы встали дыбом. «Рано! – мелькнула в голове умная мысль. Поздно!» – мелькнула вторая такая же, когда заглянула в большую комнату. Славка мирно проспал третью пару. Будить не стала. Позже проснется – позже расстроится. Позже запросит есть.

У входной двери все в том же порядке, вернее, беспорядке, валялись учебники и конспекты сына. Аккуратно сгребла их в кучу, но поднимать не стала, чтобы не обвинял потом в пропаже ценной информации.

Просмотрев сведения о неотвеченных вызовах, заварила кофе и принялась по порядку радовать Димку, Аленку и Наталью почти полной готовностью к ведению здорового образа жизни. В ближайшее время – у кухонной плиты. Не очень возрадовалась только Наталья, заявив, что мое черное платье сделало свое черное дело. Примерив его, она ощутила себя так, как будто в нем и родилась, зато сейчас у нее активный насморк, собирается с работы домой. Жаль, что Борис вынужден задержаться до вторника. К тому моменту она уже наверняка поправится и не сможет встретить его в состоянии героини, жертвующей собой ради хлебосольной встречи любимого.

За окном медленно, как бы нехотя, опять падали снежинки. В который раз за последнее время радуют глаз! Ветра не было, и на запланированную встречу с землей они летели неестественно ровно. Лохматость некоторых увеличивала их до размера рублевой монеты. Равнодушный термометр показывал два градуса мороза. Декабрь, называется…

Не в силах оторваться от завораживающего зрелища, прилипла носом к стеклу и ощутила неприятную холодность. Ассоциировав ее с могильным холодом, вздрогнула, шмыгнула носом и немного отодвинулась.

Крупногабаритный «монетный» снегопад усиливался, прямо на глазах превращаясь в разматывающийся безразмерный рулон белой ткани. Кстати, о монетах…

Я прошлепала в коридор, вытащила из сумочки брелок с ключами, чуть быстрее наведалась за лупой. А все потому, что споткнулась о самолично сформированную кучку из Славкиной институтской макулатуры и часть пути преодолела буквально на лету. Затем, уже не обращая никакого внимания на метеорологические условия за окном, уселась на кухне перед остывающей чашкой кофе изучать монету, искусственно превращенную в брелок.

Она не изменилась – все тот же десятирублевик в основательно потертом виде с датой выпуска 1755 года. Без лупы и не определишь. На оборотной стороне монеты пять картушей с гербами, расположенные крестообразно. В середине центральный герб, российский государственный. Остальные четыре герба тоже были явно российскими, но какими-то странными. В углах креста еле заметные цифры даты.

Результат тщательного осмотра вылился в поток жутких оскорблений, которыми я наградила себя за бестолковость. Мой личный словарный запас их ограничен, поэтому пришлось импровизировать и повторяться. Обозвав себя, не помню уже в какой раз, кретинской дурой и махровым валенком, я вынуждена была остановиться. На кухне появился заспанный сын и внес свою лепту:

– Ма! В твоей голове День открытых дверей? Не могла пораньше разбудить? И странный, однако, у тебя метод побудки! Сидит, поливает себя! Может, помощь нужна?

– Сама справлюсь, – буркнула я. – Не помнишь, как проверяется золото на подлинность?

– Свой собственный Клондайк застолбила? А это все, что намыла? – Славка подхватил освобожденную от ключей монету и с интересом ее осмотрел. – У нас соляная кислота есть?

– У нас, как в Греции, все есть!

– А азотная?

– Нету! Зачем тебе вся эта кислятина?