Книга Волшебство для короля - Дэниел Худ

— Похоже, что ты просто спишь, а не молишься, — заметила неотвязная баба.

— Молиться можно по-разному, — отозвался Лайам, не открывая глаз.

— Ага, чтобы не платить за ночлег.

Лайам понял, что покоя ему не будет, вздохнул и развязал кошелек. Хранительница хмыкнула, взяла серебряную монету и проворно заковыляла к пологу, заменявшему дверь.

— Постереги пока храм, паломничек! Я — в винную лавку и мигом назад.

Лайам проводил ее взглядом и решил воспользоваться своим одиночеством, чтобы переодеться. Повелитель бурь видывал всякое, он не должен обидеться на то, что в его святилище кто-то меняет штаны. Лишь бы калека не помешала.

Калека не помешала, ее не было около четверти часа, а когда она притащилась с двумя объемистыми кувшинами, Лайам уже дремал.

Впрочем, заснуть как следует ему так и не удалось. Он то проваливался в сон, то вновь просыпался. Хранительница не трогала морячка, втихомолку потягивая винцо. Миряне в святилище больше не заходили, однако сон почему-то не шел. «Ну и ладно, а то ты еще расхрапишься!»

И потом, не спишь, значит, и не проспишь. Лайам твердо решил отправиться в путь спозаранку. Часа в два ночи, не позже. Тогда до священной долины он доберется к шести и без помех обследует подступы к святилищу, где назначены встречи. Лайам клевал носом, встряхивался и снова клевал, слушая колокольный бой. Десять… одиннадцать… вот уже и двенадцать… Пройдет какое-то время, он сбудет с рук Панацею и наконец-то свободно вздохнет. Он сможет расправить плечи, высоко вскинуть голову… «Нет, лучше, пожалуй, ее опустить. И желательно, на подушку…»

Пробило два. Лайам встряхнулся и встал. Хранительница вяло помахала рукой. Он тоже махнул ей рукой и вышел из храма. Холодный ночной воздух хорошо освежал, но еще больше его взбодрило соображение, что так или иначе, но завтра к полудню все это закончится. Лайам повеселел, призвал к себе Фануила и, ориентируясь по звездам, побрел в юго-западном направлении — к прибрежной дороге.

На южной окраине Беллоу-сити тесно стоящих зданий не наблюдалось, особняки-одиночки сиротливо жались к рыночным площадям и сортировочным плацам, где собирались обозы и нагружались телеги, которым предстояло везти товары в верхний Торквей. Сейчас, в третьем часу ночи, здесь должна была царить тишина, нарушаемая лишь редкими возчиками, решившими подоспеть к первой загрузке.

Тишина и вправду стояла отменная, но… Лайам не верил глазам. Море мелькающих, переливающихся, дрожащих огней предстало его взору. Люди с фонарями, факелами, свечами, подобно призракам, молча брели сквозь ночные пространства, подбиваясь друг к другу, образуя тонкие ручейки, безмолвно вливающиеся в широкий поток, смещавшийся к юго-западным горным отрогам. Озадаченный Лайам не находил зрелищу объяснения. «Куда это они все собрались?»

Впереди, посреди просторного плаца, пылал одинокий костер — яркий оранжево-алый всплеск, раздвигающий мрак. Вокруг него, склонив головы, застыли людские фигуры — в капюшонах и одинаковых поясах. Возле них, прямо на холодных камнях, лежали мешки, одеяла. Паломники! Они явно здесь ночевали, чтобы оказаться поближе к месту, с которого начинается Молитвенный тракт.

«В Рентриллиан! Они все направляются в Рентриллиан!» Лайам нахмурился, сверля фанатиков яростным взглядом. Те как раз затянули что-то очень уж заунывное. А люди все шли и шли. На юго-запад — к прибрежной дороге. Шли целыми семьями, неся самых маленьких детей на руках. Сонные малыши вряд ли понимали, что происходит, однако никто из них не пищал, не скулил. Молодые поддерживали пожилых, какой-то мужчина тащил на закорках совсем дряхлого старика, очевидно собственного папашу. Все это походило на исход беженцев из города, отданного на растерзание жестоким врагам.

