Книга Я - убийца - Фридрих Незнанский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Юрий снова пролистал последние страницы.
«У меня cнова спайки. Новая оперция ничего не даст. Я так утомила Игоряшу, что он буквально спит на ходу. Но что же я могу поделать? Как хочется ананасов. Да где их в нашем забытом богом городишке найдешь? Игоряше скоро семнадцать, а я ничего не могу ему подарить. Хотя… Есть хороший кусок батиста. Я могу вышить платок. Пусть помнит только маму. Пусть больше ничего не связывает его с этим домом, где, сейчас в это трудно поверить, мы все были очень-очень счастливы. Пожалуй, вышью. Я вышью ему золотую рыбку…»
Что не должен помнить Игнатьев-младший? Кого? Всеволода? Отца?
По трансляции объявили прибытие на Казанский вокзал. Адвокат вышел на перрон и поспешил к платной стоянке, где накануне оставил машину. Вырулил на площадь и помчался домой. Его встретил запах давно не проветриваемого помещения. Юрий открыл окна, впустив внутрь шум улицы. Посмотрел на диван. Надо бы убраться. Но предварительно позвонить Антоненко. Следователя дома не оказалось. Откуда Гордееву было знать, что именно в этот момент пригородная электричка подвозила того к столице. Подвозила после беседы с генерал-майором медслужбы.
Гордеев решил не терять времени даром. Нагнулся и вымел веником из-под дивана ажурные женские трусики. Сначала не понял чьи, потом вспомнил жену Локтева, брезгливо взял их двумя пальцами и вынес к мусоропроводу. Как назло, у мусоропровода встретилась соседка. Ее языка побаивался не только весь подъезд, весь дом трепетал. Она понимающе посмотрела на адвоката и вздохнула не менее красноречиво.
– Дура, – буркнул Гордеев и тут же спохватился: – Какая же дура у нас власть. А ведь раньше как было?
– Как? – изумилась соседка: Гордеев никогда с ней сам не заговаривал.
– Разве женщины раньше носили такое? Разве разбрасывали свои вещи по незнакомым мужчинам? Вот вы, например, никогда.
– Никогда, – согласилась машинально соседка.
– А цены?
– И не говорите…
– Ну я пошел. Дела, знаете…
И Гордеев покинул лестничную площадку, оставив сплетницу в полном расстройстве, ведь он включил самую любимую тему.
Телефон Антоненко по-прежнему молчал. Гордеев пошел на кухню искать соду. Этот чертов лейтенант-участковый, с его окрошкой и государственной водкой вперемешку, заставил желудок судорожно сворачиваться и разворачиваться каждые полчаса.
Когда-то Гордеев подрабатывал репетиторством. Со времен репетиторства у него осталась раскладная доска и пачка цветных мелков. Подготавливаясь к встрече с другом, он решил упорядочить мысли и попробовать изобразить все известное на сегодняшний день следствию. На доске появились квадраты и кружки, имена и даты.
Зазвонил телефон.
– Боря, дуй ко мне срочно! – выпалил он в трубку.
– Значит, и у тебя его еще нет? – прозвучал в ухо голос Зойки.
– Нет, – обреченно вздохнул Гордеев. – А что, он обещал на дачу приехать?
Трубка откликнулась короткими гудками.
Вот почему Гордеев до сих пор один. Вот почему Гордеев может блистать эрудицией в компаниях, но стоит женщине два раза кряду пригласить его на танец, и больше в этом доме вы его не увидите. Бывают исключения, но тогда он заранее осведомляется у хозяев, будет ли «эта». Гордеев считал в глубине души, что будет отвергнут, что недостоин и чер-те чего еще считал, но еще раньше сам поставил себе диагноз: больше всего он боялся показаться кому-то смешным. Брак – слишком совершенное, по его представлениям, состояние для несовершенного человека, к каковым Юрий себя причислял, а потому все попытки Антоненко и кого бы то ни было хотя бы наметить будущий союз разбивались о мягкие скалы его внутренней трусости.
И снова зазвонил телефон. На сей раз он поднял трубку в ожидании, что на том конце откликнутся. Трубку положили. Значит, это Антоненко. У них давно была договоренность на звонки без жетонов и карточек. Был звонок, значит, друг едет.
Антоненко прибыл через двадцать минут сосредоточенный и очень невеселый. Взглянул на доску с цветными квадратиками и вписал от себя несколько цифр и имен. Он также соедил несколько квадратов линиями с обоюдоострыми стрелками, а еще над несколькими поставил жирный знак вопроса.
Отошел и полюбовался на свое творение.
– Ну как? Сечешь, куда дело двигается? – спросил он адвоката. – Знаешь, я действительно в один момент подумал, а не бросить ли все это к чертовой матери и не махнуть с тобой на Селигер, но после сегодняшнего посещения генерала от медицины пересмотрел свои позиции. Бой до конца, до кровавых соплей.
Высказав незамысловатую точку зрения, он, на правах лучшего друга, сходил в прихожую и вернулся с бутылкой водки. При виде напитка Гордееву стало дурно.
– Что, тамошние менты «Рязанкой» побаловали? – cпросил он, видя кислую рожу друга. – Это бывает. Он там тебя за баб не агитировал?
– Нет, – перевел дыхание адвокат. – Только мы с тобой завтра должны попасть на квартиру к Игнатьеву.
– Она ж опечатана…
– Как опечатал, так и распечатаешь… И все. Ни слова о деле.
Самое трудное для русских мужиков, когда сидят втроем и третий собеседник – водка, не говорить о работе. Они дружно накачались, так как и у Гордеева в холодильнике стоял початый «Кристалл».
Утром совсем не разговаривали. Поехали прямо домой к Игнатьеву. Дверь открыла бабуля – божий одуванчик. Прошли к опечатанной двери. Антоненко тут же громко объяснил старухе, что они имеют право на вторичное вскрытие комнаты.
– Я думала, вы интеллигентный человек, а вы кричите мне в самое ухо, словно мы на площади. Нехорошо, молодой человек, в наше время дамам так не кричали. Это считалось неприличным. По крайней мере, здоровались.
– Так вы не глухая! – продолжал по инерции кричать ей в ухо Антоненко.
– Не глухая. И с головой у меня все в порядке. Я уже видела вас однажды. Вы – следователь, кажется…
Они открыли дверь и пригласили соседку войти.
– Мы ничего не собираемся изымать, но на всякий случай вы наша понятая, – придупредил ее Антоненко.
Адвокат медленно по периметру обошел комнату. Машинка «Келлер». Не новая, но с оверлоком. Стопка французских журналов, среди которых попадались и конца девятнадцатого века. На стене картонка с пейзажем – акварель с гуашью. На картинке речка, луг, у кромки леса сарай. На небе свинцовые облака, прорезанные причудливой молнией. Крыша сарая пылает. На переднем плане белет что-то скомканное, не то газета, не то детская панамка. Скорее второе.
Наконец он нашел, что искал, – платок с вышитой золотой рыбкой.
Незаметно для старухи спрятал находку в карман.
– Все. Спасибо. Извините за беспокойство.
– Молодой человек, я не дура, вы взяли с тумбочки платок. Хотите отнести Игорьку в тюрьму? – спросила старуха.