«Они идут молиться за своего короля. И это пока ведь лишь самые рьяные патриоты!» А ближе к рассвету число паломников возрастет — часам к десяти долина Рентриллиан переполнится до отказа. Лайам попробовал хотя бы приблизительно подсчитать, сколько же там соберется народу, но вскоре сдался. «Достаточно, чтобы заполнить все храмы!» Сыщется ли в таких условиях хоть где-то местечко для встречи с глазу на глаз?

«Не где-то, а в святилище Ночи, — напомнил себе Лайам. — Туда, может быть, никто и не сунется». Богиня Ночи не пользовалась в Таралоне любовью. У нее не имелось даже служителей, и все культовые отправления великодушно свершались жрецами иных богов. «Будем надеяться, что в эту ночь люди не воспылают к ней страстью!»

В любом случае что-то менять было уже поздновато. Поэтому Лайам встряхнулся и побрел за колеблющейся цепочкой огней, приноровляясь к шагам молчаливых паломников.

Прибрежная дорога, вынырнув из Беллоу-сити, тут же попала во власть ветра и волн. Холодные соленые брызги летели в лицо, камни под ногами сделались скользкими, ветер трепал красные языки факелов и задувал свечи. Однако колонна медленно, но настойчиво двигалась вдоль подошвы отрога.

«Мастер, внимание, впереди миротворцы!»

Они прятались от непогоды за гранитным утесом — там, где дорога отворачивала от моря. Лайам подался в середину толпы. Пульс его участился, под ложечкой засосало, однако все обошлось. Караульным было несладко, они жались друг к другу и не очень внимательно оглядывали проходящих. Так что группа паломников, с которой шагал Лайам, без какой-либо заминки свернула на Молитвенный тракт.

Тот уходил круто вверх, цепочка огней, постепенно редея, тянулась к самому небу. У Лайама быстро заныли икры, не прошло и десятка минут, как на обочинах тракта стали встречаться люди, присевшие отдохнуть. В основном это были старики и старухи. Их позы говорили о жуткой усталости, но во взглядах читалась решимость.

Паломники помоложе тоже делали остановки. Чтобы перекусить или попросту постоять, глазея на необычное зрелище. Реки вверх не текут, но людской поток попирал все законы природы.

Паломники подходили к раскиданным вдоль дороги лоткам, покупали еду, амулеты, свечи и благовония, крутили колеса фортуны. Торговля шла бойко, однако никто из лоточников не горланил, расхваливая свой товар. Цены назывались шепотом и были очень приемлемыми, за гроши тут не бились. В этой особой атмосфере торжественности и устремленности к общей цели Лайам чувствовал себя немного чужим, отверженным, и в то же время он ощущал свое превосходство.

Ведь все эти люди идут лишь затем, чтобы помолиться о здравии короля, он же несет с собой снадобье, способное поставить его на ноги. Пока они будут расшибать в поклонах богам свои лбы, он вступит в смертельную схватку с изменником, задумавшим погубить Никанора. «И никто об этом не знает! Такое тут никому и в голову не придет!»

Лайам расправил плечи, презрительно косясь на паломников. Справа брела плохо одетая женщина с изможденным лицом, она несла на руках спящего малыша. Устыдившись своих мыслей, Лайам опустил голову и ускорил шаг. Женщина пропала из виду.

На половине пути к перевалу он тоже остановился, чтобы купить черствый заплесневелый хлебец, затем снова присоединился к процессии. Вокруг все молчали — то ли сберегая дыхание, то ли опасаясь нарушить торжественную тишину. Ноги болели, намятые туфлями, не предназначенными для долгой ходьбы. Лайам шагал и шагал, сунув руки в карманы.